Оседлать тигра - Страница 57

Подытоживая, можно сказать, что общая картина, которую в этой области представляет собой современное общество, особым образом отражает те негативные аспекты, которые свойственны переходному периоду. Режим, сложившийся в латинских странах под влиянием католического и буржуазного конформизма, а в протестантских странах под влиянием пуританства, по прежнему остается в силе. Отмена чисто внешних запретов, привела только к росту различных форм неврозов в области половой жизни. С другой стороны, тотальная эмансипация, полное отсутствие комплексов и ярко выраженное «бунтарство» новых поколений ведут к пошлому натурализму и примитивизации половых отношений. Одновременно общая атмосфера сексуальной фасцинации и господства женщины, являющейся её объектом, приводит не к реальному усилению, но, скорее, к исчезновению абсолютной женственности и абсолютной мужественности как типа, в частности, к практической деградации эмансипированного женского элемента, затягиваемого в жернова социального механизма. Наконец, отдельный случай представляют собой маргинальные попытки использовать секс в качестве суррогата, чтобы вернуть вкус к жизни, эти попытки нередко связанны с употреблением наркотиков, к которым прибегает экзистенциально травмированная молодежь в хаотических поисках безусловного смысла существования.

Учитывая эту ситуацию, можно сказать, что для интересующего нас типа человека перспективы использования глубинных возможностей секса для реализации свободных и ясных отношениях между мужчиной и женщиной могут открыться лишь по счастливой случайности. В целом же единственным положительным эффектом, который он может извлечь из текущих процессов распада, является открываемая ими возможность разделения, окончательного отделения ценностей, соответствующих высшему закону жизни, от прежней сексуальной морали. За неимением лучшего он может воспользоваться свободой, обретаемой в результате обесценивания сексуально и эротически значимых вещей, однако, при этом он не должен пренебрегать теми потенциальными возможностями, которые они могут предложить на своем уровне.

В одной из предыдущих глав мы показали полную необоснованность идей, проповедуемых отдельными популяризаторами науки, которые притязают на то, что новейшая физика отныне преодолела предшествующую материалистическую стадию и ведёт к новому одухотворенному видению реальности. Однако практически на тех ложных основаниях зиждутся притязания так называемого неоспиритуализма. Довольно многим хотелось бы убедить нас в том, что началось новое возвращение к духовности, о чем свидетельствует рост интереса к сверхъестественному и сверхчувственному, который выражается в распространении всякого рода движений, сект, церквей, тайных обществ и масонских лож. Всех их объединяет претензия на то, что они способны дать западному человеку нечто большее, чем старые формы позитивной догматической религии, которые они объявляют неудовлетворительными, выхолощенными и недейственными, и открыть ему путь по ту сторону материализма.

Здесь также речь идёт о некой иллюзии, которая возникает в результате отсутствия принципов, что характерно для наших современников. Истина же состоит в том, что и в этой области в большинстве случаев мы имеем дело с явлениями, которые сами являются частью разрушительных процессов эпохи, и по сути своей, несмотря на видимость, имеют отрицательное значение и представляют собой верных сподвижников западного материализма.

Для понимания истинного места и смысла этого нового спиритуализма можно обратиться к тому, что было сказано Освальдом Шпенгле-ром по поводу «второй религиозности». Идеи, изложенные этим автором в его основном сочинении, несмотря на основательную путаность и разнообразные личные заблуждения, отчасти воспроизводят традиционную концепцию истории, особенно там, где автор говорит о процессе, который в различных циклах цивилизации ведёт от органичных первозданных форм жизни, характеризуемых преобладанием качества, духовности, живой традиции и расы, к поздним, мертвым формам городской жизни, где, в отличие от первых, торжествует абстрактный интеллект, экономика и финансы, практицизм и мир масс, опирающийся на чисто материальное величие. С появлением этих форм цивилизация устремляется к своему концу. Завершающий процесс был описан Рене Геноном, который, приводя в качестве примера то, как протекает жизнь организма, говорил о двух стадиях, стадии окоченения мертвого тела (соответствующей в рамках цивилизации периоду материализма), за которой наступает последняя стадия — разложение трупа.

Итак, согласно Шпенглеру, «вторая религиозность» есть одно из явлений, которыми всегда сопровождаются конечные стадии цивилизации. Рядом с варварски величественным зданием, возводимым рационализмом, практическим атеизмом и материализмом, зарождаются формы «духовности» и мистицизма, иной раз сопровождающиеся даже прорывом сверхчувственного, но они представляют собой не столько признаки исцеления, сколько симптомы разложения. Они не имеют ни малейшего отношения к строгим формам изначальной религии, которые, составляя наследство господствующих элит, служили сосредоточием органической, качественной цивилизации (то есть того, что мы, собственно, и называем миром Традиции) и накладывали свой отпечаток на все её проявления. На рассматриваемой нами стадии даже позитивные религии утрачивают всякое высшее измерение, обмирщаются, упрощаются, перестают исполнять свою изначальную функцию. Развитие «второй религиозности» идёт как за рамками подобных религий (а нередко даже в противовес им), так и за рамками основных и главенствующих движений жизни, поэтому её можно приравнять к таким явлениям, как бегство от мира, отчуждение, бессознательная жажда компенсации, которые не оказывают никакого весомого влияния на реальность, каковая отныне представляет собой мёртвую, механистическую, чисто земную цивилизацию. Таково место и смысл «второй религиозности». Можно дополнить эту картину, снова обратившись к Генону, доктрина которого обладает большей глубиной, нежели концепция Шпенглера. Согласно этому автору, после того как усилиями материализма и «позитивизма» XIX века человек был полностью изолирован от любых влияний высшего порядка — от истинно сверхъестественного, от трансцендентности, — различные движения XX века, прикрывающиеся личиной «духовности» или «новой психологии», стремятся заново открыть его влияниям снизу, исходящим с уровня, расположенного ниже того экзистенциального уровня, который в целом соответствует сформированной человеческой личности. Здесь можно воспользоваться выражением О. Хаксли, который говорил о «нисходящем самопреодолении», противоположном «восходящему самопреодолению».

Как верно то, что современный Запад находится на мертвой, коллективистской и материалистской стадии своего развития, знаменующей конец цикла цивилизации, столь же верно и то, что большая часть явлений, истолковываемых как прелюдия к новой духовности, имеет черты, присущие лишь «второй религиозности». Данные явления имеют смешанный, раздробленный, подсознательный характер и напоминают то свечение, которым сопровождается трупное разложение. Поэтому их следует оценивать не как противоположность современной закатной цивилизации, но — как уже было сказано — как нечто ей сопутствующее и даже, более того, как то, что в случае своего успеха может положить начало ещё более регрессивной и упадочной стадии, нежели та, на которой мы пребываем сегодня. В частности, там, где речь идет уже о чём-то более серьезном, нежели простые душевные состояния и теории, где болезненный интерес к сенсационному и оккультному дополняется различными магическими практиками и открытием подпольных слоев человеческой психики — как это нередко случается в спиритизме и том же психоанализе, — мы уже сталкиваемся с тем, что тот же Генон называл «трещинами в великой стене», — с угрозой крушения той крепостной ограды, которая, несмотря ни на что, защищает повседневную жизнь обычных, психически здоровых людей от проникновения темных сил, скрывающихся за фасадом чувственного мира и таящихся у порога оформленных и осознанных человеческих мыслей. С этой точки зрения, неоспиритуализм является более опасным, нежели материализм или позитивизм, которые уже благодаря своей примитивности и интеллектуальной близорукости укрепляют эту крепостную ограду, которая не только ограничивает свободу, но и защищает.