ОРМУАРШУРАШУ - Страница 7
«Ну что за напасть!» – в сердцах воскликнул Даниэль. – «Чертов вьюн! Откуда он тут взялся?»
Тут ему пришло в голову, что на этой равнине он может напороться и на другие неприятные неожиданности. Мало ли какие растения тут растут! Он вторгся на их территорию, ползет, приминает. Вот они и оказывают сопротивление пришельцу.
Интересно, а змеи тут случайно не водятся? Не хотелось бы вот так прижать спящую змею…
Места вокруг уколов покраснели и опухли. Возможно, в этих шипах была какая-то ядовитая пакость.
«Это похоже на укус пчелы или осы», – подумал Даниэль. – «Тогда это должно скоро пройти. Вроде у меня никогда не было аллергии на пчелиный яд».
Он стал рассматривать опухшие места.
– Только бы не занести туда грязь. Если загноится…
Он пощупал ноги выше и ниже припухлостей. Это было довольно болезненно.
Он попробовал, преодолевая боль выдавить яд пальцами. Из «укуса» засочилась какая-то прозрачная жидкость. Он продолжал давить, но у него очень заболела спина, так как ему пришлось согнуться почти пополам. Даниэль выпрямился, выровнял дыхание.
«Ну что делать-то? Ладно, спокойно. Посижу, поотдыхаю. торопиться некуда».
Он сел, чуть откинувшись назад и опираясь на руки. Плохо было то, что не к чему было прислониться – ни стены, ни дерева. Спина быстро уставала без опоры.
Яд между тем продолжал действовать. Уже не только место укола, но вся нога пульсировала и горела изнутри, хотя боль вроде бы стала меньше. Он дотронулся до ноги ниже колена и явно ощутил разницу температур. Рука показалась прохладной на пышущей жаром ноге.
И в это самое мгновение его вдруг осенило – нога обрела чувствительность! Боль, жар, сам момент укола! Это были ощущения живого тела! Он так заволновался, что даже заболела голова. Он боялся верить самому себе, он боялся, что как только кончится действие этой случайной инъекции, нога опять омертвеет. Даниэль осторожно выдохнул и снова легонько прикоснулся к ноге. Да, он чувствовал прикосновение, чувствовал свои пальцы. Он попробовал нажать посильнее – и ощутил это нажатие. Даниэль сорвал растущий рядом колосок и провел им по ноге, потом по руке. Одинаковое ощущение легкого щекочущего касания! Он вспомнил свои «разговоры с ногами» и снова обратился к ним: «Молодцы, ноги! Молодцы, мои дорогие! Хорошо. Все правильно. Давайте дальше! Все получится!».
Через несколько часов жар в ноге стал спадать, отек от укола тоже. Нога стала нормальной температуры, и к счастью, опасения Даниэля не оправдались. Обретенная чувствительность не пропала. Уже была очевидна разница между правой «живой» и левой «мертвой» ногой. Даниэль решил подвергнуть испытанию левую ногу. Он снова нащупал незаметный, словно прячущийся между травами стебель с чудодейственными колючками и уже чуть было не отломил от него кусочек. Но что-то внутри него забило тревогу, и он среагировал на этот сигнал, а затем, с опозданием на мгновение, понял его значение – не ломай! Испугавшись, что он чуть было не совершил непоправимую ошибку, он обратился к растению – «Прости, прости, пожалуйста, за бездумность! Я идиот! Но я не хотел тебе зла! Это правда!» Где-то в глубине подсознания опять мелькнула мысль – «слышали бы меня сейчас знакомые!», но он прихлопнул эту мысль, как комара или моль. «Растения живут в своем мире, а мы в своем. Эти миры рядом, они соприкасаются и взаимодействуют. И если кто-то из мира растений приходит на помощь кому-то из мира людей, то нет ничего необычного в выражении благодарности за это. И нет ничего смешного в том, что я просил растение, помогшее мне, простить меня за то, что я чуть не нанес ему вред». Даниэль не знал, вслух ли он произнес эту тираду или мысленно. Но он сформулировал для себя самого нечто новое, но настолько очевидное, что ему было удивительно, как он не задумывался об этом раньше. Он понял, что как бы чудаковато это ни выглядело со стороны, но никогда больше он не сможет сломать ветку, сорвать лист или цветок, не извинившись мысленно перед ними и не объяснив им, для чего это нужно.
Через два дня обе ноги Даниэля одинаково воспринимали тепло, холод, прикосновения, нажатия и легкие похлопыванья. Интересно, что на первый укол шипа левая нога никак не отреагировала, а вот второй был болезненный, но все же менее, чем на правой. Даниэль поколебался, боясь переборщить, но потом все-таки уколол ногу третьим шипом. И повторилось все, что он уже испытал – боль, отек, жар, восстановление чувствительности. Потом Даниэль понял, что очевидно царапины на правой ноге как раз и были следом воздействия первого шипа, которое он не почувствовал.
Даниэль внимательно рассматривал спасительное растение, стараясь запомнить строение листьев, вид стебля, цвет и форму колючек. Он ни разу нигде не встречал что-либо подобное. Впрочем, нельзя сказать, чтобы он когда-нибудь сильно интересовался ботаникой, но если б встретил – наверняка запомнил бы. Стебель растения был довольно тонкий, миллиметра три-четыре в диаметре, но не травянистый, а крепкий, как ветка дерева или лоза, и при этом шершавистый, плотно покрытый жесткими чешуйками, напоминая чем-то устройство еловых шишек. «Надежная защита от повреждения. Конечно, если слон наступит, то…» Но для этого и были, наверное, предусмотрены шипы. Таких шипов Даниэль тоже никогда не видел. Они ничего общего не имели с благородными шипами роз или комариными занозочками избалованных пушистых домашних кактусов. Не походили они и на воинственные острые иглы, которыми топорщилось растение, подаренное Даниэлю одним австралийцем – оно, наряду с иглами, обладало продолговатыми ярко-зелеными листьями и красивыми пурпурно-оранжевыми цветками. После пересадки австралийского подарка в более просторный горшок, приходящая горничная Даниэля выглядела так, как будто насильно удерживала на руках дикую кошку.
Растение, которое сейчас разглядывал Даниэль, имело шипы весьма необычной формы. Они чем-то походили на когти хищной птицы. В спокойном состоянии они были прижаты к чешуйкам, покрывавшим стебель, и практически незаметны, но при давлении на стебель и его деформации, например, изгибе, «когти», как на пружинках откидывались от стебля и впивались в виновника деформации. Очевидно, в этот момент в него впрыскивалась капля ядовитого сока, то есть, идея защитного механизма растения была в чем-то такой же, как у пчел, ос и других жалящих насекомых. Судя по тому, что шипы, уколовшие Даниэля, так и остались торчать и не вернулись на место, не прижались опять к стеблю, можно было сделать вывод, что они однократного действия и больше уже не пригодятся растению, а, следовательно, скоро отпадут. Возможно, на их месте вырастут новые, а возможно и нет – у растения остается достаточно средств для самозащиты. Даниэль осторожно разглядывал один из «сработавших» шипов, который неожиданно легко извлекся из-под чешуйки. Это почему-то напомнило Даниэлю, как в детстве он почти без усилий вытащил у себя два молочных зуба, предварительно как следует расшатав их языком. Нижняя часть «когтя» и вправду была похожа на детский молочный зуб, только черного цвета. В основании шипа, там, где он крепился к стеблю, было некоторое углубление, в центре которого можно было разглядеть крохотное сквозное отверстие, словно проделанное шилом. На самом деле это было входным отверстием полого канальца, проходившего сквозь все тело шипа и заканчивавшегося в его острие, которое имело косой срез, как у медицинской иглы. Изначально шип был насажен на прозрачный стерженек, заполненный ядовитым соком стебля. Когда на стебель кто-то надавливал, стерженек лопался – и шип под воздействием сока, стремительно заполнившего каналец, выстреливал и впивался в «обидчика». Так что укол шипом с полным правом можно было назвать инъекцией. Даниэль первый раз в жизни пытался так подробно разобраться в устройстве растения. «Эх, жаль, что мне нечем и не на чем зарисовать этот коготь!»
«Кстати!» – внезапно подумал он, – «а почему при мне нет ни карандаша, ни бумаги? Где мои краски? Где все это? Куда все делось? Странно…Где я, вообще, черт побери?!»