Остров на краю света - Страница 14

Жожо ждал, ухмыляясь.

– Ну, что скажете?

Старого моряка, видно, очень веселило, что Ален прислушивается к мнению женщины.

– Попробуем, – настаивала я. – Мы ничего не теряем.

Но Ален все колебался.

– Она права, – нетерпеливо сказал Гилен. – Чего вы? Вдруг одряхлели или что? У Мадо больше запала, чем у всех вас!

– Ладно, – наконец согласился Ален. – Попытка не пытка.

Флинн взглянул на меня.

– Кажется, вы обзавелись поклонником.

Он ухмыльнулся и легко спрыгнул на мокрый песок.

Уже почти свечерело, и прилив прошел три четверти до высшей точки, когда мы наконец признали свое поражение, а Жожо к тому времени вздул цену еще на тысячу франков. Мы замерзли, не чувствовали рук и ног, совершенно вымотались. Флинн держался уже не как на увеселительной прогулке, а меня чуть не раздавило между «Элеонорой» и скалой, пока мы силились развернуть лодку. Неожиданная приливная волна, нос лодки резко вильнул в сторону вместе с ветром – и корпус «Элеоноры» больно до тошноты въехал мне в плечо, отшвырнул в сторону и хлестнул по лицу черным флагом воды. Я ощутила спиной скалу и на протяжении панической секунды была уверена, что сейчас меня придавит или еще похуже. От страха – и от облегчения, когда оказалось, что я чудом осталась невредима, – я разозлилась. Я повернулась к Флинну, который стоял как раз позади меня.

– Вы должны были держать нос! Какого черта?!

Флинн бросил концы, которыми мы крепили лодку.

В гаснущем свете лицо его казалось расплывчатым пятном. Он полуотвернулся от меня, и я услышала, как он ругается – удивительно умело для иностранца.

Послышался длительный визг – это корпус «Элеоноры» в очередной раз переместился на камнях, потом накренился и уселся на прежнее место. Уссинцы на молу издевательски закричали «ура!».

Ален злобно крикнул Жожо через водное пространство:

– Ладно, твоя взяла. Давай сюда «Мари-Жозеф».

Я поглядела на него, и он покачал головой.

– Без толку. У нас ничего не выйдет. Пора кончать.

Жожо ухмыльнулся. Все это время он глазел на нас, безостановочно курил свои окурки, зажигая один от другого, и молчал. Я, сердитая, начала пробираться к берегу. Остальные последовали за мной, с трудом продвигаясь в мокрой одежде. Флинн шел ближе всех – голова опущена, руки спрятаны под мышками.

– У нас почти получилось, – сказала я. – Могло получиться. Если б только мы удержали этот чертов нос…

Флинн пробормотал что-то невнятное.

– Чего-чего?

Он вздохнул.

– Когда закончите меня ругать, пожалуйста, приведите тягач. Он понадобится на «Иммортелях».

– Я думаю, что прямо сейчас мы точно никуда не поедем.

От разочарования у меня в голосе появилась резкость; Ален, заслышав это, на мгновение поднял голову, потом отвел взгляд. Кучка зевак-уссинцев разразилась издевательскими аплодисментами. Саланцы были мрачны. Аристид, наблюдавший с мола, неодобрительно поглядел на меня. Ксавье, который во все время нашей спасательной операции стоял рядом с дедом, неловко улыбнулся мне поверх проволочной оправы очков.

– Надеюсь, ты считаешь, что с пользой провела время, – сказал Аристид.

– У нас могло получиться, – тихо ответила я.

– Пока ты тут доказывала, что не хуже всех остальных, Геноле лишался лодки.

– Я хотя бы попыталась, – ответила я. – Если бы нас было хоть на одного человека больше, мы могли бы ее спасти.

Старик пожал плечами.

– Чего это мы будем помогать Геноле?

Тяжело опираясь на палку, он пошел обратно по молу, а Ксавье молча последовал за ним.

Понадобилось еще два часа, чтобы вытащить «Элеонору» на берег, и еще полчаса у нас ушло, чтобы поднять ее с мокрого песка и погрузить на прицеп. К этому времени прилив уже достиг высшей точки, и спускалась ночь. Жожо курил свои бычки и жевал высыпавшийся из них табак, время от времени сплевывая табачную жвачку на песок меж ногами. По настоянию Алена я наблюдала небыстрый процесс спасения лодки с безопасной точки, выше линии прилива, и ждала, пока в ушибленной руке восстановится чувствительность.

Наконец работа была сделана, и все присели отдохнуть. Флинн сел на сухой песок, прислонившись спиной к колесу тягача. Капуцина и Ален закурили «житан». С этого конца острова хорошо виден был материк, залитый оранжевым светом. Время от времени начинал мигать выговаривая несложное послание, balise – предупреждающий бакен. Холодное небо было фиолетовое, с млечным оттенком по краям, и меж облаков как раз начали показываться звезды. Ветер с моря словно ножом резал тело через мокрую одежду, и меня била дрожь. У Флинна кровоточили руки. Даже при тусклом свете я видела места, где мокрые веревки врезались ему в ладони. Мне стало немножко стыдно, что я на него накричала.

Подошел Гилен и встал рядом. Я слышала, как он дышит рядом с моей шеей.

– Вы как? Вас очень здорово лодкой треснуло.

– Все в порядке.

– Вам холодно. Вы дрожите. Давайте я вам принесу…

– Не надо. Все в порядке.

Наверно, я зря на него огрызнулась. Он хотел мне помочь. Но у него в голосе было что-то такое… ужаснувшая меня снисходительность. Мне показалось, что Флинн в тени колеса тихо засмеялся.

Я была так уверена, что Жан Большой в конце концов объявится. Теперь, когда прошло уже столько времени, я наконец задумалась, почему он не пришел. Он же не мог не знать про «Элеонору». Я вытерла глаза, меня одолело уныние.

Гилен все смотрел на меня поверх сигареты. В полутьме его люминесцентная футболка зловеще светилась.

– Вы уверены, что с вами все в порядке?

Я мрачно улыбнулась.

– Простите. Мы должны были спасти «Элеонору». Если б только было побольше народу. – Я потерла руку об руку, чтоб согреться. – Я думаю, Ксавье помог бы нам, если бы Аристида тут не было. Заметно было, что ему хотелось помочь.

Гилен вздохнул.

– Мы с Ксавье всегда нормально ладили, – сказал он. – Он, конечно, Бастонне. Но тогда это как-то не имело значения. А теперь Аристид не спускает с него глаз, и…

– Ужасный старик. Что с ним такое?

– Я думаю, он боится, – ответил Гилен. – У него никого больше нет, кроме Ксавье. Аристид хочет, чтобы Ксавье остался на острове и женился на Мерседес Просаж.

– Мерседес? Она хорошенькая.

– Да, ничего.

Было темно, но голос Гилена прозвучал так, что я была уверена – он покраснел.

Мы наблюдали, как темнеет небо. Гилен докурил свою сигарету, пока Ален и Матиа осматривали «Элеонору», определяя размеры ущерба. Он превзошел наши худшие предположения. У «Элеоноры», как у всех устричных лодок, был небольшой киль, ведь она предназначалась для устричных отмелей, а не для ловли на глубине. Камни полностью сорвали с лодки дно. Руль разлетелся на куски; красный коралл, которым отец украшал на счастье все свои лодки, еще болтался на остатках мачты; мотор исчез. Мужчины вытащили лодку на дорогу, и я вышла следом, обессиленная и больная. Выйдя на дорогу, я заметила, что старый волнолом в дальнем конце пляжа укрепили каменными блоками, и получилась широкая дамба, достигавшая Ла Жете.

– Это новое, верно? – спросила я.

Гилен кивнул.

– Это Бриман сделал. Последние года два были сильные приливы. Смывали песок. Эти камни его хоть как-то прикрывают.

– Вот что надо бы сделать в Ле Салане, – заметила я, думая про разоренный Ла Гулю.

Жожо ухмыльнулся.

– Пойди поговори с Бриманом. Он точно знает, что делать.

– Как будто его кто спрашивает, – пробормотал Гилен.

– Вот ведь упертые, – сказал Жожо. – Скорее готовы дождаться, пока всю деревню смоет, чем заплатить за работу сколько надо.

Ален взглянул на него. Ухмылка Жожо на миг разъехалась еще шире, обнажив пеньки зубов.

– Я всегда говорил твоему отцу, что ему нужна страховка, – заметил он. – Да только он меня не слушал.

Он взглянул на «Элеонору».

– А эту посудину все равно пора на слом. Заведи себе что-нибудь новое. Посовременнее.