Осенние перепела - Страница 3

Но тот, удобно расположившись в кресле, хранил молчание. Несмотря на переживания, связанные с добровольным затворничеством в своем доме, паша заметно посвежел и даже несколько помолодел с тех пор, как Иса видел его в последний раз.

Наконец Шукри-паша, поправляя на пальце обручальное кольцо, промолвил:

— Да… Сегодняшний день мы долго будем помнить…

— Мне тоже довелось кое-что увидеть, — заметил Иса, стараясь вызвать пашу на откровенный разговор. — Это действительно был черный день.

Иса низко опустил свою большую голову. Его густые вьющиеся волосы рассыпались в разные стороны. Неожиданно резко выпрямившись, он уставился из-под нахмуренных бровей в лицо паши.

— Значит, ты приехал, когда Каир уже горел? — спросил паша.

— Да, там был сущий ад…

— Подумать только… Как ты оцениваешь положение… на канале?

Молодежь полна энтузиазма. Но у нее нет оружия. Расправа англичан с нашей полицией потрясла буквально всех…

— О, боже!

— Да, — мрачно сказал Иса, — мы неудержимо катимся к… — Слова застряли у него в горле.

Глаза собеседников, полные тревоги, встретились.

— А что говорят о нас люди? — едва слышно спросил паша.

— Почти все настроены патриотически. Но наши враги, чтобы отвлечь от себя гнев народа, распространяют слухи, будто мы спровоцировали события на канале.

Губы паши скривились в усмешке.

— Глупцы… Они всегда найдут что сказать… Выпьем-ка лучше кофе, — предложил он Исе, указывая на серебряный кофейник и поднос с печеньем на маленьком столике.

Наполнив чашечки, они стали медленно прихлебывать кофе, но испытывая, впрочем, никакого удовольствия. Иса оглядел кабинет — на стене над роскошным письменным столом висел портрет Саада Заглула[5].

— Представьте себе, я до сих пор не смог связаться с министром…

— Ишь чего захотел! — воскликнул паша. — Министр? А где он, спрашивается?.. Полиция! Армия! Все полетело вверх тормашками!..

— Неужели до сих пор не кончились пожары?

Вопрос Исы остался без ответа.

Выпив кофе, Шукри-паша развалился в кресле вытянув ноги — его черные до блеска начищенные ботинки почти касались эбеновых ножек кофейного столика. За решеткой вделанного в стену камина ровно гудел огонь. Иса невольно залюбовался весело подпрыгивающими языками красноватого пламени, излучавшего приятное тепло. Он почему-то вспомнил об огнепоклонниках. Затем его внимание привлекла мебель в классическом стиле. От нее веяло богатством и солидностью и одновременно чем-то грустным, уходящим в прошлое.

С деланным пренебрежением Шукри-паша наконец ответил:

— Пожары прекратятся, когда огонь сделает свое дело!

Круглые глаза Исы загорелись любопытством: Шукри-паша, видимо, что-то знает…

— Может быть, все эти события вызваны глупым недовольством толпы? — спросил Иса, вновь пытаясь вызвать его на откровенность.

Шукри-паша сдержанно улыбнулся.

— Было и недовольство, но за ним скрывается ненависть. Недовольство и в самом деле трудно объяснить. Но ненависть всегда действует по определенному плану.

— Как это могло произойти, если у власти стоит наша партия?

Сухо рассмеявшись, Шукри-паша ответил:

— День сегодня подобен темной ночи, когда небо покрыто тучами. Подожди немного, разберемся, где голова, а где ноги…

Иса тяжело вздохнул и робко спросил:

— Может быть, здесь приложили руку другие партии?

Шукри-паша презрительно опустил углы тонких губ.

— Не думаю. Они настолько слабы, что вряд ли способны что-нибудь сделать.

— Кто же все-таки виноват? — воскликнул Иса, недоверчиво глядя на пашу.

— Не все так просто, как ты думаешь. Возможно, были даны указания из королевского дворца. Кто знает, может быть, здесь не обошлось и без английских шпионов, привыкших к таким делам. Лично мне кажется, что поначалу волнения возникли стихийно, а злоумышленники воспользовались благоприятным случаем…

— Чем же закончится борьба в зоне канала? — спросил Иса, чувствуя, как страх, притаившийся было в глубине души, опять охватывает его, Шукри-паша молчал, подкручивая по привычке свои седые усы. Откинув назад голову, он некоторое время глядел на потолок, залитый светом люстры. Потом, не нарушая молчания, грустно посмотрел на сидящего перед ним молодого человека.

Пытаясь приободрить себя и отогнать мучивший его страх, Иса воскликнул:

— Горе тому, кто попытается помешать нашей борьбе!

Однако эти слова не вызвали у паши никакого энтузиазма. Сохраняя скептическое выражение лица, Шукри-паша лишь заметил:

— Посмотрим, посмотрим… Важно, что последует за всем этим….

— Сегодня уже второй раз, — начал Иса, — мне вспоминаются слова сенатора ас-Сальгуби, оказанные им после ликвидации договора: «На все воля божья. Близок наш конец…»

— Нет, нет, что ты. О чем ты говоришь?! — сказал Шукри-паша со снисходительной улыбкой. — Может быть, нас ждет тяжелое поражение, но что бы ни случилось, сломить нас никому не удастся, и мы даже станем в конце концов сильнее, чем прежде…

Зазвенел телефон. Паша взял трубку. По мере того, как он слушал, выражение его лица становилось все более озабоченным. Закончив разговор, он сказал Исе:

— Объявлено чрезвычайное положение…

В комнате воцарилось тягостное молчание. Иса первым нарушил его:

— Наверное… так нужно для поимки преступников, — пробормотал он.

Погруженный в свои невеселые раздумья, Шукри-паша некоторое время ничего не отвечал.

— Куда это годится: чрезвычайное положение, когда наша партия у власти, — снова заговорил Иса. И сокрушенно добавил: — Ну и дела…

Нахмурившись, Шукри-паша мрачно сказал:

— При чем тут наша партия? Мы ни в чем не виноваты!

— Ну вот я и снят с должности начальника канцелярии министра, — сказал Иса. — Подписан приказ о моем переводе в архив.

Мать внимательно посмотрела на него. Ее поблекшее старческое лицо, которому плотно сжатые губы и острый подбородок придавали решительное выражение, было покрыто морщинами; глаза уже давно потеряли былой блеск.

— Не огорчайся, — утешала она сына, который был удивительно похож на нее. — То ли бывает. Ты еще возьмешь свое, аллах нас не забудет…

Они сидели вдвоем в гостиной. Широкая застекленная дверь балкона, выходившего на улицу, была плотно прикрыта. За окнами хозяйничал ветер, раскачивая ветви деревьев. На небе хмурились тучи, словно они были недовольны тем, что происходило внизу, на земле.

Накануне правительство было вынуждено уйти в отставку. Многие ответственные чиновники, особенно те, кто имел какое-либо отношение к волнениям в зоне канала, были сняты со своих постов.

Мать Исы не видела ничего необычного во всех этих событиях. Она вовсе не склонна была предаваться отчаянию: уже привыкла, что любые приливы и отливы в изменчивой политической обстановке, как правило, были на руку ее любимому сыну. Старая и малограмотная, она тем не менее довольно внимательно следила за происходящим вокруг и неплохо разбиралась во всем, что могло как-то повлиять на положение и судьбу сына. Она искренне гордилась им и слепо верила всему, что он говорил, восхищалась его успехами на служебном поприще. Еще бы, ведь ее покойный муж всю жизнь до самой смерти оставался безвестным маленьким чиновником!

До сих пор Иса умело пробивал себе дорогу, успешно лавируя, преодолевая многочисленные пороги и течения, встречавшиеся на пути. Иногда казалось, что бурные волны политической борьбы вот-вот захлестнут его, но он благополучно выбирался на поверхность, причем каждый раз оказывался на более высокой ступеньке служебной лестницы.

А эта чудесная квартира! Разве она не свидетельствовала об успехах Исы? И эта восхитительная, радующая глаз мебель! Даже паши и министры нередко оказывали честь ее сыну своими посещениями!

Перебирая негнущимися пальцами крупные бусины четок, старая женщина молила аллаха, чтобы последние события закончились благополучно для сына. Она не слишком хорошо понимала, что происходит, и поэтому немного беспокоилась: не виноват ли во всем этом дурной глаз?