Основы зоопсихологии - Страница 101
Множатся и выступления зарубежных ученых, ставящих под сомнение научную достоверность и эвристическую ценность обобщений, выведенных из опытов с «говорящими обезьянами», и указывающих на необходимость учета роли и значения глубинных структур и лингвистических универсалий в овладении подлинным языком, если иметь в виду человеческую речь… Делается заключение, что поведение обезьян в этих опытах не имеет ничего общего с речью человека.
Способности обезьян к псевдоречевому общению с человеком, выработавшим у них этот артефакт путем дрессировки (путем «выбора на образец», введенного в практику зоопсихологических исследований еще более 60 лет тому назад Н. Н. Ладыгиной-Котс), стали для некоторых авторов, в том числе Д. Премака, мерилом интеллекта (или даже «сознания») этих животных. Некоторых исследователей упомянутые опыты стимулировали к выявлению у приматов способности к далеко идущему обобщению, формированию категорий и других форм интеллектуального поведения.
Вообще же фактические данные, полученные в опытах с «говорящими обезьянами», доказывают оправданность предположения, что у высших животных существуют генерализованные образы, из интеграции которых у каждого вида животных слагается некий, как, очевидно, можно его назвать, «генерализованный образ среды обитания». Этой формулировкой мы подчеркиваем сугубо биологическую сущность этой наивысшей, предельной для животных (и вместе с тем видеотипичной) формы психического отражения, ее избирательную ограниченность, фрагментарность, всецело обусловленную биологической валентностью компонентов занимаемой видом экологической ниши. Генерализованные образы животных функционально эквивалентны столь же гипотетическим пока «образам мира» у человека (по Леонтьеву), но, разумеется, качественно в корне отличаются от этой социально-исторически обусловленной категории.
Психические образы у животных — это процессы отражения, формирующиеся в обобщенном виде в результате накопления индивидуального опыта. Актуализация (хотя бы частичная) этого опыта происходит не только в уже знакомых, но и в новых, незнакомых ситуациях, в которых, однако, присутствуют элементы тех ситуаций, в которых эти образы формировались. В этом и заключается биологически адаптивное значение обобщенных психических образов. Проблема эта, конечно, не новая. В настоящее время ею (в общепсихологическим плане) занимаются особо С. Д. Смирнов и (в зоопсихологическом плане) Н. Н. Мешкова. Опираясь на свои экспериментальные исследования, посвященные ориентировочно-исследовательской деятельности животных, особенно в ситуациях новизны (т. е. при освоении нового пространственного окружения и при встрече с новыми предметами), Н. Н. Мешкова пришла к выводу, что формирующиеся у животных психические образы не только сохраняются, но непрерывно адаптивно изменяются и тем самым обеспечивают постоянную лабильную готовность животного к быстрым, даже неожиданным изменениям в окружающей среде.
Во многом очень близка советской зоопсихологии по тематике и методике подхода к решению задач психологического анализа поведения животных школа Б. Ренша. Представители этой школы сумели добыть весьма интересные, убедительные факты но различным вопросам, связанным с высшими психическими процессами у разных представителей позвоночных животных, в частности по авербальному мышлению и общению у животных, прямо пропорциональной зависимости между абсолютной величиной их мозга и психическими способностями, по манипулированию и гаптическим способностям животных как факторов психического развития и пр.
Особый интерес представляют работы по сравнительно-психологическому анализу движений передних конечностей и форм общения у приматов в свете антропогенеза. В этих работах усматривается тенденция к анализу морфофункциональных аспектов эволюции психики с учетом перехода количественных накоплений в качественные преобразования. Особенно созвучна советской школе зоопсихологов тенденция к выявлению значения манипулирования у животных как ведущего фактора эволюции психики.
Казалось бы, «академический» вопрос о психических образах у животных приобрел острое практическое значение, в этом, несомненно, состоит одна из важнейших, поистине новых тенденций зоопсихологии, можно даже сказать новая веха в истории этой науки.
Эта тенденция выросла постепенно из многолетнего участия психологов МГУ в различных отраслях практической деятельности человека: в народном хозяйстве (звероводство, животноводство), здравоохранении (дератизация, моделирование психопатогенных состояний и ситуаций), педагогике (дошкольное воспитание) и охране природы (программа «Экополис»). Достаточно напомнить, что раньше практическое значение зоопсихологии ощущалось разве что в служебном собаководстве и цирковой дрессировке.
Возникли объективные предпосылки и потребность разработки новой «общей прикладной зоопсихологии» с собственными задачами, предметом, концептуальным аппаратом, специфической методикой. Необходимость прикладных зоопсихологических исследований стала очевидной во всех случаях, когда обычно практикуемый подход на «чисто рефлекторном» уровне оказался неэффективным (это относится и к примитивно-этологическим методам работы). А такие ситуации возникают в практике все чаще, поскольку при таком подходе не охватывается поведение как единая, чрезвычайно сложная по своей структуре функция всего организма и, главное, не учитываются аспекты психического отражения, биопсихологические факторы его взаимоотношений со средой. Не менее важным участие зоопсихологов оказывается в тех случаях, когда в практике на передний план выступают сравнительно-психологические моменты, в частности общение человека с животными. Фундамент этого нового раздела заложен прикладными исследованиями зоопсихологов МГУ, отчасти уже внедренными в практику.
Особенно интенсивное развитие эта новая в зоопсихологии тенденция приобрела в связи с задачами, стоящими перед современным промышленным рыболовством. При этом тесная связь с практикой современного морского рыболовства привела к зарождению сразу двух разделов ихтиопсихологии: общей и прикладной.
Промышленное рыболовство переживает тяжелые времена: возможности экстенсивного его развития практически исчерпаны, интенсификация же его наталкивается на огромные трудности, одна из причин которых — слабая изученность поведения промысловых рыб в сочетании с игнорированием роли психической деятельности последних в прикладных ихтиологических исследованиях и конструкторских решениях, направленных на совершенствование процессов и средств лова. Необходимость учтения зоопсихологии в решении этой задачи сейчас уже признается специалистами промышленного рыболовства и выдвигается как настоятельное требование в официальных документах. Так, например, в решении Всесоюзной юбилейной научно-технической конференции по промышленному рыболовству, посвященной 100-летию со дня рождения основоположника науки о промышленном рыболовстве проф. Ф. И. Баранова, содержатся такие указания: «Чтобы научиться управлять поведением рыб, необходимо организовать его всестороннее изучение с помощью специалистов-зоопсихологов». Об объекте лова здесь говорится как о сложном организме с высоким уровнем психического отражения.
Ф. И. Баранов подверг всю проблематику морского рыболовства всестороннему анализу, вызывающему восхищение глубиной научного осмысления и эрудицией этого замечательного ученого. Итог этого титанического труда он сформулировал предельно кратко и четко: «…проблема трала упирается и перерастает в проблему поведения промысловых рыб».[99] Однако проводившиеся до сих пор исследования велись исключительно на элементарном рефлекторном или примитивно этологическом уровне и не дали ожидаемых результатов. Этот подход к изучению поведения животных (в данном случае рыб) потерпел фиаско при попытках внедрения в практику результатов лабораторных опытов.
Будучи приглашенными к участию в научных исследованиях по промышленному рыболовству, зоопсихологам МГУ пришлось поэтому прежде всего совместно со специалистами подвергнуть анализу бытующие ошибочные взгляды на процесс лова и противопоставить примитивному причинно-следственному пониманию поведения объектов лова такие основные положения разрабатываемого сейчас концептуального аппарата новой зоопсихологии, как, например, положения о ведущем адаптивном значении психического отражения в жизни животных (в частности, гидробионтов), об обобщенных психических образах как основе познавательных процессов у животных, о биологической и ситуационной обусловленности поведения животных и др.