Основатели (СИ) - Страница 7

— Послушай-ка, любезный господин чародей, — осторожно обратился Годрик к Элазару. — Куда это мы идем? Ты гляди, знаю я эти ваши ведьмовские штучки. Вы, конечно, в колдовстве известные умельцы, но я тоже не лыком шит: моя волшебная палочка при мне, да и верный меч никогда еще меня не подводил. Помнится, в сарацинских землях кровь колдунов вроде вас не раз обагряла мой клинок.

Бени испуганно спрятался за Реувен.

— Твои опасения напрасны, господин мой рыцарь, — сказал Элазар через плечо. — Мы идем всего лишь на постоялый двор. Там у меня припрятаны повозка и лошадь; там и заночуем, а с рассветом двинемся в путь.

Реувен ненадолго очнулась от горестных дум.

— Разве не лучше выйти из Лондона прямо сейчас? Я ни мгновения более не хочу оставаться в этом злосчастном городе.

— Ну и глупость же ты сморозила, ведьмочка, — хохотнул Годрик. — Где ж это видано, чтобы из города ночью выходили? Ворота-то уже закрыты. Теперь уж, хочешь не хочешь, до утра придется тут куковать.

Элазар завидел огни постоялого двора и замедлил шаг, опасливо оглядываясь по сторонам.

— Наш приятель рыцарь прав: до рассвета город нам не покинуть, — подтвердил он. — Но у сарая, что я снял на постоялом дворе, хорошая крепкая дверь и железный засов, и, если хочешь, мы попробуем наложить поверх защитные чары. Даст Бог, переночуем в безопасности; поедим и наберемся сил перед дальней дорогой. Тебе не о чем тревожиться, Реувен.

— Ровена? — не разобрав, переспросил Годрик (имена чистокровных магов были для него в новинку). — Знавал я одну леди Ровену, хорошая была женщина, жена лорда, добродетельная и благочестивая. Бросила мне свой рукав, когда я выступал на турнире в замке ее супруга…

Элазар быстро сказал, чтобы не дать Реувен возразить:

— Да-да, Ровена — так зовут мою спутницу, и, могу тебя уверить, сэр рыцарь, она не менее добродетельна и благочестива, чем та знатная госпожа, которую ты знал.

— Вот как, — сказал Годрик, посмотрев на Реувен уже с большим интересом — правда, ничего толком не рассмотрел, потому что она низко опустила на лицо край своего покрывала. — Ну, а я, стало быть, Годрик Гриффиндор, младший сын доблестного сэра Вульфрика Гриффиндора, дружинника батюшки нашего доброго короля. А не знаю ли я тебя случаем, господин чародей? Что-то лицо твое больно знакомое… Хотя, может, я и спутал тебя с кем-нибудь: я ж, пока ходил с паломниками в Святую землю, таких как ты, чернявых, ух как навидался.

Элазар благоразумно промолчал. Они уже приблизились к тому самому сараю на постоялом дворе, о котором он говорил. Хозяина, к облегчению Элазара, было не видать — верно, прислуживал гостям в трактире, расположенном тут же, на постоялом дворе — и Элазар, достав палочку, легонько прикоснулся ею к тяжелому висячему замку на двери. Замок открылся и упал на землю, а дверь сарая отворилась.

— Вот так да-а-а, — не сдержал своего восхищения простодушный Годрик. — Видать, силен ты, господин чародей! Мне бы так любые двери отворять!

Бени тихонько хихикнул: ему показалось забавным то, что рыцаря настолько поразило простенькое заклинание, которым купцы с Косого рынка запирали и отпирали свои лавки каждый день.

Засветив крохотный огонек на конце волшебной палочки («Ну, это и я умею», — похвастался Годрик, донельзя довольный, что кое в чем не уступает чистокровным магам), Элазар вошел в сарай, и за ним вошли остальные. Сарай оказался небольшим, но сухим и теплым, убранным; пол был земляной, чисто выметенный, на полу лежали соломенные тюфяки; душно пахло скотом, соломой и навозом, но не смрадно, а, наоборот, даже как-то уютно. Похоже, постоялый двор и впрямь был хорош. У стены, противоположной той, у которой лежали тюфяки, дремали, опустив головы к яслям, крепенькая лошадь Элазара и чей-то мохноногий, густогривый одер. Дальше, за кругом света, темнела крытая промасленным холстом, стянутым веревками, повозка.

— Вот и славно, — крякнул Годрик, плюхаясь на один из тюфяков, — славный рыцарь даже и не заметил, что никто из колдунов вовсе не предлагал ему заночевать вместе с ними. — Хороший сарай, стены не сырые и с крыши не каплет. Доводилось мне ночевать в местах куда поплоше этого, — он развалился на тюфяке и принялся возиться с сундуком, пытаясь его открыть: Годрику не терпелось узнать, что же там внутри.

Элазар, стоило ему только войти, кинулся к своей повозке — проверять, все ли его книги и магические инструменты, заблаговременно вывезенные им из лаборатории в замке лорда, в целости. Бени, озябший в своей куцей курточке во время их бегства по ночному Лондону, подсел к огню, который Годрик развел в очаге заклинанием, а Реувен, прикрыв за собой дверь, села чуть поодаль. Ей не хотелось ни видеть кого-либо, ни говорить; перед глазами всё еще стояли клубы пыли, полетевшие им в лицо, когда они с Элазаром попытались подняться обратно в иешиву, и потом, когда они выбрались на поверхность другим ходом, — развалины того, что было ее домом, обломки стен и кровли, погребшие под собой отца Реувен и всех, кто был тогда вместе с ним в иешиве. Тоскливый ужас и мучительное, жгучее горе сжимали ее горло. Реувен думала о том, как это случилось, как вообще могло случиться нечто подобное с ними, богоизбранными магами, наделенными чудесной силой; почему они, все эти почтенные купцы, ростовщики, ученые книжники, вдруг оказались беспомощными перед кучкой фанатичных монашков и толпой городской черни.

И еще один вопрос не давал ей покоя: что за заклинания, которые не узнал Бени и никто из них, были ведомы Ноэлу из Лонгботтома? Что за тайное знание, неизвестное им, чистокровным магам, открылось этому деревенщине-самоучке? И почему ни Эшбаал Блэк, ни другие маги не смогли себя защитить?

— Скажи, рыцарь, ты видел, как Ноэл из Лонгботтома творил заклинания? — спросила Реувен, нарушив долгое молчание.

Годрик и так и этак вертел сундук, тщетно пытаясь его открыть.

— Видел ли я? Хо-хо! Еще как видел! Еле ноги унес, — ответил он со смехом. — Этот треклятый юродивый убил подо мной боевого коня и едва не убил меня, чтоб его черт унес в самую Преисподнюю. Насилу я отбил его заклинание.

Реувен насторожилась.

— Чем отбил?

— Известно чем — чем всегда отбивают в бою, пратегой, — сказал Годрик. — Тоже мне, чистокровная ведьма, а таких простых вещей не знаешь.

— Какой еще пратегой, — нахмурилась Реувен. — Ты, верно, имеешь в виду «Протего»? Защитное заклинание?

— Ну да, я и говорю. Как же этот сундук открывается? Проклятье… — пропыхтел Годрик.

— В таком случае, почему Эшбаал Блэк и остальные не отразили магическую атаку этим же заклинанием? — задумчиво пробормотала Реувен себе под нос.

— Я же рассказывал: они будто потеряли дар речи, дедушка Эшбаал и остальные, — подал голос Бени. — Этот монах сказал что-то — и у всех будто языки отнялись. И у меня тоже. Я даже думать почти не мог, вот как.

Реувен прижала пальцы к вискам.

— Я не понимаю, — простонала она. — Я просто не могу постичь, каким образом Ноэл из Лонгботтома узнал то, чего не знаем даже мы. Неужели в соборных и монастырских школах учат чему-то, что нам неведомо?

— Не думаю, — хмыкнул Годрик. — Этот длиннорясый, Невилл или как там его, когда махал палочкой, кажись, орал всё, что взбредет ему в голову: и на латыни, и по-нашему, всё вперемешку. Я слышал, как он вопил: «Остолбеней!» Остолбеней, представляешь? Ну и заклинаньице, курам на смех. Я, понятное дело, в ваших книжных премудростях не шибко разбираюсь, да и ни к чему они мне, но и то соображаю, что не может быть таких дурацких заклинаний. И если вопить что ни попадя и размахивать палочкой во все стороны, то ничего не выйдет. Надо особые слова знать, латинские, — только в них есть сила. Недаром же и Священное Писание на латыни придумано.

Реувен фыркнула, поразившись такому наивному невежеству.

— Священное Писание всего лишь переведено на латынь, — начала было она, но тут дверь сарая распахнулась, и на пороге появился грузный багроволицый мужчина, в котором Элазар узнал хозяина постоялого двора.