Османские страсти (СИ) - Страница 3
Лицо Сулеймана омрачилось, и он, судорожно сжимая в кулаке шелковый шнурок, который лежал у него в кармане, молча направился в свои покои. Завидев Ибрагима-пашу, он кивнул ему с доброй улыбкой на губах.
- Сегодня ночью приходи ко мне!
Он протянул визирю свой фиолетовый платок.
- Как прикажет благородный падишах! - воскликнул Ибрагим и торжествующе взглянул в сторону Хюррем и Махидевран.
Лица султанш омрачились ненавистью и злобой. Они еще громче стали переругиваться, срывая друг на друге досаду.
Ибрагим их не слушал, он поспешил в хаммам. Надо было хорошенько помыться и подготовиться к ночи с султаном. Он должен был быть очень красивым.
Наивный визирь совершенно не сомневался в любви своего повелителя и думал, что власть его в этом мире неоспорима.
========== Шехзаде ==========
Великий визирь Османского государства Рустем-паша, с хитрой улыбкой, стреляя по сторонам своими черными и блестящими глазками, спешил по коридору, так как его срочно вызвала к себе Хюррем-султан.
По дороге ему опять попались четверо немых стражников, одетых во все черное. Вот уже много лет они, худые и обессиленные, круглые сутки, без перерыва, таскали по дворцу носилки с полуразложившимися останками Ибрагима-паши, задушенного султаном Сулейманом во время страстного секса прямо на его царственном ложе.
Рустем не понимал, почему бывшего визиря не похоронят? Много раз он спрашивал об этом у немых стражников, но они не могли ответить, ведь у них были отрезаны языки. Рустем опять засмотрелся на носилки и столкнулся с главным евнухом гарема, Сюмбюлем-агой.
- Сюмбюль, - обратился к евнуху паша, - а ты не знаешь, почему же никак не похоронят тело несчастного Ибрагима?
- А где же его хоронить, Рустем-паша? Ведь у Ибрагима нет могилы! Нигде не зарыть, иншала! Вот и носят его по дворцу туда-сюда уже десять лет.
Такой ответ вполне устроил великого визиря, и он приказал, чтобы о его приходе доложили Хюррем. Великая султанша заметно постарела и разжирела, рыжие космы ее стали тусклыми и седыми, на лице застыло злобное выражение. Зато она была без всякой меры обвешана китайской бижутерией. Она снисходительно кивнула визирю, а тот склонился в низком поклоне.
- Хюррем-султан!
- Здравствуй, паша, - приветствовала она его. - Как поживаешь? Я слышала, что повелитель к тебе неравнодушен, и ты по прежнему проводишь с ним все ночи?
- К счастью, это так, султанша. Я рад служить нашему повелителю круглосуточно и всеми частями своего тела.
- Очень хорошо, а то у меня начался климакс. Лучше султан будет спать таким проверенным и надежным человеком, как ты, Рустем, чем с какой-то другой шлюхой. Но ты же не забываешь иногда являться к нему в спальню в платье принцессы Изабеллы, чтобы повелитель думал, что мы ее не убили, и она по прежнему живет во дворце?
- Я во всем покорен вашей воле, госпожа моя!
- А как же Михримах, твоя жена? Ты бываешь у нее?
- У госпожи моей все очень хорошо, - поспешно сказал Рустем, - она трахается с каким-то поэтом и еще со своим личным врачом.
Рустем, не особенно падкий до женского пола, был доволен, что его нимфоманка-жена, такая же озабоченная, какой была в молодости ее мамаша, Хюррем, завела себе молодых любовников.
- Отлично, - степенно одобрила Хюррем. - Теперь о деле. Я давала тебе задание. Ты придумал, как нам уничтожить шехзаде Мустафу? Как сделать так, чтобы султан казнил его?
- Проще простого, моя госпожа. Всем известно, что падишах наш ненавидит персидского шаха. Мы можем создать предательскую переписку персидского шаха и шехзаде Мустафы, а потом покажем ее султану, и он сам задушит шехзаде своим любимым шелковым шнурком, с которым не расстается ни на минуту.
- Чудесно! - обрадовалась Хюррем. - А как же мы создадим переписку?
- Мы сами напишем письма, госпожа моя!
- А ты умеешь писать почерком Мустафы?
Рустем кивнул, достал перо и бумагу и замер в ожидании, что же ему продиктует султанша.
Хюррем мечтательно закатила глаза. В своей жизни она писала письма только султану, своему супругу, но это было очень давно, и теперь пыталась вспомнить содержание хотя бы одного из них.
- О, Мустафа, - начала диктовать она, - о душа моя, жена моя. Откуда взялась такая красота? Что за дивный цветок распустился среди кучи говна? О, Стамбул, мой, ишак мой. Ты моя норка, я твоя мышка. Ты дупло мое, а я твоя белка! Ты моя кобылица, а я твой наездник! Ты бутон мой, а я пчела! Я хочу пить тебя, есть тебя, иметь тебя. Приезжай ко мне в Персию, и я насажу тебя на свой железный кол. Крепко целую. Жду ответа, как соловей лета, как алкаш щербета. Персидский шах.
Довольная собой, султанша кивнула, а Рустем взял следующий лист бумаги, и они начали второе письмо.
- О, падишах мой персидский, сладкий персик ты мой, сердце мое, нутро мое, кишки мои, великий член мой. Вся жизнь моя заключена в мечтах о тебе. Ничтожный раб мечтает припасть к ногам твоим, чтобы облобызать их. Пусти меня в рай свой! Я мечтаю пройти по золотому пути в твои покои. Прими меня, оседлай меня, опускай меня, спускай в меня, возлюбленный мой шах! Как же сладок твой трах! Приеду сразу, как только побрею зад. Крепко целую, шехзаде Мустафа.
Они оба перечитали переписку, остались довольны, а потом Хюррем озадаченно вздохнула:
- Нам бы достать личную печать Мустафы, Рустем. Без печати султан может не поверить, что письма эти подлинные.
- Есть печать, госпожа, - услужливо склонившись, залопотал Рустем. - Михримах недавно была в гостях у шехзаде и случайно ее сперла. Вы же знаете, что ваша дочка - неизлечимая клептоманка. Дня не проходит, чтобы она не своровала что-то из чужих покоев или в супермаркете.
Рустем достал печать, они приложили ее к письмам, и Хюррем приказала тут же нести только что состряпанные документы на совет дивана, чтобы немедленно вручить их султану. Рыжая ведьма представляла, какой удар хватит Сулеймана, когда он узнает, что его старший и любимый сыночек спутался с врагом империи - персидским шахом, и мерзко захихикала.
Рустем, радостный, что угодил султанше, вышел из ее покоев и поспешил на совет, справедливо полагая, что шехзаде Мустафе на этот раз пришел конец.
========== Кесем ==========
Султан Ахмед хан хазрет лери, который только что вернулся из Твери, сидел в своих покоях перед столиком и придирчиво перебирал бутылочки с различными ядами, нюхая их содержимое.
- Этот я уже сегодня пил, - бормотал он, - этот тоже. О! Вот этот еще не пил. Он мне обычно хорошо вставляет.
Он жадно глотнул из склянки, довольно крякнул, а потом бросил плотоядный взгляд на свою койку. На ней лежал хранитель султанских покоев Искандер. Волосатые ноги аги были высоко задраны и привязаны к изголовью кровати вместе с руками, а голая задница его уютно покоилась на шелковой подушечке.
Утерев бороду рукавом своей рубахи, султан поднялся и приблизился к хранителю.
- Говори, - потребовал он, - куда ты дел мой унитаз? Спер?
- Да какой унитаз, повелитель? - простонал Искандер. - У вас его отродясь не было! Вы же серите прямо на балконе под деревом!
- Я так называю свою шапку падишаха, придурок. Да, ту самую, такую большую и белую. Куда подевалась моя шляпа? Говори, иначе до смерти затрахаю!
- Вы бы меньше пили яда, повелитель. У вас от него глюки и память пропадает. Вы постоянно теряете все свои вещи, а виноват всегда я! - оправдывался Искандер, ягодицы которого соблазнительно подергивались, вгоняя падишаха в смертный грех.
- Ты - хранитель моих покоев, и должен все знать! - злился султан Ахмед. - Вот скажи, сколько у меня детей? Не знаешь? И я не знаю. Никто не знает, но ты обязан знать!
Он смачно хлопнул Искандера по заднице, потом извлек из штанов свой член и стал пристраиваться к растраханой своими же стараниями розовой дырке хранителя.
- Повелитель, опомнитесь, я же ваш дядя! - напомнил Искандер, будто бы страдая и сопротивляясь, а на самом деле очень довольный вниманием падишаха.