Основатели (СИ) - Страница 20
— Ученого человека красит мудрость, а знатного господина — щедрость, — протараторил Крауч, кланяясь Селвину на разные лады. — Кто на дары не скупится, тому сладко спится.
— Вот ей-богу, никогда не слыхал таких присловий, — хмыкнул Годрик. — Скажи, братец, а уж не сам ли ты их выдумываешь, часом?
В день их отъезда, провожая гостей, Селвин — кажется, впервые за всё время — обратился к Реувен. Отозвав ее в сторону, он произнес со снисходительной улыбкой:
— Жена моя, да пребудет она в Божьей милости среди Его ангелов, была из вашего племени; вот и видом ты на нее походишь. Приятно это моему глазу. Конечно, Господь не был так щедр к тебе и не одарил тебя ее красотою, да и летами ты куда старше, но… если желаешь, можешь остаться в моем замке — будешь мне прислуживать.
Лорд Селвин, похоже, искренне полагал, что оказывает ей великую честь. Реувен, оскорбленная до глубины души, задохнулась от возмущения и едва удержалась от резких слов. Титаническим усилием она выдавила из себя учтивый отказ. Селвин посмотрел на Реувен так, словно та отказалась от мешка, набитого золотом, но с легкостью отпустил — верно, он и в самом деле невысоко ее ценил. Реувен подозревала, что лорд Этельберт забыл об их разговоре, как только она вместе с остальными покинула замок — но сама Реувен никак не могла забыть обиду, которую Селвин, сам того не ведая, ей нанес. Стояла ясная погода, они ехали через мирные зеленые земли по хорошим дорогам, с припасами, которых хватит на весь остаток пути, а то и дольше — но Реувен всё это было не в радость. Снова и снова в памяти всплывали слова лорда Селвина. Реувен покинула квартал волшебников, окончательно убедившись, что там, среди почтенных магов, живущих по старинным обычаям, ее никогда не станут воспринимать всерьез; она надеялась, что в другом, более открытом и более свободном внешнем мире ее талантами и ее мудростью не станут пренебрегать. И что в итоге она получила? Лишь презрение и непонимание. Мало того, что лорд Селвин отказался увидеть в ней наставника (уж точно в тысячу раз лучшего, чем невежественный рыцарь, не умеющий даже читать!) — так еще и решил, что Реувен будет польщена предложением стать его служанкой. И так — с горечью понимала Реувен — будет всегда: с любым лордом, с любым магом, с любым мужчиной…
Громкий вскрик отвлек Реувен от ее безрадостных размышлений — то Бени свалился с подводы, на которой ехал вместе с Этельстаном. Дело было так: Бени, забравшись на подводу поближе к новому члену их разношерстной компании, всю дорогу с любопытством его разглядывал. Завести разговор у Бени никак не получалось: Этельстан был малый немногословный и по большей части молчал, сосредоточенно управляя волом. Наконец, не выдержав, Бени спросил Этельстана шепотом:
— А у тебя правда есть хвост?
У Бени и в мыслях не было ничего дурного, но Этельстан (которому, должно быть, не в первый раз задавали этот вопрос) ужасно разобиделся.
— Нет у меня никакого хвоста! — выкрикнул он срывающимся голосом — и не успел Бени и глазом моргнуть, как слетел с подводы.
— И поделом тебе, — беззлобно хохотнул Годрик. — Нечего моего ученика дразнить.
Бени встал, потирая ушибленную руку — он свалился набок, на мягкую траву, и ему было не столько больно, сколько обидно. Нащупывая в рукаве куртки волшебную палочку, Бени мстительно прикидывал, кого бы напустить на Этельстана — оводов, ос или и тех, и других; но тут Элазар, проезжавший мимо, дернул Бенциона за ухо:
— Не вздумай!
— Но рабби Элазар! Он первый спихнул меня с подводы! — попытался было возразить Бени.
— Это подвода его отца, — сказал Элазар раздраженным шепотом. — И волы его отца, и припасы его отца; мы теперь путешествуем на деньги его отца, и надеюсь, его отец и впредь будет помогать нам, когда мы станем обустраиваться в Хогвартсе. И потому мне совсем не нужно, чтобы этот высокородный сопляк передумал ехать с нами из-за того, что его закусали твои оводы — или кого ты там задумал на него наслать.
Бени хотелось плакать от обиды, но он глотал слезы, чтобы другие не заметили.
— Что же мне тогда делать, учитель Элазар?
Элазар наклонился к Бени с седла.
— Придумай, как отплатить ему, — посоветовал он, — но так, чтобы никто не понял, что это твоих рук дело.
Вечером, когда они остановились отдохнуть и перекусить, Этельстан обнаружил у себя в питье комок мух. Всё бы ничего, да только он уже успел выпить половину.
— А ты не глазей по сторонам, — сказал ученику Годрик, — а гляди, что пьешь и что ешь. Так и дохлую крысу съесть недолго. Помню я одну историю, которая приключилась с моим приятелем Хьюбертом Крысоловом, когда мы с ним на пару охраняли купцов, идущих в Палестину. Из-за того случая его Крысоловом и прозвали… — и разомлевший от сытной еды и доброго питья Годрик пустился в воспоминания.
*
Однажды, едва они, хорошенько выспавшись и поев, тронулись в путь, Годрик отчего-то забеспокоился.
— Послушайте, — он поднял руку, призывая спутников прислушаться. — Что это за звук? Сдается мне, у нашей повозки с колесом неладно. Эй, братец вор, — обратился он к Краучу, — будь любезен, погляди, что там стряслось. А то не хватало еще оказаться без колеса в чистом поле.
— Безмерно счастлив услужить благородному сэру рыцарю, — поклонился Крауч, тряхнув вихрастой головой. Нелепо вскидывая ноги, он подбежал к остановившейся повозке, присел на корточки, внимательно осматривая колесо; потом легко, как кошка, скользнул под повозку и сказал оттуда своим спутникам:
— Благодарение Господу и всем его святым, колесо в полном порядке!
— Ну, слава Богу, — вздохнул Годрик. — А что это ты делаешь под повозкой?
— Жена весела, да муж угрюм, — ответил Крауч. — Колесо цело, да ось треснула — вот-вот переломится.
Годрик нахмурился.
— Как же нам быть, братцы? — он оглянулся на Элазара. — Со сломанной осью мы далеко не уедем.
Крауч проворно вылез из-под телеги, отряхнулся и подскочил к Годрику — словно вырос из-под земли.
— Если вашему слуге Краучу не изменяет память, тут неподалеку есть селеньице. Вон там, за мостом, — он махнул рукой. Элазар и остальные не смогли ничего разглядеть из-за небольшой рощицы молодых дубков — но, проехав еще немного, и правда завидели мост, ведущий через реку, и домишки по ту сторону реки. По эту же сторону скучал человек, по-видимому, взимавший с путников плату за пользование мостом.
— Послушай, добрый человек, — обратился к нему Элазар, протягивая монету, — у нашей повозки треснула ось. Нет ли в твоей деревне человека, который мог бы ее поправить?
Хранитель моста попробовал монету на зуб и, удовлетворенно крякнув, спрятал ее в кошель.
— Человек-то имеется, — ответил он. — Аарон Уизли, кузнец. Да только захотят ли почтенные господа к нему идти?
— Отчего же не захотеть? — удивился Годрик.
Хранитель приставил ладонь ко рту и, подавшись вперед, сообщил таинственным шепотом:
— Он у нас того… колдун. Вон его дом, сразу приметите, — и он указал Годрику и его спутникам на чудное строение, возвышающееся над прочими домами. Покосившееся, неуклюжее, оно походило на свинарник, к которому кому-то взбрело в голову прилепить другие постройки; кое-где сложенное из камней, кое-где — из глины, а кое-где и из дерева, оно заканчивалось кособокой крышей с непонятной блестящей штуковиной, вертевшейся туда-сюда.
— Оно ничего, что колдун, — добродушно сказал Годрик. — Известное дело, кузнецы все колдуны.
Они проехали по мосту — и чем ближе они подъезжали к дому кузнеца, тем более странным он казался. Окошки все были разные: большие и маленькие, то круглые, то квадратные, то вообще многоугольные; пристройки второго этажа, чудилось, в любое мгновение могли рухнуть — до того беспорядочно они были налеплены; стены выглядели, как одежа бедняка — одни прорехи да заплаты; а из дыр в крыше непрерывно валил дым. Перед домом, раскачиваясь на каком-то необыкновенном стуле с изогнутыми полозьями вместо ножек, сидел сам хозяин дома, рыжий, жилистый и худой как жердь. Всё его лицо, шея и даже руки были покрыты веснушками.