Особое задание. Повесть о разведчиках - Страница 14

Медленно покачивая головой, он слушал подполковника, запоминал по карте маршрут, но в мыслях он был уже далеко отсюда и жил иной, особенной, известной только разведчикам жизнью.

А Белоухов, выйдя от подполковника, почувствовал, что ему совсем не хотелось отдыхать, как посоветовал ему Ярунин. Солнце только садилось, и лучи его расцветили лес. Белоухов возбуждённо шагал по снегу. Большие мохнатые лапы елей задевали лицо. Он не замечал ни часовых, ни замаскированных штабных машин.

Вдалеке по просёлочной дороге кто-то быстро шёл. Проваливаясь в снег, Белоухов заспешил по снежной целине наперерез. Когда он, наконец, выбрался на дорогу, женщина в тёмном пальто, с мешком на спине, ушла уже далеко вперёд. Он крикнул нерешительно вдогонку ей:

— Тоня!

Она услышала, оглянулась, Белоухов побежал к ней.

— Здравствуйте, Тоня! — издали прокричал он.

Лицо её, низко по брови укутанное тёплым платком, казалось маленьким, совсем детским.

— Куда вы спешите?

— В Ржев спешу, — она улыбнулась, но оттого, что она давно была в пути и губы у неё замерзли, улыбка получилась короткой, беспомощной. — Наши городские учреждения уже готовятся вступать в Ржев, и я хочу с ними. С мужем. думаю, пустят меня. Как вы думаете?

— Я пойду, — сказала Тоня, поправив на спине мешок, — а то, боюсь, замёрзну.

Она обернулась и крикнула ему:

— А вы-то сами когда же? Прозеваете, смотрите, Ржев как раз без вас и возьмут. — И помахала ему на прощанье.

Третий час длится заседание Военного Совета соединения. Жарко натоплено в блиндаже, под низким потолком висят клубы табачного дыма.

Командующий отпил глоток остывшего крепкого чая и сказал, проведя ладонью по гладко выбритой голове:

— Слушаем вас, товарищ Ярунин.

Подполковник коротко повторил то, что было уже известно Военному Совету и над чем весь этот месяц трудились его люди. Фашисты заминировали Ржев. Они делали это. тщательно, продуманно. Мины вложены в специальные ящики, и это затрудняет обнаружение их миноискателями. Когда наши части войдут в Ржев и в освобождённый город двинутся поезда, а в городе разместятся тылы армии со своими складами, немецкая диверсионная группа приведет системы мин в действие.

Он склонился над картой, и лицо его снова попало в свет лампы; оно выглядело сосредоточенным и хмурым, над подвижными бровями сели толстые бугры. Обращаясь к Ярунину, он добавил:

— В тылу нашей армии всё должно оставаться спокойно. Нельзя допустить, чтобы здесь у нас были жертвы.

Он замолчал и карандашом отметил на карте границы наступления основных сил армии.

— Если бы нам пришлось после освобождения Ржева выводить из города войска и население, это посеяло бы панику, — добавил член Военного Совета. Командующий задумчиво смотрел в его обветренное лицо и утвердительно кивал головой.

— Пётр Ильич, — сказал он, приглашая высказаться своего заместителя по тылу.

Генерал, командующий тылом, поднялся; худощавый и очень высокий, он стоял, чуть склонив голову, держа перед собой листок со столбцами цифр.

— Одним продовольствием мы обеспечены на 70 сутодач. О боеприпасах и говорить не приходится. Всё это составляет много тонн, — излагая, он теребил длинными пальцами листок бумаги. — Весь этот огромный груз нужно перекинуть вслед за наступающими войсками. Но после снегопада дорога для машин еще не пробита. Прогноз же погоды неблагоприятный — днями ожидается оттепель. Я намереваюсь большой груз пустить потоком по железной дороге. Рассредоточить склады, взяв за основу ржевский железнодорожный узел.

— Всё ясно, — сказал командующий, тяжело кладя на стол широкую ладонь. Повернувшись всем корпусом к Ярунину, он спросил: — Что вам надо в помощь?

У Ярунина глаза полуприкрыты, лицо непроницаемо, он ответил, словно очнувшись:

— Роту сапёров, товарищ командующий.

— Это все?

— Пока да.

— Пётр Ильич, отдашь Ярунину своих сапёров. — Командующий шумно встал и крикнул адъютанта.

— Раздеваешь, — пожаловался заместитель командарма по тылу, подсаживаясь к Ярунину, — может обойдёшься двумя взводами?

Ярунин затянулся, выпустил табачный дым и покачал головой, не вынимая изо рта папиросы.

— Не скупись, Пётр Ильич.

По распоряжению командующего ввели «языка». Соблюдая инструкцию, его доставили сюда, на новый наблюдательный пункт соединения, с завязанными глазами. Сопровождавший боец сорвал с глаз пленного повязку, и тот ошеломленно попятился.

Широко расставив ноги в больших чёрных не разношенных валенках, заложив руки за спину, командующий с нескрываемым любопытством долго рассматривал пленного — огромного роста молодого фельдфебеля в неуклюжем ватном стёганом одеянии. Командующий нетерпеливо подбирал в уме нужные ему немецкие слова.

— Верно, что солдаты подписали Гитлеру присягу не сойти с места под Ржевом?

Пленный поспешно стянул с головы мешавший ему слышать ватный капюшон, вытянул вперёд шею, отчеканил гулко:

— Так точно.

— А ты приведи-ка текст присяги.

Видно было, что фельдфебеля успели уже допросить об этом в дивизии, не задумываясь, он начал:

— Я клянусь моему фюреру, что не сойду…

— Не тараторь, — оборвал его командующий и пояснил: — ты давай медленно, лянгзам.

— Я клянусь моему фюреру, что шагу не сойду с места и буду стоять насмерть на моём посту у Ржева, — старательно проскандировал пленный.

— Покладистый, — коротко рассмеялся Пётр Ильич. — Это они после Сталинграда увяли.

Всматриваясь фельдфебелю в лицо, командующий спросил с деланной наивностью:

— А зачем фюреру нужен Ржев?

Гитлеровец ответил тихо:

— Фюрер обратился по радио к солдатам у Ржева. Он сказал нам, если мы сдадим Ржев, мы откроем русским дорогу на Германию.

Хитро подмигнув присутствующим, отчего лицо его стало простым, веселым: — «Слыхали, каково им Ржев отдавать?», позабыв про гитлеровца, командующий, насвистывая, молодо зашагал по блиндажу.

Колючий ветер дует с той стороны, где мёртвая под снежным грузом река петляет и пропадает с глаз, сливаясь с белой равниной. Исчезают контуры реки, едва обозначенные торчащими из снега чёрными палками берегового ольховника. В гой стороне Волга делает крутой поворот и уходит на позиции русских войск, а здесь восточный берег реки изрыт — линия обороны немцев.

Ползи, капитан Дубяга, ползи, не отставай. Что это оба бойца разведроты обгоняют тебя? Смотри, они легли под проволоку, режут её. Ну и ловкие, ну и черти, это они для тебя открывают проход. Тихо, Жора, тихо. Замри. Фашисты накрыли нас миномётами… Сколько это длится тишина? Минуту или больше? Страшно поднять голову, выдать врагу своё присутствие. А ребята, оказывается, уже ползут дальше. Значит, обошлось.

Нижний ряд колючей проволоки перерезан. Дубяга ложится на спину, придерживает рукой в рукавице второй ряд над собой и, упираясь, что есть силы, пятками в снег, толчками проползает на спине под проволокой, переваливается на живот и опять ползёт в ложбине, которую в нетронутом рыхлом снеге прокладывает своим телом ползущий впереди разведчик.

Уже перед обоими разведчиками вырастает снежный вал, они притаились, выслеживая немецкого часового. Дубяга подползает к ним. «Курить хочется, мочи нет», — показывает ему жестом разведчик. «Отчаянные ребята, не забуду их…» «Вот он, твой фашист», — подтолкнули Дубягу. В тусклом свете утра проплыла над снежным валом каска, остановилась и поплыла назад.

Сиять гитлеровца руки чешутся, — редкая удача так вплотную подойти. В двух шагах от «языка», а придётся возвращаться ни с чем. Приказ разведчикам: провести капитана к немецкой обороне и без шума вернуться назад.

Часовой от часового стоит далеко, — здесь самое разреженное место в немецкой обороне: впереди расстилается незамерзающее болото, и русского наступления на этом отрезке ждать не приходится.

Каска плывёт сюда. Остались секунды. Сердце гулко и часто стучит, беспокойно отдаёт в виске, то и дело набегает слюна во рту. Вот каска остановилась, постояла, помедлила и повернула назад. Разведчики быстро подсаживают Дуб ягу, он переваливается через снежный вал, сползает в снег, прыгает через траншею и распластывается в снегу. Он лежит долго, мучительно долго, силясь сообразить, в каком направлении движется сейчас гитлеровец. С трудом в разгорячённую голову приходит догадка, что часовому с его поста он не виден, и тогда он принимается ползти. Ползёт неистово, ожесточённо, прочь от передовой. Вокруг голо, никаких строений, земля изрыта траншеями, ходами сообщений. Он перебирается на четвереньках и снова ползёт…