Остановка. Неслучившиеся истории - Страница 13

На первом курсе к ним подселяли кого-то, но коротко – миграция из комнаты в комнату происходила постоянно, первокурсники могли оказаться у ребят с других курсов, геологи у биологов, физики у филологов, и это тоже Илье не нравилось – одно дело жить, с кем сидишь в одной аудитории, слушаешь одни лекции, а другое – кому твоя специальность темный и ненужный лес.

И в прошлом учебном году он ни с кем особо не сошелся, соседи по комнате были нормальные, но дружбы и желания оставаться вместе не возникло… Был у них на курсе один парень, Юрка Престенский, тоже из небольшого, дальнего поселка. Одинокий, молчаливый, вечно в своих мыслях. Илью и тянуло к нему, как к родственной душе, что ли, и отталкивало. Вот разговорятся, сдружатся, и обоих зальет кислота депрессухи…

Вёдра до краев не добирали – изомнется, усядется; слегка больше половины – и несли к машине, ссыпáли в ящики, осторожно разравнивали ребром ладони. Пили воду, потягивались, хрустя костями, а потом снова расходились.

Илья часто поглядывал на Валю. Она работала быстро, сосредоточенно, руки мелькали над травой, сдергивая ягоды, согнутые ноги делали мелкие шажки вперед, вперед. Трудолюбивая, умелая… Хотелось заглянуть в ее мысли, узнать, о чем в это время думает. Но почему-то Илья был уверен, что ни о чем не думает, просто собирает клубнику – одну, другую, сотую, пятисотую, а в голове темным-темно.

«Нет, так не может быть». И какой-то ехидный голос нашептывал: «Может, может». «Не может, – убеждал себя. – Это всё потому, что я отвык от нее и от всех, от этой жизни. Отрываюсь, и они мне кажутся такими… – Искал слово. – Бездушными. Рабочими механизмами».

И словно подтверждая, что они, его земляки, живущие здесь, бездушные механизмы, вспоминались проведенные среди них три недели. С Валей молчаливые прогулки, которые быстро стали тяготить, общение с родителями, но скупое, по делу, ни одного вопроса от сестры, как он там, в универе, как огромный город, рядом с которым живет, какой он вообще. Торопливый прием пищи под бубнящий телевизор, «спасибо» перед тем как встать из-за стола… А так – работа, работа, работа. Короткие реплики друг другу, какие наверняка произносят какие-нибудь каменщики, формовщики, трактористы, которых ничего друг с другом не связывает, кроме этой самой работы.

Но у каменщиков, формовщиков есть выходные, отпуска, а у них… Хозяйство, которое вот оно – за порогом. Даже от несчастного огорода надолго не отвернешься – зарастет или засохнет.

Может быть, баба Оля потому и не хочет переселяться к ним насовсем, чтобы сохранить пусть обозленную, израненную, но все-таки душу… И дядь Юра горланит недеревенские песни для этого… Колька, год проведший не здесь, вернувшийся, хочет убежать…

Вот говорят же: от усталости язык не шевелится. Бывает, и мозги тоже перестают работать. У него это периодами, а если каждый день, если усталость вселилась навечно, стала привычной… И мозги просто заклинило, сохранился только набор действий, которые продолжаешь выполнять, не думая.

Илье было стыдно, но аргументов для спора с ехидным голосом он не находил. И пытался сосчитать дни до своего отъезда.

Вернулись еще засветло, но набрали прилично. Валину добычу пересыпали из ящиков в ведра, получилось почти два по двенадцать литров; Илья вызвался ей помочь, она отказалась. Мягко, но, по своему обыкновению, так, что ему сразу расхотелось. Не то чтобы расхотелось, просто он в очередной раз увидел, что помощь ей не нужна и ее, в ее же глазах, принизит, если Илья будет делать то, что она делать должна сама. Вот машины у ее семьи нет, и она поехала с Погудиными, но руки и ноги имеются – почему бы самой не отнести эти ведра… Не привыкла, что ей помогают, вот и воспринимает такие предложения как что-то чуть ли не обидное.

А буквально через пятнадцать минут вернулась:

– Вы завтра на рынок?

– Да. – Мама с Ильей еще носили клубнику в погреб.

– Можно тоже? Ведерко попробую продать.

– Какой разговор, Валюша. Только мы рано поедем. Приходи к семи.

– Спасибо, теть Марин. – И скорей пошла к калитке.

– Пока, Валь! – крикнул Илья; получилось как-то по-детски. И, кашлянув, набрав в горло солидности, сказал маме: – Я тогда тоже поеду.

Мама кивнула, как самому собой разумеющемуся.

Настя уже нарвала гороха, тонкой, но аппетитной морковки, нарезала лука, укропа, кинзы… После торопливого ужина вязали пучки, мыли пластиковые стаканы, скатёрки на прилавок. Около одиннадцати разошлись спать, и почти сразу, как показалось Илье, раздался голос папы:

– Что, брат, поднимайся. Пора. В машине додремлешь.

Ежась то ли от утреннего холода, то ли от недосыпа, умылся. Есть не хотелось. И ехать тоже. Надеялся, что Валя не придет, откажется, тогда и он…

Но Валя появилась без десяти семь. В руках ведро, обвязанное сверху белой тряпочкой. Совсем несонная, нарядная, в цветастой шерстяной кофте, сиреневых туфлях, волосы гладко зачесаны и собраны в пучок. Илья давно не видел ее такой, взбодрился, улыбнулся:

– Всю ночь собиралась?

Ожидал ее ответной улыбки, чего-нибудь вроде шутки, но Валя серьезно сказала:

– Нет.

Пока была местная дорога, потряхивание Филки воспринималось нормально – асфальт давно не подновляли, битум вымылся, изжарился солнцем, и камушки торчали из его остатков, как крошечные кочки, по которым легковушки ехали, мелко дрожа. Дрожали и старенькие «жигуленки» и «москвичи», и «вольво» с «мерседесами».

Выбрались на федералку, и сразу стало ясно, что не в одной дороге дело. Пружины подвески наверняка плохо сжимались и разжимались – ехать было попросту жестко; Филка явно заваливалась на правую сторону; когда скорость становилась больше восьмидесяти, начинала трястись, как немощная старушка, которую торопят. Что-то постукивало, царапало, хрустело…

Посмотришь телевизор, в интернет заглянешь – повсюду о станциях техобслуживания, диагностики и тому подобном. В больших городах, может, так и есть, а у них… У них в Кобальтогорске станции нет, заправка и то на грани закрытия, говорят, что горючее завозить, операторам платить дороже, чем ее содержать. Большинство заправляется в городе – там дешевле…

Если оставить машину в СТО в городе, то как добираться до поселка? Рейсовые автобусы не ходят почти по всей области. Отменили, когда Илья был маленьким. Перед каждыми выборами о них вспоминают, начинают требовать, руководство обещает, иногда даже запускает, но через пару недель маршруты вновь закрывают: автобусы пустые. Те, кто без машин – безлошадные, – просятся со знакомыми.

Илья добирается на каникулы так: поторчишь на площади перед автовокзалом, слушая призывы мужиков-водителей: «Ильинка… Подхребтинское, два места осталось… Белый Камень… Кобальт…» – и наберется три-четыре человека, едущие в их Кобальтогорск. Скидываются, и погнали…

Пейзаж на протяжении почти всего пути одинаковый. Если ехать из поселка – сначала тайга и горы, дорога петляет, то взбираясь на очередной перевал, то спускаясь в долину. А потом деревья резко кончаются, небольшая полоса полей, и дальше желтая степь с редкими, напоминающими шишки на теле, холмами.

Нет, не совсем холмами – эти были выше, и склоны у них круче, порой почти отвесные… Илье нравилось название «шихан».

С цепью гор, с увалами всё, в общем-то, ясно – в эпоху молодости планеты происходили сдвиги плит, одна наползала на другую, и получались хребты. То высокие, то нет. А вот эти одиночные… Как, от чего возникли они? За два курса Илья успел многое узнать о строении Земли, но часто не верил теориям, объяснениям, даже аксиомам.

Такие одиночные полугоры-полухолмы, считается, – остатки рифов древних морей; часто они состоят из известняка. Но у них тут не было моря, и «шиханы» имели разное строение – одни из песчаника, другие из гранита, третьи из самых настоящих булыжников, из четвертых, словно хребты динозавров, торчали огромные пластины камня-плитняка.

Воображение постоянно рисовало Илье эти шиханы как рукотворные. Как те древние люди, чьи могилы иногда находят в степи, несли, тащили, волокли в определенное место булыжники, плитняк, валуны, гранитные глыбы, нагромождали друг на друга. Постепенно камни заметались землей, зарас-тали, становились частью дикой природы. А там, под ними, лежат самые знатные вожди, самые храбрые воины, самые красивые женщины… Слишком правильные склоны были у этих полугор-полухолмов, почти на равном расстоянии друг от друга они располагались…