Остров Фереор - Страница 1

Веселый, немного взволнованный и всегда, даже в дни отдыха, полный энергии, Рэне Жолио, мой друг, кинорежиссер, встретил меня на пороге веранды с распростертыми объятиями. Потом он увлек меня в приемную, открытые окна которой давали свободный доступ морскому ветерку. Здесь его жена, «кино-звезда», беседовала с двумя незнакомыми мне лицами, сидя за столиком, уставленным закусками.

Едва дав мне поздороваться с беспечней Люсьеной Жолио, полулежавшей на диване с гвоздикой в руках и нарумяненной, как в фильмах «Сюпербо», что придавало ее красоте почти восточный характер, он подвел меня к незнакомцам и представил:

— Мой старый друг, доктор Антуан Маркэн, прикомандированный к экспедиции Барко, готовящейся к отплытию на «Эребусе II» на завоевание южного полюса.

Я раскланялся. Жоли представил мне:

— Доктор Ганс Кобулер, почетный профессор Базельского университета, и его прелестная дочь, Фредерика-Эльза Кобулер, кандидат математических наук, которые желали познакомиться с тобой, Антуан, и, узнав, что ты будешь сегодня у нас, любезно согласились остаться позавтракать… Чем бог послал, предупреждаю.

И в виде утешительного комментария, к этому печальному предсказанию, которое жена его встретила возмущенным «О-о», Жолио кинул лукавый взгляд в направлении соседней комнаты. Столовая примыкала к террасе, господствовавшей с высоты утеса над залитым солнцем морем, пестреющими разноцветными кабинками, пляжем и крышами Вимеро; два лакея, бесшумно двигаясь, завершали нарядную обстановку.

Лишь из любезности я бросил беглый взгляд туда; все мое внимание сосредоточилось на юной кандидатке. Она вызвала во мне странное, доселе не испытанное волнение: как будто в этой высокой странной девушке с белокурыми локонами флорентийского пажа и серьезным нежным лицом с голубыми глазами, оживленными черными бровями и ресницами, я обрел вновь давнишнего друга. Она сама посматривала на меня с нескрываемым любопытством и симпатией.

С трудом вернув себе самообладание, я стал слушать ее отца, который в эту минуту обратился ко мне.

Человек этот, со светскими манерами, лысиной ученого, крупным семитским носом и седеющей бородой, устремил на меня сквозь толстые стекла круглых очков пронизывающий и неприятный взгляд зелено-малахитовых глаз.

— Дорогой коллега, — сказал он, — поскольку наша восхитительная хозяйка была так добра, что устроила это свидание, я с откровенностью пойду прямо к цели. Потому что я не только ученый, как вы: потребности современной жизни… Разрешите мне сначала задать вам один вопрос: южный полюс уже открыт несколько лет тому назад. Капитан Барко отправляется туда, чтобы официально закрепить его за вашей родиной?

Легкий немецкий акцепт и тень агрессивности, замаскированная любезностью тона, восстановили меня против швейцарского профессора. Но очарование — я сказал бы даже магнетическое действие — той, которую я в душе называл уже просто Фредерикой, смягчило сухость моего ответа:

— Совсем нет, господин профессор, наша миссия совершенно не официального характера; цели ее исключительно научные: мы будем исследовать высшие воздушные сферы Антарктиды[1].

— Вот видите, отец, — произнесла юная кандидатка с безукоризненным французским выговором. Контральтовые ноты ее голоса заставили меня вздрогнуть.

Не обращая внимания на дочь, профессор возразил:

— Поздравляю вас, дорогой коллега. Будь я лет на десять моложе и если бы штат «Эребуса II» не был заполнен, я бы с удовольствием присоединился к экспедиции.

— Ах, доктор, — пылко вмешался режиссер, — он разливал портвейн и слышал лишь конец фразы, — вы совсем, как я. Если бы нашлось какое-нибудь дело, я с удовольствием предложил бы капитану Барко свои услуги. Антарктида! Какие восхитительные фильмы накрутил бы z там! И с нами поехала бы даже наша милая звезда, которая зябка, как уж, — добавил он, посмотрев на жену. — Но у Барко все давным-давно полно, не правда ли, Антуан? И если бы не твой друг Жан-Поль Ривье…

Он не кончил фразы и с двумысленной улыбкой поднес стакан ко рту.

— Господин Жолио ошибается относительно, намерений моего отца, — вставила девушка с кротостью. — Мой отец не стремится присоединиться к экспедиции.

— Я хотел бы только одного: познакомиться с меценатом, имя которого было только что произнесено, — заявил Кобулер откровенно. — Я хотел бы предложить ему одно дело, и раз вы его друг, мой дорогой коллега…

— Мы с ним гимназические товарищи, — признался я. — Ему я обязан зачислением в штат «Эребуса II». И не без труда… Капитан Барко…

— Скажи, пожалуйста, Антуан, — перебил Жолио, — раз отъезд из Марселя назначен на послезавтра, тебе будет не легко представить доктора Кобулера Жану-Полю Ривье?

— Ах, вы уезжаете послезавтра? — спросил швейцарец, пристально глядя на меня. — Но, полагаю, вы будете завтра в Париже?

Мое сердце затрепетало в надежде увидеть там вместе с отцом и Фредерику.

— Да, я с сегодняшнего вечера пробуду в Париже двадцать четыре часа.

— Ну так мы приедем в Париж завтра в одиннадцать часов утра. Как вам кажется, не примет ли господин Ривье приглашения позавтракать в «Кларидже»? И если бы вы нам устроили как бы случайную встречу в кафэ[2]…

— Пожалуй, это возможно. Лишь бы он оказался в Париже, — добавил я.

В эту минуту электрический звонок зажужжал в углу веранды.

— Разрешите, — сказал Жолио, вскочив из-за стола. — Нет, это не телефон, это звонок радио — нового, гениального изобретения. Этот призыв означает, что передает башня…. Двенадцать двадцать? Это анормально. Что случилось?

Он сел за столик, заставленный сложными аппаратами, и стал передвигать рычажки. Зажглись лампочки. Надев на уши приемник, он, скосив глаза, посматривал на нас удивленно,

— O-o-о! Подумайте! — прошептал он среди всеобщего напряженного внимания. Потом бросил нам — Сенсационные новости! Хотите послушать?

Затрещал коммутатор, и из громкоговорителя зазвучал, с половины фразы, голос:

«…пустошения в Северной Атлантике. Семь отчаянных призывов только что услышаны нашими береговыми постами в последние полчаса. Предшествуемый валом огромной глубины, циклон приближается со скоростью более ста километров в час. «Лютеция», принадлежащая компании «Гунар», с частыми резкими перерывами сигнализирует, что вдали показался водяной смерч и пары, доносятся страшные взрывы, повидимому, подводных вулканов… До свиданья господа, до свиданья! В 14 часов новая передача с дополнительными подробностями… Повторяю для тех, кто еще не слышал. Алло, алло, передает Эйфелева башня. Неожиданный циклон опустошает Северную Атлантику. Семь отчаянных призывов…»

Жолио дал голосу договорить до конца. Охваченный волнением, я смотрел на Фредерику Кобулер. Она сидела на диване, выпрямившись; глаза ее, выражавшие болезненную тревогу, были обращены на меня. «Звезда» устремила взоры в пространство и совершенно равнодушно нюхала свою пурпуровую гвоздику. Швейцарский профессор мерно попыхивал папироской.

Голос умолк. Но коротким и внушительным «шш» Жолио прервал наши восклицания и комментарии. Он орудовал со своими аппаратами. И громкоговоритель начал снова. Но теперь это были непонятные для профанов резкие модуляции аппарата Морзе. С карандашом в руках режиссер записывал в блокнот.

— Еще призыв. С норвежского транспорта[3] «Осло», — объявил он наконец.

Потом по другой волне звук, подобный детскому рожку, прогнусавил:

— Еще одна потеря. Морской пароход «Св. Анна» из Пэмполя…[4].

Потребовалась вся настойчивость его жены, чтобы оторвать «беспроволочника» от его страсти и напомнить ему о требованиях гостеприимства:

— В сущности, конечно, мы это скоро узнаем из передачи Эйфелевой башни…