Орлиное гнездо (СИ) - Страница 177
Король прервался, сжав тонкие губы так, что они побелели. А Корнел, опустив голову на грудь, едва удержал горькую усмешку, вспомнив, что слыхивал о католических монастырях – как мужских, так и женских.
- Принимать католичество и вступать в брак она отказалась, - снова раздался над ним резкий, яростный голос Корвина. – И что прикажете мне делать с вами обоими?
Корнел опять поник головой. Матьяш Корвин не моргнув глазом губил многотысячные армии; смешивал веры и обычаи, образуя высокие политические союзы… а сейчас исходил пеной из-за двух православных людей, которые даже не дворяне!
Корнел знал, что бывают минуты, когда мелочи могут перевернуть человеку всю душу. И для короля сейчас как раз настала такая минута.
- Ваше величество…
Глядя на застывшее лицо Корвина, витязь неожиданно подумал, что Абдулмунсиф мог добиться от короля уступки, о которой сам он и не подозревал. Но чем тот мог грозить? Убить пленного валаха? Но разве его жизнь такая уж ценность?
Корнел поднялся с кресла и опять преклонил колени перед государем.
- Ваше величество, - тихо попросил он. – Разрешите мне увидеться с Василикой. Быть может, сестра моя сама себя не сознает…
Корвин усмехнулся.
- Вы заслуживаете того, чтобы вполне разделить ее участь!
Он замолчал, оглядывая смиренную могучую фигуру. Когда Корвин заговорил снова, в голосе католического короля прозвучал насмешливый интерес.
- Так вы будете уговаривать вашу сестру склониться передо мной и моим повелением? Забавно! Хотел бы я это увидеть, в самом деле!
Корнел молчал, не поднимая головы и не разгибаясь, – хотя мука, которую он испытывал, была почти непереносима.
И наконец Корвин произнес:
- Хорошо. Вы увидитесь с нею, а потом можете вернуться домой. Ваш сын, крещенный в истинной вере, заслуживает отца, каков бы тот ни был.
Корнел медленно встал. Все его раны горели так, точно их натерли солью.
- Умоляю короля приказать отвезти меня к Василике немедленно. Я знаю, что она страдает.
Матьяш Корвин брезгливо усмехнулся. Потом хлопнул в ладоши, словно нехотя.
Корнела повели прочь. А витязь думал о той слабой надежде, которая осталась им… о князе. Он еще не видел его. Насколько он нужен Корвину… и может ли заставить короля помиловать Василику? И пожелает ли это сделать – теперь?
Когда Корнел спустился в подземелье, он не был удивлен – только пришел в едва сдерживаемое бешенство. И в таком месте эти изверги держали женщину - валашку? Василику?..
Он приблизился к ее двери и взялся за прутья решетки. Корнел несколько мгновений перемогал ужас перед тем, что время, страдания и эти палачи могли сотворить с его сестрой.
А потом громко окликнул ее.
В глубине камеры, у самой дальней стены, вскрикнул женский голос. Это была она!
Корнел стиснул решетку и зажмурился. Когда он открыл глаза, Василика была перед ним.
Она исхудала, побледнела, обтрепалась – но изменилась меньше, чем он боялся.
Они долго смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Потом Василика улыбнулась.
С несказанной нежностью она воскликнула:
- Друг мой! Любимый!
Ее слова потрясли Корнела; как он порою мечтал, чтобы Василика назвала его своим милым! Но это было навеки запрещено.
Она протянула ему через решетку руку – рука прошла свободно; и Корнел припал к ней губами.
- Господи! Какая худая!
Потом он выпустил тонкие пальцы и крикнул на все подземелье:
- Пустите меня к ней! Сейчас же!..
И таков был его голос, весь его вид, что стражники не посмели спорить. Дверь отомкнули; и Василика оказалась перед ним на пороге.
Витязь стиснул ее в объятиях, едва не задушив; Василика с плачем повисла у него на шее, целуя лицо, шею – куда могла достать.
- Он отпустил тебя? – воскликнула узница.
И тут Корнел ощутил, что на ней ошейник. Взревев, витязь схватился за ее цепь и дернул так, что чуть не вырвал кольцо из стены; опомнившиеся стражники вбежали и схватили его за руки. Валахов растащили.
Корнел отбросил стражников в стороны.
- Прочь! – крикнул он.
Снова подбежав к Василике, витязь достал и протянул ей смятый белый лист.
- Это тебе… Штефан шлет тебе свою вечную любовь… и этот крест, - прошептал он.
Василика прижала послание к груди. Она плакала от счастья.
- За это я готова умереть! – воскликнула узница.
Корнела схватили и вывели из комнаты; он больше не сопротивлялся. Но когда дверь за ним захлопнулась, он вывернулся из рук служителей и подошел к решетке. Василика снова была там – цепляясь за прутья последним усилием.
- Я тебя спасу! – сказал Корнел.
Василика слабо улыбнулась.
- А его? – прошептала она.
Корнел метнул изумленный взгляд на соседнюю дверь.
- Там – он? – шепотом спросил витязь. Василика кивнула, смеясь сквозь слезы.
- Я попытаюсь, - сказал Корнел.
Он еще не знал – как; но знал, что сделает все, что в человеческих силах.
А Василика вдруг прошептала:
- Корнел… Я знаю, что здесь дела чести, даже церковные, можно разрешить поединком… Если тебе позволят стать моим защитником…
- Я готов! – воскликнул Корнел, не задумавшись ни на миг.
- Не вызовешь ли ты сразиться моего жениха? – прямо спросила Василика. - Он не выстоит против тебя!
И тут Корнел осознал себя; осознал свою безжизненную правую руку. Но кто он будет, если сейчас возьмет свои слова назад?
- Я тебя спасу! – вновь поклялся валах, ударив себя в грудь.
- Я знаю, - ответила Василика с нежностью, с любовью.
Корнел поцеловал руку, которую Василика подала ему на прощанье, - и направился прочь. Поднимаясь из клоаки на вольный воздух, он ступал все тверже. Он повторял свои клятвы.
========== Глава 105 ==========
Корнелу очень хотелось сменить платье и вымыться – но он не мог думать об этом, вспоминая о грязи, в какой нашел Василику. Однако теперь его едва ли пустят к королю снова…
И сын! Раду!
“Я никому не отдам ни тебя, ни ее”, - подумал витязь.
Он вернулся домой – и, ни с кем из испуганных слуг не вступая в разговоры, приказал согреть себе воды и приготовить чистое платье. Корнел не показывался сыну, привыкшему, что в доме толкутся чужие; и не мог предстать ему таким грязным… таким поганым турком, как сейчас.
Когда он вымылся и умастился благовониями, Корнел посмотрел в зеркало, и витязю показалось, что ему усмехается чужое лицо – с проседью в черных волосах и бороде, с черными лукавыми глазами: лицо могучего и старого благородного человека, которого Корнел ненавидел до тех пор, пока не очутился в его шкуре. Судьбу не всегда получали новой – слишком часто ее жаловали… с чужого плеча.
Потом воин пошел к сыну.
Когда он остался в столовой один – слуги, не убрав со стола, по его приказанию ушли и оставили господина в одиночестве - к нему пришла Анастасия. Глядя на валаха темными настрадавшимися глазами, гречанка села рядом. Положила ему на плечо мягкую коричневую от природы и старости руку.
Корнел взглянул на нее исподлобья и улыбнулся. Он сам не знал, чему. В нем было слишком много чувствований, чтобы выразить их хоть какими-то словами.
- Раду сейчас сказал мне перед тем, как заснуть, - с мягким акцентом проговорила Анастасия, - пусть отец вернет мне матушку Василику…
- Ангельское звание, - прошептал Корнел.
Анастасия встала с места и обняла его голову.
- Бог тебе поможет. И я за тебя помолюсь, - сказала она.
- Спасибо, - прошептал витязь.
Он долго еще сидел так, уткнувшись в ее высохшую грудь, одетую темным платьем. Анастасия едва ли была красива даже в молодости – но была когда-то красива для человека, простого грека, который ее любил… Будь он жив сейчас…
Корнел поцеловал грудь, к которой прижимался. Ощутил, как гречанка судорожно вздохнула; она притиснула своего господина к себе обеими руками со всей забытой неутоленной любовью.