Орлиное гнездо (СИ) - Страница 178
Валах поднял голову и увидел красоту, неподвластную времени. Анастасия утирала глаза концом темного покрывала. Ее черные косы расплелись и падали на плечи.
- Ты святой, - прошептала она. – Я таких, как ты, еще не видела…
Корнел встал, взял ее за плечи и крепко поцеловал в лоб. Потом отвернулся и быстро покинул столовую.
Анастасия собирала пустую посуду, склонившись над столом, - так низко, что даже стены и тени, роящиеся на них, не видели ее лица. Потом ее дрожащие руки замерли, и Анастасия принялась всхлипывать. Люди, подобные Корнелу, не могли гибнуть – люди, способные к такой любви: святой, страшной, великой.
Корнел заснул в своей спальне один – вернее говоря, он долго не спал: улыбался, глядя в потолок. Перед ним теснились лица людей, которых он хранил от смерти - и которые хранили его тем, что жили на свете. Он хотел бы жить с ними и любить их вечно.
Потом он закрыл глаза и заснул. Тени от ветвей, колеблемых ветром в открытом окне, бродили по его спокойному мужественному лицу, обрамленному темной бородой. Потом лицо его исказилось, с губ сорвался стон: Корнел увидел своих врагов.
Он выехал на арену на своем черном коне, и враги уставились на него со всех сторон. И главный неприятель, самый ненавистный, устремился витязю навстречу: тот, кто жаждал завладеть его сокровищем. Темные кудри венгра рассыпались по золоту и стали новешеньких доспехов, дарованных королем и не знавших битвы; голубые глаза и губы под полоской усов смеялись над увечьем, которое Корнел получил в смертном бою. А у молодого барона много свежих сил, много похоти к чужим красивым женам!
Корнел воздел свое копье и воззвал к небесам; и с небес вдруг полился кровавый дождь, точно в своей мольбе витязь нечаянно поразил копьем небесный свод. Все зрители в амфитеатре закричали от ужаса, и барон закричал от ужаса, напрасно прикрываясь щитом от этого ливня. Корнел оглушительно засмеялся: он один здесь не боялся крови, отданной за святое дело!
С ревом витязь устремился на врага и ударил; и копье глубоко погрузилось в его сердце. Но барон не умер. Дьюла схватился за оружие, поразившее его плоть, и глаза его открылись: теперь закричал от ужаса Корнел, потому что глаза врага были красны, а между губ показались клыки…
С криком Корнел сел в постели и перекрестился.
Он рывком откинул одеяло и встал. Подошел к окну и шире распахнул ставни; холодный ветер освежил его, окончательно пробудил от видений, и Корнел улыбнулся, раскрыв ворот рубашки. Он долго дышал полной грудью, потом нашарил на исполосованной белыми рубцами груди крест и поцеловал.
- Мое дело свято, - прошептал валах.
Он вернулся в постель и проспал до самого утра без сновидений.
На другой день витязь проснулся поздно. В одной рубашке и шароварах он вышел к завтраку, который ему приготовила добрая Анастасия, и который она разделила с ним, чувствуя без слов, что у валаха на сердце.
Раду тоже ел с ними. Мальчик молчал и неотрывно смотрел на отца, как будто запоминал, постигал – каким ему следует быть, когда он вырастет…
Корнел взял сына на колени, и тот прижался к нему без слов. Так они и сидели – маленькая семья единоверцев против целого мира врагов.
Потом Корнел поцеловал Раду и препоручил его Анастасии. Встав из-за стола, витязь сказал гречанке, что пойдет во дворец; и служанка понимающе кивнула и увела мальчика. Корнел поднялся к себе и нарядился в чистое венгерское платье. Доспеха он не надевал: у него не осталось приличного рыцарского вооружения. Только меч, как и свою честь, он сохранил и препоясался им.
Сев на турецкую лошадь, которой далеко было до его боевого коня, Корнел поехал во дворец. Он думал, что добьется приема у короля – или князя, или обоих; непременно добьется, пока решается это проклятое сватовство, чтобы Василику перевели в место получше. В этом-то господа не могут ему отказать – ведь барон не хочет погубить свою невесту!
Корнел прикрыл глаза и вновь ощутил густой и горячий, соленый дождь, орошающий лицо. Он облизнул губы.
У дверей витязь спешился.
- Мне нужно к королю, - сказал он страже, скрестившей перед ним алебарды.
Теперь, когда он был без конвоя, чист и одет по-венгерски, на него смотрели куда приветливее. Люди очень ленивы умом, подумал Корнел.
Его проводили к Матьяшу – но не в собственные покои его величества, а в пиршественный зал, где еще звенели тарелки и кубки. Корнел этого не ожидал. Почему-то ему стало очень больно, когда он увидел, как король смеется за трапезой с кем-то из своих соседей.
Среди сверканья золота, серебра и хрусталя Матьяш Корвин поднял голову и увидел валаха – и улыбка его на миг поблекла. Потом гладкое лицо короля опять прояснилось, и он приветливо кивнул витязю. Как будто вчерашняя отповедь Корнелу только приснилась.
- Садитесь с нами, жупан, - сказал Справедливый король. – Вина ему! – приказал он.
Корнел медленно перекинул ноги через лавку и сел. Ему казалось, что ему только что при всех отвесили пощечину: не так, как Абдулмунсиф-паша. А опозорили публично, незаслуженно и несмываемо…
- О чем вы хотите просить? – произнес Корвин.
Светло-серые глаза его смеялись над золотым кубком, как будто он заранее торжествовал над любым выпадом, который сделает валах. Корнел поискал глазами господаря – и не нашел его.
- Я хочу просить ваше величество, чтобы Василику перевели в место почище, - сказал он, опустив бородатую голову.
- Это уже сделано, - непринужденно ответил Матьяш. – Я посчитал, что излишняя суровость может повредить здоровью невесты барона. Любезный Дьюла очень просил меня за свою избранницу.
Корнел прикрыл глаза и стиснул кулаки под скатертью. Король мастерски поставил его на место.
Витязь схватил свой кубок и сделал несколько больших глотков. Красное вино потекло по бороде.
- Король, - хрипло сказал он по-валашски, так что поняли только они двое. – Я прошу тебя о милости… о святой милости…
Корвин перестал улыбаться.
- Говори, - приказал он.
Корнел поднялся из-за стола и опустился на колени – при всем собрании. Придворные ахнули.
- Король, я прошу разрешения защитить мою сестру от посягательства барона, которого она не желает себе в мужья; прошу разрешения отстоять ее мечом и копьем, в поединке! – громко сказал витязь.
Матьяш долго смотрел на него. Корнелу вдруг показалось, что во всем зале остались только они двое. Взгляд короля скользнул по рукам витязя, правой и левой, потом снова поднялся к лицу.
- Ты и в самом деле хочешь этого?
Корнел кивнул.
- Ничего другого я не могу хотеть. Это мое право и долг, - сказал он.
Корвин вздохнул, и Корнел вдруг ощутил его – как ни дико это было - товарищем по несчастью…
- Хорошо, - сказал его апостолическое величество. – Тебе дадут новый доспех… и дадут скрестить мечи с Лорантом Дьюлой. Но пеняй сам на себя, если тебе не посчастливится.
Корнел встал и низко поклонился.
- Благодарю тебя, государь, - сказал он.
Амфитеатр был полон, как тогда, когда Корнел сражался за честь собственной жены. И, как тогда, и теперь женщина, которую он защищал, сидела в первых рядах. Но сидела она склонив голову, как преступница; щеки валашки пылали, и она сжимала кулаки, сдерживая обуревавшие ее гнев, стыд и страх. По сторонам Василики, и позади нее, расположились стражники; на ней было белое платье и такое же покрывало, полностью скрывавшее волосы, как у послушницы.
Корнела обрадовало хотя бы то, что Василику, судя по всему, теперь содержали чисто, давали мыться и хорошо кормили. Пусть и обращались с ней так только из соображений выгоды…
Он вспомнил, как увиделся с князем и излил ему свою душу. Витязь поклонился господарю в ноги, а Дракула поднял его своей могучей рукой и обнял, точно Корнела захлестнули огненные крылья, - потом отстранил от себя и сказал, посмотрев ему в глаза:
- Иди и дерись.
Казалось, этими словами он передал витязю свою силу. Корнел ощутил себя несокрушимым, как в былые времена. Выходя же от господаря, он увидел его жену, княгиню Илону, державшую на коленях сына, хотя тот был уже велик. Корнел поклонился ей.