Останься со мной (СИ) - Страница 12

Мачеха Леру не баловала.

Мало того, что квартира, которую себе девушка снимала, была почти на окраине, так и очень маленькой, простой, темноватой. Раздеваясь в полутемной прихожей, Лассе осматривался и усмехался про себя. Из всех благ у девушки были только наряды, привезенные с собой из-за океана. Интересно, Анька знает, в каком клоповнике живет ее племянница? У Миши нигде не жмет, что его родственница влачит полунищее существование? Вроде как его племянник был не самый бедный человек в этом мире… Однако, самой Лере он ничего не сказал. Не хватало еще ее уязвить, указав, что ее дом - просто дыра, добив ее этим.

- Иди, умойся, переоденься, - скомандовал Лассе, - а я сварю кофе. Есть у тебя кофе, или ты его не пьешь? - мастерски обходя неудобный вопрос «хватает ли тебе на кофе», спросил Лассе.

Лера лишь кивнула, стаскивая с волос неуместно яркое украшение.

- Отлично, - преувеличенно бодро произнес Лассе. - Тебе надо согреться и успокоиться. Все будет хорошо!

Лера, шмыгая носом, ускользнула в темноту квартиры. Где-то там, за закрытыми дверями, раздались ее заглушенные рыдания, плеск воды. Лассе очень хотел последовать за ней, обнять ее, заставить высказать свое горе, свою обиду, но н сдержался, услышав, как хлопнула дверь - возможно, в спальню, в тайное убежище, в норку, где Лера пряталась ото всех. Кофе вскипел шапкой, мужчина убрал его с плиты, перелил в чашку, прислушался. В крохотной квартирке царила тишина, словно никого, кроме него, не было. Собственное дыхание казалось ему шумным, и он затаил его, стараясь уловить хоть звук.

- Лера?

Девушка не отозвалась.

Где-то послышалась шумная быстрая возня, словно она пряталась в постели, натягивая на голову одеяло, закрываясь подушкой, чтобы не было слышно ни вздоха, ни всхлипа, и все смолкло. Лассе остался один наедине с чашкой свежесваренного, никому не нужного кофе.

Судя по всему, Анька еще не спала. Ее контакты светились зеленым, и Лассе отфотографировал и отослал ей крохотную темную кухню квартиры, где жила Лера, большую комнату со старым диваном и допотопным телевизором.

«Здесь она живет», - лаконично пояснил он. Подумал еще и добавил рядок вопросительных знаков, как символов того множества вопросов, которые он задавал себе и которые хотел задать Аньке. Ответа от нее ждать не стал, как и Леры, которой, как он подумал, нужно время - прийти в себя, выплакаться и успокоиться.

В большой комнате он разделся, стащил шелковую рубашку, в которой было ужасно некомфортно, словно в сетях, в темноте отыскал в старом скрипучем шкафу простыни, пахнущие недорогим порошком. Ночная тишина, расцвеченная яркими огнями рекламы, была таинственной, похрустывающей свежим чужим бельем, полной какого-то предвкушения. Старый диван под его телом ворчал и скрипел, но был удобным, мягким, и Лассе, хоть и прислушивался к малейшему шороху,  выключился почти мгновенно, несмотря на то, что в сонной тишине плавал аромат свежего кофе.

Он проспал совсем немного; когда осторожная рука коснулась его, и он вздрогнул, просыпаясь, в тишине все еще плавал манящий кофейный аромат.

- Что?! - он едва не подскочил, едва соображая, где он, кто с ним. Он привстал, крепко сжимая обнимающие его бедра, и только тогда сообразил, что лицом к лицу очутился с Лерой. - Что-то случилось?! Тебе звонили? В дверь стучали?!

В полутьме было видно только как ее глаза блестят в свете огней, пробивающихся сквозь жидкий старый тюль. Спросонья Лассе и не сразу понял, что запустил руки ей под юбку и тискает ее бедра - голые, - и лишь потом сообразил, что девчонка разоделась в лучших традициях невинных и порочных Лолит. На ногах ее были надеты черные чулки, на теле - какая-то невообразимо короткая вещица, вся в рюшечках и кружавчиках, но при этом открывающая и грудь, и плечи, и руки, и спину. Лассе захотел натянуть одеяло до подбородка, уловив, как эта прелестница, оседлавшая его во сне, рассматривает его, едва уловимо касаясь его обнаженной груди, его живота своими прозрачными, словно фарфоровыми пальцами.

- Это у вас форма в универе такая, - попытался пошутить он, он голос его предательски хрипнул. Он все еще сжимал, стискивал ее бедра, белеющие под неловко задранной юбкой, поглаживал их выше резинок черных чулок, но когда Лера потянулась к нему, он отстранился - слишком поспешно, слишком резко, и тотчас же пожалел, потому что девушка тотчас же разрыдалась, содрогаясь всем телом, устыдившись своего неумелого, неловкого соблазнения.

- Я некрасивая? - ревела она, сжавшись в комочек, беззащитно  и стыдливо прикрыв грудь руками. В этот момент Лассе сам почувствовал себя несчастным, неуклюжим и неловким, и чуть не взвыл. Вынужденный обнять ее, притянуть к себе, устроив ее взлохмаченную головку на своём плече, он несколько раз горячо и неуклюже чмокнул ее в плечо, воспламеняясь от осознания того, что девушка, которую он так давно хотел, сейчас в его руках. Но касаться ее нельзя; невозможно. Обещал Аньке.

Но эта юная чертовка-искусительница словно нарочно жалась к нему, цеплялась за него тонкими пальчиками, всхлипывала и ласкалась так нежно, так истово, что у него кровь закипала в жилах, и искушение с каждой секундой овладевало его разумом все сильнее.

- Нет, нет! - возразил он со всей горячностью, убаюкивая ее и стараясь честно не обращать внимания на то, как ее ладони требовательно хватают его спину, плечи. - Что ты! Ты очень красивая! Ну, что ты! Ты очень… очень… но чтобы я тебе сказал это, не нужно было приходить. Зачем ты пришла?

Лассе снова охрип, потому что Лера, всхлипывая, вдруг высвободила из-под его ладоней свои руки, завела их назад, расстегивая на шее  застежку, и ее одежда, легкая и пышная, как крылья бабочек, упала на ее колени, обнажив ее груди, которые в ночной тишине сверкнули, словно раскаленное серебро.

- Лера! Черт!

Она снова обхватила его за шею, и Лассе почувствовал, как острые соски упираются ему в грудь, а горячие мокрые губы целуют в шею, часто и жарко. От этих поцелуев закружилась голова, возбуждение навалилось такой тяжелой душной волной, что и дышать стало нечем.

- Если я красивая, - дрожащим голосом произнесла она, - то почему ты меня не хочешь? Я что, не женщина? Меня что, только за наследство… можно за наследство хотеть?

От ее поцелуев, от близости, от жара юного тела под руками Лассе готов был воспламениться. Не хочешь!.. Да он двинуться боялся, потому что хотел ее все сильнее, от ее близости и запаха сходя с ума. Еще миг - и станет слишком очевидно, как он ее не хочет…

- Лера, ты с ума сошла, - шептал он, поддаваясь искушению и поглаживая ее обнаженную спину, ее талию, - ты правда очень красивая! Знала бы ты, как я тебя хочу… С первого взгляда, с первой секунды… Но нам с тобой нельзя, понимаешь? Нельзя.

- Почему? - искренне удивилась она, чуть отстранившись. И Лассе с изумлением обнаружил, что стирает ладонями слезы с ее щек, приглаживает ее волосы и целует ее сладкий, такой манящий ротик - жадно, торопливо, словно боясь не успеть реализовать свое желание до того, как будут сказаны строгие, запрещающие слова. И она отвечает ему на поцелуи, загораясь его страстью легко и с той же силой, с какой пылает он, прижимаясь к его вставшему члену и нетерпеливо постанывая, извиваясь в его руках всем своим соблазнительным, слишком соблазнительным телом.

- Потому что нельзя, - простонал он, сжимая ее бедра, ее мягкие ягодицы, тиская ее податливое, такое близкое и доступное, тело. - Я старше, ты - совсем юная…

Как она оказалась под ним, на узком скрипучем диване - он не помнил; его губы припадали к ее груди, словно изголодались, и девушка вздрагивала под его поцелуями, под изощренными ласками его языка, поглаживающего ее острые сосочки. А он уговаривал себя, что это всего лишь поцелуи; еще миг, еще полмига - и он оттолкнет ее, отстранится от этой прекрасной груди, выпустит ее поднятые над головой руки, прекратит ласкать обнаженную девушку так исступленно и безумно…