Осенний сон - Страница 1

Довольно обыкновенная картина: нахмуренное, серое небо, щетинистое, бурое поле, жирные, самодовольные галки…

В общем, картина все же радостная. Она означает, что небо еще не успело пустить нудную слезу о безвременно ушедшем лете, а урожай убран. Правда, вид несколько портят чересчур разжиревшие галки. Они наводят на размышление о том, что птичка по зернышку клюет и сыта бывает, а когда этих птичек тысячи?… Однако жирных галок в качестве вещественного доказательства к сводке не приложишь, и никто до сих пор не упрекал колхоз «Вперед» и его председателя Каруселина Петра Никитича в больших потерях. Значит, можно жить и радоваться. Но радоваться Петру Никитичу мешает одно существенное обстоятельство.

Вот, например, сегодня, не успел он на своих дрожках выехать с проселка на большак, как дорогу ему пересек… Нет, не заяц и не черная кошка. Каруселин – человек сознательный, ни в какие глупые предрассудки не верит и даже смеется над ними.

А тут совершенно другое: из лесу вывернулся на своей коричневой «Победе» и промчался мимо председатель соседнего колхоза «Богатырь» Алексей Денисыч Вавилин. И даже, высунувшись из окна, приветственно помахал Каруселину рукой.

И сразу Петр Никитич почувствовал себя уязвленным в самое сердце. И мысли, как назойливые мухи, закружились над бедной его головою: «У Вавилина «Победа», а у тебя беговушки. Вавилин фррр! – и в районе, а ты – трюх-трюх, когда-то еще доберешься…»

Обидно! До того обидно, что и выразить нельзя. Нет, выразить, конечно, можно. И Петр Никитич крепко выругался, хлестнув кнутом пегого мерина. А конь только хвостом махнул: дескать, во мне одна лошадиная сила, и требовать с меня большего нетактично: не машина.

Петр Никитич и сам знает, что мерин не машина, и именно это ему и прискорбно.

– Нет! – вслух говорит Каруселин. – Хватит. Поставлю вопрос на правлении о приобретении легковой машины! Безусловно, Федотов начнет супротивничать… А пес с ним, с Федотовым! Наверное, только он один и будет против…

И, когда через час, подъехав к райкому, Петр Никитич увидел у крыльца вавилинскую «Победу», а самому ему пришлось привязывать мерина под ветлой у – коновязи, он уже утвердился в своем решении.

«Люди ездят как люди, используя на сто процентов современную технику, а ты словно бы и не хозяин, а рядовой конюх».

…Через три дня на правлении первым, как того и ожидал Петр Никитич, выступил Федотов. Он постучал своей инвалидной клюшкой о пол и заявил:

– Этот вопрос нужно обсудить на собрании колхозников, а не втихую, на правлении.

– А правление не те же ли колхозники? – миролюбиво спросил Петр Никитич, поднялся с места и произнес торжественно: – Товарищи! Мы с вами каждый день читаем газеты и слушаем радио. И что же мы читаем и слышим? Что колхоз такой-то обзавелся легковой машиной!.. Что это означает? Это означает, что колхоз такой-то идет в ногу и в гору, что колхоз зажиточный и имеет полную возможность. И каждое сердце патриота при этом радуется и гордится!

Федотов опять постучал клюшкой и сказал:

– Хорошо гордиться, когда есть чем. А нам покамест особенно нечем.

– Это в каком же смысле? – настороженно спросил Петр Никитич.

– В том смысле, – сказал Федотов, – что у нас коровники как следует не утеплены, в избе-читальне зимой пять градусов морозу, дорогу зерном усыпали, галок кормили. И я так думаю: если председатель будет взад-вперед кататься на «Победе», от этого ни людям, ни скоту теплее не станет.

Короче говоря, в председателев огород камешек заброшен. И главное, и Яков Назарыч, и Григорий Смирнов, и Сысоев, а с ними и другие тоже начали как будто склоняться на сторону Федотова.

– Эх! – громко вздохнул Петр Никитич. – Слушаю я и думаю: до чего ж мы еще отсталые! Что такое машина? Неужели это только транспорт в узком смысле понимания? Я рассматриваю машину не как транспорт, а как товар лицом. Вот, например, у Вавилина.

– Сравнял! – сердито фыркнул Федотов. – У Вавилина колхоз-миллионер.

– А у нас?

– Покамест нет еще.

– А я рассматриваю это твое настроение, товарищ Федотов, – строго произнес Петр Никитич, – как прямое выражение упадка вниз! Сегодня наш колхоз не миллионер, а завтра будет миллионер!

– Вот завтра и машину купим.

– А я считаю, что сегодня!

Петр Никитич пристукнул ладонью по столу и, понимая, что с Федотовым все равно каши не сваришь, ласково обратился к Якову Назарычу:

– Ты, Назарыч, неправильно рассуждаешь… Вот, скажем, дочка твоя не нынче-завтра соберется родить. Ррраз ее в машину – и в больницу! Тебя ревматизм мучает… Чем на телеге трястись, ррраз – и в поликлинику. Тот же Федотов на протезе, инвалид Отечественной войны. В машине ты, Федотов, и в полевой стан можешь, и в район, на слет. Не исключена возможность, что и на рыбалку. Отчего ж не предоставить уважаемому человеку моральное удовлетворение? За это нас никто осудить не может.

– Вот это купил! – засмеялся Яков Назарыч. – И в родилку и на рыбалку. Все на машине!

Петр Никитич почувствовал, что удачно обошел острый вопрос, и, не теряя времени, проголосовал:

– Кто за, кто против, кто воздержался? Принято единогласно!

– Я против, запишите, – сказал Федотов и захромал к выходу.

– Ты скажи на милость, на рыбалку в машине катать – и то не соблазнился!.. – шутили правленцы.

Прошло какое-то время, и вот уже Сысоев командирован за машиной, и плотники, снятые с постройки яслей, заканчивают гараж, и электрик забросил работу по освещению коровника и тоже трудится в гараже.

А когда пришла серая гладкая «Победа» и колхозники собрались поглядеть на нее, Каруселин, обращаясь ко всем, сказал:

– Разве ж можно меня упрекнуть, что я когда-нибудь что-нибудь для себя лично? Разве я хоть одной колхозной копейкой когда попользовался?

– Об яслях для наших ребятишек ты не шибко болеешь, Петр Никитич! – раздался из толпы женский голос.

– Мы зимой в гараже будем агротехнику изучать, в «Победе» на мягком сиденье, – сказала бригадирша Клава. – А то в избе-читальне только волков морозить и сидеть не на чем. Или в «Богатырь» за двадцать километров слетаем. У них не изба-читальня, а Дом культуры, как в районе.

– Все будет, и Дом культуры будет, к тому идем, – добродушно произнес Каруселин и, чтоб замять неприятный разговор, крикнул: – А ну, ребятня, залазь в машину, сейчас прокатим, обновим!

…Сбылось заветное желание Петра Никитича Каруселина. Вот он, усевшись на ковровые подушки, мчит за реку, на дальнее картофельное поле. Говорит шоферу Феде:

– Я так понимаю, Федя, что руководитель должен быть оперативным. Возможно это осуществить пешком или на беговушках? Невозможно. Везде хозяйский глаз нужен, а пока я трюх-трюх, где-нибудь упущение.

– Ясно, – кивнул головой Федя и внезапно резко затормозил. – Эх, мостик, окаянная сила, весь исковерканный! Как бы нам не провалиться, Петр Никитич? Починить бы мостик-то…

– И мостик починим, не все сразу. А ты в объезд, через вавилинский мост.

– Вавилинский мост, конечно, не нашему чета, – говорит Федя, – да ведь крюку шесть километров.

– Авось, не пешком, на машине! Что значит – шесть километров!

И особенно приятно было Петру Никитичу, когда он через несколько дней катил в район. Из лесу, как в прошлый раз, вывернулась коричневая машина колхоза «Богатырь». Каруселин даже привстал на сиденье, как верховой на стременах.

– А ну, Федя, жми, давай!

И серая «Победа» рванула вперед. В район Петр Никитич примчался первым. С ухмылкой поглядел он в сторону коновязи, где стояла чья-то забрызганная грязью тележка, и бойко взбежал по ступенькам здания райкома.

«Видали меня из окна или не видали?» – прикидывал он мысленно, идя по коридору. Ему вспомнилось: это было как раз при нем, когда Вавилин впервые приехал в райком на новой машине. Второй секретарь поднялся ему навстречу и поздравил с приобретением. Вот и его сейчас, наверно, поздравит второй секретарь. И что бы такое ему ответить? «Помаленьку богатеем, Пал Семеныч…» Или так. Он спросит: «Как жизнь?» А я ему бодренько: «Лучше всех, Пал Семеныч!..» Ну, да там видно будет, Каруселин за словом в карман не полезет.