Осенний лист или зачем бомжу деньги - Страница 4
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70.Всю дорогу до приюта бомжей он брел, как зомби, держась за рукав
Сидоровского бушлата и механически переставляя ноги. Пока шли через развалины, а потом по цеху он стал понемногу приходить в себя, а на площадке второго этажа перед дверью в приемную остановился и тупо уставился на пожелтевший от времени плакат с частично стершейся надписью: 'Наша цель - коммунизм!'. Под этими словами была надпись, сделанная несколько позже - буквы были яркими, но неровными. 'Я
(сердце) коммунизм', - было написано и нарисовано под лозунгом.
- Это мой дом, - пояснил Сидоров. - Я здесь живу.
Снизу послышались тяжелые неровные шаги, чередующиеся с жестким дуплетным постукиванием, и через минуту на площадку поднялось существо с двумя оранжевыми костылями, похожее на большого паука.
- Окрошка? - удивился Сидоров. - Ты почему не на работе?
- Простыл я, Ляксеич. Мочи нету. Отлежаться бы малость.
- Сачкуешь, Окрошка? - сделал предположение Сидоров.
- Ни боже мой!
Окрошка специализировался на попрошайничестве, гримируясь, то под калеку-афганца, то под инвалида-беженца. Сейчас у него на голове красовалось сооружение, напоминающее чалму, а длинный стеганый халат был порван во многих местах, из прорех торчала грязная желтоватая вата. Единственная нога была обута в сапог с сильно загнутым носком, как у старика Хоттабыча. Опирался Окрошка на костыли и стоял на трех опорах крепко и непоколебимо, как пират Джон Сильвер на палубе
'Эспаньолы'. Ногу Окрошка потерял в прежней жизни, но не на полях сражений, а по пьяне, переходя в неположенном месте железнодорожное полотно. Окрошка частенько говорил: 'Эх, окрошечки бы сейчас покушать! Кисленькой. С настоящим квасом, домашним! С колбаской любительской, с огурчиком, с яичком, со сметанкой, с лучком, укропчиком. Эх-хе-хей!'. Он всех достал перечислением ингредиентов этого блюда. Сам ты, окрошка, говорили ему бомжи. Так и стал Окрошка
Окрошкой.
- Честно, Ляксеич! Ломает всего и горло болит. Глянь! - Окрошка раззявил пасть и высунул бледно-розовый язык в зеленоватом налете. -
И культя ноет, спасу нет. Видать, скоро морозы сильные грянут.
- Ладно, отлежись, - разрешил Сидоров. - Я сегодня добрый. Видишь, родственника встретил. - Сидоров кивнул на Альфреда, тот пропустил слово 'родственник' мимо ушей, может быть, не расслышал или не врубился сразу. - Так что болей на здоровье, Окрошка, - продолжил
Сидоров. - Но прежде, чем спать заваливаться, принеси-ка нам выпить чего-нибудь. Лучше водки.
- Водки? - притворно изумился Окрошка. - Где же я ее достану?
- Твои проблемы, - бросил Сидоров, открывая дверь в свое жилище и проталкивая Альфреда внутрь. Сидоров правильно рассудил, если
Окрошка заболел, значит, будет лечиться, а лекарством, он наверняка запасся для такого случая. Куда-то же он все-таки ходил этим утром!
Если не на работу, стало быть, до ларька на своих трех ногах доскакал.
Самое популярное лекарство в среде бомжей - водка.
- Проходи, будь как дома, - сказал Сидоров. - Квартира у меня большая, двухкомнатная. Даже трех. Приемная, кабинет и маленькая комнатка. В ней, наверное, прежний хозяин бухал или отлеживался с похмелья.
- Где мы? - снова спросил Альфред.
- В кабинете начальника цеха по производству легковоспламеняющихся и взрывчатых веществ, сокращенно 'взрывного' цеха бывшего завода
'Искра'. Ныне это предприятие приватизировали бомжи. А я - старший здесь. Можно сказать, директор завода.
- 'Искра'?
- Ну да. Было такое градообразующее предприятие.
- То-то я смотрю, знакомо мне тут все. Я же работал на 'Искре' после института. Правда, недолго.
- Сюда садись. - Сидоров указал на лавку у батареи отопления, лавка была застелена ветхим лоскутным одеялом. - Здесь теплее.
Альфред сел на лавку и дотронулся рукой до батареи, она была теплой, почти горячей.
- Смотри-ка! - удивился он. - Отопление есть. Забыли отключить завод от теплотрассы?
- Да нет, не забыли. Отключили, а как же? Одиннадцать лет назад. А я кое-что предпринял и организовал подключение бытовок цеха.
- Вы?
- А что ты удивляешься? Я же по специальности строитель-тепловик.
Наш инженерно-строительный закончил. Теплогазоснабжение и вентиляция. Вот и применил свои знания на практике.
- Но как Вам это удалось? Вы что, тогда еще не…
- Тогда я уже три года пробомжевал.
- Но как…?
- Потом расскажу. Сейчас надо обедом заняться. Буржуйку растопить, консервы разогреть, то, се.
Сидоров захлопотал возле буржуйки, разводя огонь, а Альфред
Молотилов с интересом принялся осматривать помещение, в котором очутился. Он хорошо помнил эту приемную. Когда-то он частенько сюда захаживал по долгу службы, но еще чаще просто так, с секретаршей полюбезничать. Секретаршу звали Наденька. Альфреду в ту пору только-только исполнилось двадцать два, а Наденьке и восемнадцать не было. Наденька очень нравилась молодому инженеру, но до серьезной большой любви дело не дошло, не успели они - начались баталии с руководством завода по поводу перепрофилирования завода, а потом массовые увольнения, митинги недовольных и прочие горестные события.
Раскидала Наденьку и Молотилова в разные стороны перестроечная волна…
В приемной было относительно светло - свет сюда проникал через пыльное стекло, трещины на котором были заклеены скотчем. Как позже узнал Альфред, это было единственное застекленное окно на фасаде взрывного цеха. От одного угла к другому (по диагонали) был натянут провод, на котором сушились штаны камуфляжной расцветки и белая футболка с красной надписью на английском. На стенах висели плакаты, призывающие рабочего быть бдительным и одновременно повышать производительность труда. Ну что ж, подумал Альфред, одно другому не мешает. Из мебели здесь, если не считать листа ДСП, установленного на кирпичных подпорках и служащего, по-видимому, хозяину столом, была только лавка, на которой он сидел и буржуйка, на которую
Сидоров уже поставил открытую банку тушенки и черный закопченный котелок с водой. На лист ДСП Сидоров постелил газету, поставил на нее литровую банку с коричневыми переросшими солеными огурцами и полиэтиленовый пакет с подсохшими изогнутыми кусками черного хлеба.
- Можно было бы супчик организовать, да у меня корнеплоды закончились, - вздохнул Сидоров. - Конечно, можно и с одними макаронами, но это не суп, а баланда. Сегодня планировал картофана и морковки с луком добыть, но тебя неожиданно встретил… Зато у меня бананы есть. - Он вытащил откуда-то из угла гроздь почерневших бананов, штук пять. - Как ты к бананам относишься, а, Альфред?
Альфред хотел ответить, что к бананам он относится вполне положительно и что он вообще в вопросах питания человек толерантный, особенно, учитывая его теперешнее положение, но тут в дверь деликатно поскреблись.
- Заходи, Окрошка, - громко сказал Сидоров. - Принес?
Окрошка запрыгнул в приемную на одной ноге, костыли он, по-видимому, оставил в своей норе, но и без них Окрошка был устойчив, как оловянный солдатик Андерсена. Халат и импровизированную чалму он тоже снял и сейчас предстал перед
Сидоровым и Альфредом во всей красе - в ярко-красной косоворотке и синих атласных шароварах, наверное, снятых с мертвого запорожского казака или с актера драмтеатра. Пустая штанина была поднята и заколота на бедре булавкой. В руках Окрошка держал поллитровку дешевой водки с яркой ламинированной этикеткой. Чем хуже содержимое бутылки, тем красивее этикетка - закон равновесия или по научному, баланс.
- О! - протянул он Сидорову бутылку. - Как приказывали, Ляксеич.
Сидоров критически посмотрел на Окрошку, принял из его руки бутылку и сказал, цокнув языком:
- Красавец! Где такую одежку надыбал?
- Гуманитарная помощь из Канады. Вчера в миссии раздача была. Мне, как постоянному клиенту лучшее дали.
- Ну, ладно, ты иди, Окрошка, отлеживайся, - отпустил его Сидоров.
- Полечиться бы…, - неуверенно сказал Окрошка.