Ороборо: Господин Демон (СИ) - Страница 26

— Демоны делают их из людей. Из живых или мёртвых людей. Каждый по-разному делает. Куклы опасны. Для смертных. Обычно они гораздо сильнее большинства людей физически, проворнее, да и реакции у них получше. Если не убить при первой встрече, то ко второй встрече они будут ещё сильнее и опаснее. Они быстро учатся и всегда запоминают особенности противника и его слабости. А ещё куклы обладают чутьём на источники силы. Они находят их на огромных расстояниях.

— А тот тип, за которым ты погнался?

— Уже никого не побеспокоит. Для меня куклы не противники. Остальные — тоже. Здесь все себя чувствуют паршиво. Этот мир пригоден для смертных. Здесь много простора, воздуха, света и жизни. Потусторонним сущностям туго приходится. И они не способны использовать свою силу во всю мощь — много условий и ограничений. А у меня таких проблем нет. Будут только по другие стороны. В преисподней даже воздух для меня ядовит. Я там протяну не больше часа. На небесах примерно так же, только там сначала пострадает мой рассудок, а после я растворюсь в свете. Можно растянуть агонию, если менять облики на соответствующие обстановке.

— То есть, если в преисподней ты станешь ягуаром, то продержишься подольше?

— Пару часов вместо одного, — фыркнул Чонин, вновь поймал пальцы Сэхуна и сжал в ладони.

— Выходит, некто продолжит убивать коллекционеров, пока не убедится, что здесь больше нет источников силы? — Сэхун пристроил голову у Чонина на плече и прикрыл глаза, пока горячие пальцы поглаживали его собственные пальцы.

— Может быть. А может, затаится на время, потому что последние попытки пресекли. Или поищет другое место, где нет Господина. Хотя вряд ли. Таких, как я, всегда притягивают места, где много источников силы. Не знаю, почему. И не знаю, как это работает. Просто так всегда получается. Закон равновесия, наверное.

Сэхун покопошился немного, прижался к Чонину плотнее и, помолчав в сомнении, всё же спросил:

— А это больно? Превращаться в ягуара.

— Нет. Сложнее привыкать к смене облика из ягуара обратно, если пробыть в шкуре дольше часа. У ягуара кровь бежит по жилам быстрее. Стать человеком после всё равно как побыть беспомощным младенцем. Человеческое тело кажется слабым и хрупким, уязвимым и неполноценным. Но на самом деле разница между человеком и зверем настолько велика, что смена обликов просто неприятна и мучительна. Из-за осознания этой разницы. Человеческий разум не приспособлен для облика зверя точно так же, как зверь не приспособлен для человеческого облика. Но в моём случае нельзя вычеркнуть ни одного. Я — сразу оба. И любой облик для меня обременителен в той или иной степени.

— Даже сейчас? Часть тебя не хочет быть человеком?

— Не то чтобы не хочет. Просто не может смириться. Одной из моих сущностей неловко и неудобно. Можно научить собаку ходить на задних лапах, но удовольствия она от этого не получит и никогда не будет воспринимать это как нечто естественное. — Чонин приподнялся на локтях, сбросив голову Сэхуна с плеча, повернулся на бок и слабо улыбнулся. — Ты задаёшь слишком много вопросов.

— Я просто любопытный. — Сэхун потянул Чонина на себя. — У меня ещё много вопросов в запасе.

Чонин упёрся ладонями в пол, глядя сверху вниз на губы Сэхуна.

— Оставишь на потом?

— А у меня есть выбор? — Сэхун обхватил узкие бёдра Чонина ногами и провёл ладонью по сильной шее.

— Наверное… нет, — пробормотал Чонин и слегка прикусил его губу. Сэхун зажмурился и прикоснулся руками к гибкой спине, огладил жёсткие бока и коснулся пальцами напряжённых мышц на животе.

— Это тоже твоя магия? — прошептал он Чонину на ухо.

— Что именно?

— То, что я хочу тебя.

— Может быть, сначала… чуть-чуть… Но я довольно бесталанный в этом. Должен тебя разочаровать — такая магия не по моей части. И среди моих родителей нет ни одного инкуба. Суккуба, впрочем, тоже.

— А кто есть?

— Карающий ангел-разрушитель и демон-смутьян, владеющий искусством речи. То-то папа удивился, когда его позвали в кусты на переговоры. Итог тех самых переговоров перед тобой…

— Горячие, должно быть, были переговоры.

— Кусты сгорели, конечно.

— От стыда?

— Пепел получился настоящий, да и горели с треском и искрами. Правда, когда мама притащил отцу маленького ягуара, того чуть удар не хватил. Они за мной по очереди присматривали, оставаясь среди смертных столько, сколько могли. Пока я не вырос.

— Твой отец рассчитывал на ангелочка?

— Понятия не имею, но Чанёль до безумия любит рассказывать, как отец пытался добыть мне молока у самки ягуара, но попутал с самцом. У майя даже легенда осталась по этому поводу. Неприличная.

— Хочу услышать… её… — Сэхун запрокинул голову, улыбаясь мягким поцелуям, согревающим его шею и ключицы.

— Потом. Когда-нибудь.

Сэхун сомневался, что до “потом” доживёт, потому что волосы Чонина щекотали его грудь и плечи, а тело медленно обретало фантомную невесомость от легчайших прикосновений губ. Он пытался держаться за Чонина, но руки предавали слабостью. Чонин прижимался к нему всем телом, и Сэхун терялся в ощущениях. Ухватившись за плечо, повалил Чонина на спину, уселся сверху и упёрся ладонями в грудь. Думал перевести дух, но не смог. Смотрел на Чонина и беспомощно покусывал губы, терзаясь от тысячи противоречивых желаний. Без задней мысли поёрзал у Чонина на бёдрах и сглотнул, заприметив искристую дымку, которой затянуло глаза под густыми ресницами.

— Ничего не говори, — быстро шепнул, наклонился и поцеловал раз, другой, ещё и ещё, кончиком языка провёл по нижней губе и отстранился всего на жалкий сантиметр. Чонин сам вскинул голову и не позволил ему сбежать. Пока Чонин целовал его, он на ощупь искал руки, чтобы прижать их к полу. Управившись с этим, перебрался губами на подбородок, шею, спустился ниже. Гладкие пластины мышц на груди, твёрдые от напряжения мышцы на животе… Отпустив руки Чонина, Сэхун сдвинулся и провёл ладонями по узким бёдрам. Кончиком пальца невесомо оценил длину толстого ствола — под тонкой кожей отчётливо чувствовался ток крови. Сэхун вызывающе облизнул губы и тронул потемневшую головку, с нарочитой медлительностью втянул в рот, обводя языком. Ему всегда нравилось, что в такие мгновения на теле Чонина со скульптурной чёткостью проступали все мышцы разом — на эту безупречную рельефность можно было любоваться вечность.

Сэхун выпрямился, огладил большим пальцем блестевшую от слюны головку, снова сдвинулся и, направив в себя крепкий член, с осторожностью опустился на него. Упёрся коленями в пол и сильнее сжал ими бёдра Чонина. Запрокинув голову, делал вдохи и выдохи с резкостью и старался не шевелиться из боязни невольно расплескать то особенное ощущение, что возникало именно тогда, когда его тело осознавало полную близость с Чонином. Сэхун старался сохранить себя именно таким — наполненным Чонином. Чонин рядом и Чонин внутри — так много Чонина, что можно назвать это счастьем. Всё остальное сейчас перестало иметь какое-либо значение вовсе.

Глухой низкий стон прозвучал музыкой в ушах. Голос Чонина по-прежнему напоминал Сэхуну марочный коньяк с шоколадом, переведённый в звук. Мягкий, обволакивающий и пьянящий, отнимающий власть над телом и разумом сразу.

Он хрипло втянул в себя воздух — ладони Чонина легли на его бёдра, и это прямо сейчас для Сэхуна приравнивалось к землетрясению в восемь баллов по шкале Рихтера.

Он задохнулся от неожиданного рывка и тихо застонал, потому что спину защекотал густой ворс ковра, смявшийся под тяжестью самого Сэхуна и оказавшегося на нём Чонина.

Чонин не двигался, разглядывая лицо Сэхуна и слушая тяжёлое дыхание, потом положил ладонь на бедро, огладил светлую кожу, добравшись до колена. Отстранился, сорвав с губ Сэхуна разочарованный вздох. Его пальцы повторяли те линии, что видел лишь он.

— Твой цвет…

— Что?

Чонин прикрыл глаза, едва рука Сэхуна коснулась его щеки и погладила. Он всё равно видел нити ци — сквозь веки. И знал, что увидит истинный цвет Сэхуна, когда тот не в силах будет сдерживаться. Ладонями проводил по ногам Сэхуна, пока целовал его. Грудью чувствовал каждый вдох и выдох Сэхуна.