Остров безветрия - Страница 7

— К вечеру доложить о выполнении приказа, — сказал он и пошёл вдоль строя дальше.

Однако через час майор призадумался.

Сначала он вспомнил, как всё детство мечтал о говорящем попугае. Потом поду мал, что ведь и в самом деле в письмо попугая не вложишь да и в посылке его не пошлёшь.

«Отдать в Подшефную школу, пусть пионеры с ним развлекаются, — решил майор — а пока пусть поживёт в казарме. В конце концов, в уставе внутренней службы о попугаях ни слова не говорится».

Николай Найдёнов сидел в казарме грустный. Рядом по подоконнику расхаживал ни о чём не догадывающийся Орлик. Время от времени Орлик вскидывал голову, оглядывал собравшихся солдат и весело вскрикивал голосом Андрея Степановича:

— Николай, вставай, школу проспишь!

И тут же отвечал голосом бабушки Анюты:

— Не трожь ребёночка, пусть по дремлет.

А потом голосом восьмилетнего Коли выговаривал:

— Пятью пять — двадцать пять, пятью пять — двадцать пять.

— Такую умную птицу нельзя губить, — сказал сержант. Ему оставалось отслужить последнюю неделю. — Надо командира просить.

Но командир роты уже сам стоял у дверей казармы. «Вот и цирк развели», — была его первая, сердитая мысль. Но её перебила мысль другая: «Ребята молодые, а радость — любому человеку нужна».

— Рядовой Найдёнов, — повернулся он к Николаю. — Птицу вашу разрешаю временно оставить в казарме, до нового приказания.

Так Орлик начал воинскую службу вместе с Николаем.

Встреча

(Или то, что было давно)

В полк, где служил Николай, приехал генерал, командир дивизии.

В казармах уже с утра солдаты наводили особенный блеск: в который раз намывали полы, выравнивали койки. Попугая реши ли убрать подальше от генеральских глаз. Клетку с ним поставили в шкаф, где хранилось имущество для учебных занятий.

Когда увидели, что генерал в окружении старших офицеров из штаба направляется к казарме, майор выстроил роту, и едва генерал перешагнул верхнюю ступеньку лестницы, звучно скомандовал:

— Равняйсь! Смирно! Равнение на лево!

И чётким шагом пошёл рапортовать генералу.

Николай, как и все молодые солдаты, первый раз видел боевого командира и смотрел на него во все глаза. Седой генерал принял рапорт и громко поздоровался:

— Здравствуйте, товарищи солдаты!

Вся рота дружно, в один голос ответила:

— Здравия желаем, товарищ генерал майор!

— Вольно! — кивнул генерал.

— Вольно! — скомандовал командир роты.

И тут внезапно в тишине раздался громкий крик Орлика:

— Койки катать! На молитву становиться!

У командира роты даже ноги подогнулись от неожиданного позора. Все старшие офицеры смотрели на майора с суровым недоумением: что за хулиган спрятался в роте, и выкрикивает несуразные глупости.

А попугай продолжал издеваться:

— Товарищ командир, разрешите доложить, ваше приказание выполнено!

А потом молодым голосом партизанского командира выкрикнул:

— Здравствуйте, товарищи партизаны!

Многие заметили, что голос хулигана был похож на голос генерала, и решились посмотреть в лицо командиру дивизии.

Генерал улыбался. Он оглядывал коридор, в котором выстроились солдаты, неожиданно спросил:

— Чей попугай, товарищи солдаты?

Командир роты хотел объяснить, что это он виноват, что это он позволил молодому солдату временно подержать редкую птицу в казарме.

Но генерал остановил его:

— Подождите, майор.

Николай Найдёнов с виноватым лицом шагнул из строя.

— Коля? — неуверенно спросил генерал. — Найдёнов?

Тут уж командир роты и вовсе растерялся. Откуда генералу известно имя солдата?

— Так точно, товарищ генерал, — отрапортовал Николай.

— А Орлика куда засунули?

— Он в шкафу, товарищ генерал.

— Мы с этой птицей в одном партизанском отряде были, а также и с солдатом Найдёновым, — объяснил генерал. Правда, солдат меня не помнит, а попугай — не забыл.

Тут все сразу заулыбались.

— Попугай, можно сказать, геройский партизанский отряд спас.

Коля Найдёнов лишь сейчас понял, что за генерал командует их дивизией. Ведь когда они виделись в последний раз, Коле было всего года четыре.

Генерал приказал отпустить солдат, а с Николаем и попугаем Орликом уединился поговорить о жизни.

Все ходили на цыпочках мимо комнаты, где за дверью беседовали старые боевые друзья.

— Дед и бабушка Анюта живы? Здоровы?

— Так точно, живы-здоровы.

— Пишешь им часто?

— Так точно, часто.

— Да ты мне, как человеку, отвечай. Перед тобой сейчас сидит не генерал, а старый знакомый. Понял?

— Так точно, товарищ генерал, понял.

Генерал махнул рукой на Колины «так точно» и спросил:

— Родителей своих не нашёл?

— А зачем их искать, товарищ генерал? — Николай спросил это удивлён но, впервые не по уставу. — Они ведь меня не ищут, значит, погибли.

— Да может, и ищут, только ты не догадываешься. Фамилия у тебя какая?

— Найдёнов.

— А у родителей твоих?

Николай посмотрел на генерала растерянно. О прежней своей фамилии он как-то не задумывался.

— Как же ты можешь о родителях судить, если даже их фамилии не знаешь. Бабушка и деду тебя люди очень хорошие, ты им опорой должен стать. Но может, и отцу с матерью тоже твоя помощь пригодится? А если погибли они, так память о них надо сберечь. О каждом человеке на земле должна сохраниться память.

Простился генерал с Николаем и скоро уехал из полка. А попугаю с этого дня была обеспечена постоянная и спокойная жизнь в роте.

Правда, спокойная жизнь длилась не долго. О том, что в воинской части появилась удивительная птица, узнали школьники. И Николай с попугаем по выходным стал часто ездить на выступления — всем хотелось послушать, как разговаривает Орлик и рассказы Николая Найдёнова о жизни в партизанском отряде.

Разговоры в музее

В первый день знакомства в музейной комнате у Матвея Петровича Максим прочитал только предисловие к книге Нансена.

Там была подпись: «В. Ю. Визе».

Максим не знал тогда, что это был тоже известный полярник, спутник Седова, научный руководитель экспедиций Отто Юльевича Шмидта.

Пройдёт много лет, и Максим пожалеет, что не запомнил ни числа, ни месяца, когда случилось его первое знакомство со смотрителем музея. Он отмечал бы тот день как праздник, как ещё одну дату своего рождения.

Пока Максим читал предисловие, смотритель несколько раз заходил в комнатушку, усаживался, вздыхал, покашливал, снова выходил. В тот дождливый ветреный день экскурсантов было немного. Да и вообще, как Максим потом понял, в Музей Арктики заходили редкие люди. Зато уж если они заходили во второй раз, то увлекались полярной жизнью навсегда.

— Ты эту книгу бери домой, не стесняйся, — предложил Матвей Петрович, когда Максим отсидел у него часа четы ре и собрался уходить. — Только чтобы честно было — скажи точно, когда её принесёшь.

— В воскресенье через неделю, — ответил Максим.

— Буду ждать, — проговорил смотритель серьёзно. И Максим пришёл точно через неделю, ведь его впервые всерьёз ждал взрослый человек.

Потом Максим приходил в музей чаще. А летом бывал там ежедневно.

Матвей Петрович сам проводил с ним экскурсии.

— Видишь столб? — говорил он, останавливаясь у почерневшего деревянного креста. — Лет восемьсот ему, со Шпицбергена доставлен. Древний русский мореход был захоронен под ним. Теперь смотри сюда: видишь, сбоку вырезаны знаки? Их пока никто не сумел расшифровать. Я тоже пробовал… Может, ты сумеешь?

В другой раз Матвей Петрович рас сказывал о голландском мореходе Беренце. Потом — о плавании Амундсена на шхуне «Мод».

Казалось, все эти знаменитые исследователи были хорошими знакомыми смотрителя. Он осуждал их за ошибки, хвалил за находчивость и мужество.

Однажды он остановился около большой фотографии:

«1929 год, Земля Франца — Иосифа, установка советского флага».