Острое чувство субботы. Восемь историй от первого лица - Страница 10

Изменить размер шрифта:

Уже возле билетной кассы я обнаружил, что оставил в гостинице сумку с книгой и сменой белья. Но паспорт, бумажник и телефон были здесь, в пиджаке.

В привокзальном буфете мне продали сто грамм тёплой водки и стакан томатного сока. Потом ещё сто грамм.

С левой стороны вокзала открывался пустырь, примыкающий к железнодорожному тупику. Там я нашёл бетонный пенёк, присел и закурил.

Для полноты картины оставалось только позвонить Федюше. Телефон у меня почти разрядился, но я не собирался долго говорить.

— Хэллоу! — сказал мне третий заместитель председателя политсовета «Единственно Правильной Отчизны». — Есть новости?

— Новость одна. Я отказываюсь от заказа.

— А что? Какие-то затруднения?

— Ну, можно сказать, стилистические.

— Чего-о?? — Слышимость была неважная. — Политические?

— Хорошо, пусть будут политические.

Он молчал, наверно, с полминуты.

— Может, тебе моя партия не нравится?

Я честно удивился:

— А что там может нравиться?

— Ты это брось! Совсем страх потерял? Давай лучше вступай к нам.

— Зачем?

— …А потом вместе выйдем, через год-два. Когда уже не надо будет.

На этих словах мой телефон выдохся, и партийный вопрос так и остался нерешённым. Всю обратную дорогу в людном плацкартном вагоне я проспал, как новорождённый.

Не помню точно, кто это сказал: времени всегда тратится ровно столько, сколько у тебя его есть. Раньше мне это казалось шуткой, теперь перестало казаться. Особенно когда счёт пошёл на недели и дни. Можно пытаться растягивать время, выворачивать наизнанку или сжимать, чтобы сэкономить. Можно его конвертировать в какую угодно валюту или просто разменивать на фантики неземной красоты. Но всё равно — потратишь без остатка. Никаких заначек или резервов, ни для кого.

Вечером 21 августа меня занесло в торговый центр «Капитан» — я туда хожу оплачивать коммунальные услуги через терминал, а потом иногда поднимаюсь на третий этаж в магазин «Видео-Шторм».

Мне вдруг сильно захотелось накупить сразу много фильмов — только не новые, а те, которые давным-давно видел, и заново их посмотреть.

В этом «Шторме» среди полок, уходящих за горизонт, меня так укачало, что я в итоге набрал невыносимо пёструю пачку: «Нежную кожу» Трюффо, «Связь» братьев Вачовски, «Ганнибал» Ридли Скотта, «Охотника на оленей». Да, ещё поздний Стэнли Кубрик, Иоселиани, Гринуэй. В общем, диковатый винегрет, который правильней было бы забыть возле кассы, изобразив рассеянность, но там случился любопытный эпизод.

Улыбчивая кассирша пробила чек и поздравила меня с тем, что, сделав покупку на такую-то сумму, я получил право на бесплатную консультацию астролога, хоть сейчас! Это у них такая акция — вот талончик. А сам астролог сидит на первом этаже, рядом со свежевыжатыми соками. В другой день я бы сказал «огромное спасибо» и тут же с лёгким сердцем оставил где-нибудь этот талончик вместе с фильмами. Но 21 августа я, как полноценный обалдуй, попёрся на первый этаж к бесплатному астрологу, спрятанному за бархатной шторой, в тесной кабинке, между оранжевым прилавком с соками и кремовым бутиком дамского белья.

У меня ещё возник запасной вариант: если за шторой обнаружится пылающая очами брюнетка с массивными перстнями, я без зазрения совести отверну в оранжевую сторону и выпью грушевый.

Но в кабинке, за столиком сидел невзрачный юноша лет двадцати шести, гладко причёсанный, в сером костюмчике. Такой типичный ботаник, выражаясь школьным языком. Сидел, уткнувшись в экран ноутбука. Мой приход его не очень-то отвлёк.

Парень предложил мне стул и запросил «выходные данные»: место, год, месяц, день и час рождения — всё с дежурной вежливостью, так и не отрываясь от экранчика. Это внушало доверие. По крайней мере, он не щупал меня наглым, всезнающим взглядом доморощенного психотерапевта.

Когда компьютер выдал натальную карту (или как там у них называется эта круглая схема, перечёрканная цветными хордами и категорическими острыми углами), астролог, наконец, заговорил. Он довольно складно изложил обстоятельства моей жизни за последние лет пятнадцать, даже угадал профессию, но я его прервал. Своё-то прошлое я как-нибудь сам предскажу, память пока не отшибло.

Он спросил раздражённо:

— Вам что, лишь бы на будущее?

— Мне лишь бы настоящее. Ближайшие дни.

Парень опять уткнулся в монитор. Вся складность улетучилась. Теперь он хмыкал, как технарь, нашедший поломку, и гундел себе под нос:

— Ну, тут у вас это… Вроде бы. Ну, в том смысле, что…

Он мрачнел буквально на глазах. Я ждал.

— Ну, в том смысле… Кардинальное что-то. Возможно, с медициной. Операция, типа?

— Да, — говорю.

— А какого числа?

— Двадцать седьмого.

И вот тут он заткнулся. Просто завис у экрана с вытянутым лицом, как будто язык проглотил.

Не знаю. Может, у этих астрологов вообще не принято клиентам плохие новости сообщать. Но молчал он очень конкретно.

Я попытался его приободрить: да ладно, говорите прямо, я ведь и так всё понимаю.

Он осторожно покашлял и кое-как выдавил из себя:

— В общем, это… Не хочу вас пугать. Но лучше бы это было не двадцать седьмого. Лучше в этот день не трогать ничего. Тогда, может, обойдётся.

Как говорится, и на том спасибо.

Оставалось идти пить грушевый сок. Или томатный.

Двадцать третьего августа по-честному дозвонился до клиники, чтобы напомнить о себе: я такой-то, собираюсь на днях приехать сдаваться.

Та же самая девушка снова задумчиво поцокала по клавишам — и вдруг начала многословно извиняться: «Очень сожалеем, что причинили неудобства! По независящим причинам… Вам операцию на двадцать восьмое перенесли. Так уж получилось! Двадцать седьмого только освободится палата, и мы вас положим в стационар».

— Это безобразие, — говорю. — Я возмущён.

— Приезжайте после обеда! Не забудьте домашнюю одежду и деньги.

В тот же день я услышал по телефону от моей интернетовской Дюймовочки, что к следующей встрече она, так и быть, накрасится ради меня. Думаю, после слов: «Ну, прощайте!» — это уже явный прогресс.

Двадцать седьмого ближе к полудню я пошёл в татарский гастроном. Покупателей почти не было. У витрины с форелью во льду, шевеля губами, стояла бомжиха Надежда Викторовна и рассматривала рыбу, как музейный экспонат.

Я набрал продуктов больше обычного и, проходя мимо Надежды Викторовны, тихо сказал: «Есть важное дело». Она кивнула со значением и пошла вслед за мной.

По пути из гастронома Надежда Викторовна на всякий случай дважды заявила: «Я ведь не какая-нибудь там фитюлька!» Это я охотно подтвердил.

Когда мы пришли ко мне, я сказал Надежде Викторовне, что она остаётся здесь домохозяйничать. Вот деньги, вот еда. А сам я уеду, может быть, дня на три. Или, возможно, на долгие годы. Она вытаращила глаза, огляделась по сторонам и сказала сурово: «Тогда я буду мыть пол».

Меня положили в одну палату с человеком по фамилии Стечкин. Мы вместе выходили на крыльцо покурить, и Стечкин рассказывал, что живёт вдвоём с котом по имени Барселон. В домашних условиях, если никто не слышит, к нему ещё можно обратиться: Барсик. Но при людях, на улице — никакой фамильярности, только Барселон. Иначе кот сильно страдает неврастенией. У Стечкина правый глаз минус одиннадцать, а левый — совсем перестал видеть год назад. После долгих колебаний решено было оперировать левый. Стечкин пояснил: «Женщин давно не вижу, очень хочется посмотреть».

Он угостил меня малиной, которую, по его словам, выращивает дома на балконе, чтобы порадовать кота.

Вечером неожиданно позвонила Дюймовочка:

— Как ты, жив ещё? Я собиралась погадать на тебя, но боюсь.

— Давай я сам погадаю. Только ты меня научи.

— Ты там, наверно, не сумеешь. Надо свечи и зеркала. А окно у тебя там есть? Ты просто подойди к окну и выгляни. Что первое увидишь, то и будет. Я так в детстве гадала.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com