Орлиное гнездо (СИ) - Страница 168
Корнел ехал по правую руку от короля – и подчинившись этому устремлению, и словно бы в стороне от него. Он не верил в святость папской воли – и среди венгерского войска, подалее от Матьяша, тоже было немало таких неверующих: царил разброд умов и сил. Нет, никогда подобная слабость не одолевала конников Дракулы!
“Не будет нам доброго”, - думал витязь.
Может быть, их разгромят назавтра же – и возьмут корону Корвина вместе со всеми его мечтаньями о всемогуществе. Не потому, что сейчас в войске шатание умов; не потому, что воины Корвина трусливы. Потому, что их предводитель – не полководец по натуре; и все это чувствуют…
Сам Корнел, каково бы ни было уныние, умел преображаться в минуту опасности, обретая силу и разгораясь огнем, который пока еще никакому врагу не удалось потушить; но он не знал, каковы в бою его венгерские товарищи. И потому вверил себя судьбе, как делал всегда.
- Жаль, нет с нами князя, - сказал ему Ливиу, когда они разбили лагерь и валахи смогли сойтись и поговорить.
Корнел улыбнулся товарищу.
- Ты думаешь, король выпустил бы зверя из клетки? Стоит князю оказаться среди нас, как командование у венгров сменится! Люди сразу видят, кто настоящий воин!
Ливиу засмеялся с наслаждением, тряхнув длинными темными волосами и расправив широкие плечи. Валахи пожали друг другу руки так, что хрустнули не то доспехи, не то кости.
- Да и из-под охраны король нашего господаря не выпустит, - прибавил Корнел, опечалившись и понизив голос. – Корвин умен!
Ливиу кивнул.
- Однако хочет отличиться там, где не получится, - в разведке и в бою, - заметил он. – Он никуда нас не приведет – как бы не завел куда не следует…
- Нишкни! – рассердился Корнел. – Заведет – значит заведет, а ты знай выбирайся!
Он сел и принялся чистить оружие, ни на кого больше не глядя. Часовые уже стояли на постах – Корвин, в отличие от князя, оглядывался на каждом шагу; однако у него не было той безрассудной лютости, которая принесла Цепешу его военные победы.
Потом Корнел напился из фляги и лег отдохнуть. Он глядел в небо и улыбался. Откуда-то витязь знал, что вернется домой.
Вскоре они вторглись в подчиненную туркам Боснию, где встретились с вражеским отрядом. Король дал противнику бой, едва разглядев, кто перед ним: выбросив вперед повелительную руку. К этому времени Матьяш уже снял корону – и, должно быть, жалел, что не оставил венец Иштвана в Венгрии; но и без короны он не потерял присутствия духа, вопреки ожиданиям. Корвин сам сражался в первых рядах, хотя сражаться пришлось недолго: рыцари закрыли собой священную особу государя и довершили дело. Враг был разбит – потому, что малочислен и захвачен врасплох…
Однако эта победа опьянила и осчастливила сына Яноша Хуньяди. Матьяш был ранен в руку, и, казалось, счастлив, что ранен; побледневшего от потери крови, его торжественно перевязали на лужайке, где венгерская армия встала лагерем в следующий раз. До тех пор король не позволял оказывать себе помощь.
Корнел понимающе улыбался, глядя на это, стирая кровь со своих вороненых доспехов – вражью кровь, которая нечасто смешивалась с его собственной. Сегодня же он не получил ни царапины.
Сняв испачканную перчатку, Корнел стянул ленту, которую повязала ему Василика, и поцеловал ее. Потом стал снимать доспехи, следуя примеру остальных.
Когда пришло время надевать доспехи, Корнел подошел к Ливиу и попросил повязать себе ленту снова. Товарищ улыбнулся, выполняя этот обряд.
- Жениться ты так и не думаешь? – спросил Ливиу. Он сам принял католичество и женился следом за своим князем.
Корнел сдвинул брови.
- Я просил тебя это не поминать!
Ливиу покачал головой.
- Гляди – упустишь, - заметил он. – Уведут ее – оглянуться не успеешь.
- Не уведут, - коротко ответил Корнел.
Несколько дней спустя они подошли к боснийской крепости Яйце. Король воззрился на нее как на Иерусалим, доставленный ему домой. Подняв перевязанную руку, Корвин перекрестился.
- Мы возьмем ее сегодня, - прошептал он, отбросив с глаз светлые волосы, неопрятно свисавшие из-под позолоченного шлема. – Видите – небеса подают нам знаки. Святая дева улыбается мне из облаков.
Никто, кроме Корвина, этого не видел; но после его слов всем сразу же представился ангельский лик. Рыцари вокруг Матьяша закрестились.
Они расположились на отдых на этом же месте, откуда могли обозревать крепость, и король собрал недолгий военный совет. Особенно он прислушивался к Корнелу. Прямо на земле Корнел начал чертить план, который продолжил король; они толкались плечами, спорили до хрипоты, забыв, кто они друг другу.
Потом Корвин встал с места и громогласно созвал свое войско, точно на него вдруг снизошел дух отца, грозы турок.
- Мы атакуем немедленно! – громко крикнул он, воздев свой стяг и размахивая им. – Такова моя королевская воля!
Корнел открыл было рот; но остановить то, что началось после слов Матьяша, было уже невозможно. Венгры прихлынули к своему предводителю, и Корнелу на миг показалось, что они задушат его от избытка любви; они видели в нем живое знамя войны, каким был его отец. А потом все принялись строиться вокруг короля, и Корнел занял свое место в авангарде. Он посмотрел по сторонам и увидел Ливиу. Товарищ поднял кулак и стукнул себя в одетую броней грудь.
А потом король прокричал:
- В атаку!
И венгерская сила устремилась вперед. Как всегда в такие минуты, Корнел ощущал себя уже не вполне собою, а частью этой конницы и рати: он многократно принимал в себя – и многократно возвращал товарищам их силу; переходя от одного бойца к другому, сила войска все крепла, все разгонялась. Казалось, ее станет, чтобы спалить и потоптать весь мир. Вскинулась и опустилась на крепостную стену осадная лестница, и Корнел, спрыгнув с коня, начал стремительно взбираться по ней, ощущая в себе силу взлететь, когда она кончится; солнце слепило, но и вслепую валах бил так же верно, бесстрашно. Пораженные стрелами, справа и слева от него кувырком полетели со стены двое воинов, ладивших сбросить ему на голову камни. Перед Корнелом вырос пращник, который не успел раскачать свое оружие: Корнел полоснул ему по горлу мечом. Еще один рывок – и стена будет его! Но тут кто-то внизу истошно закричал и схватил витязя за ногу; лестница под Корнелом зашаталась, и вдруг его ноги опалил жар, как будто на земле разгорелся ад.
Зарычав, Корнел рванулся наверх, но тут пылающая лестница дрогнула и подломилась под тяжестью людей, в попытке спастись тянувших друг друга в эту преисподнюю. Корнел стал падать навзничь; он падал на что-то живое, кричащее, мучающееся, и когда сверху обрушилась лестница, мученье поглотило его.
Когда Корнел очнулся, он почувствовал, что лежит на чем-то мягком; потом все тело наполнилось болью, и, пошевельнувшись, Корнел ощутил, что перевязан во многих местах. Правая рука покоилась в лубках. Она была, несомненно, сломана.
- Где я?.. – спросил Корнел; но тут его рот накрыла чья-то прохладная ладонь, а уши обжег знакомый голос.
- Я и не думал, что ты такой живучий. Вот уж воистину – дьявол прибирает своих.
- Верно, - прохрипел Корнел.
Он застонал от боли и ненависти. Открыв глаза, витязь увидел холодную улыбку турецкого рыцаря, белые зубы которого до сих пор остались совершенно целы.
- Куда ты меня затащил? Зачем? – спросил Корнел, косясь на глухую стену, видневшуюся за спиной своего целителя. В углу, на кошме, трепетал огонек светильника.
- Тебе вредно говорить, Корнел-бей, - ответил турок.
Он посмотрел в глаза витязю и усмехнулся.
- Что, скажи по совести – не думал, что мы еще встретимся?
Корнел глубоко вздохнул.
- Христом-богом тебя прошу… убей меня или отпусти, - выговорил он с натугой. – У меня в Буде сын, который останется один.
- Неужели? – спросил Абдулмунсиф. – Разве ты не привез в Буду женщину, которая о нем позаботится, если ты умрешь?