Орел и полумесяц (СИ) - Страница 12

— Не умер тот кто вечно спит. Пред ним и смерть сама отступит, — прочла девушка.

Комментарий к Глава седьмая Плач Изиды. Некрономикон

Слава Лавкрафту!)

========== Глава восьмая Рассказ Габриэль. Возвращение ==========

Комментарий к Глава восьмая Рассказ Габриэль. Возвращение

Глава сильно перекликается с моим фанфиком (и давней фантазией) “Надежда Габриэль, надежда Цезаря” (https://ficbook.net/readfic/3813699).

…Марк внимательно смотрел на белокурую девушку, готовый слушать то, что она собиралась поведать ему. Быть может, это должен был быть какой-нибудь важный секрет, связанный с Зеной? Может, от королевы воинов отступилась ее до сих пор верная спутница и хочет перейти на сторону враждебного Зене Рима?

— Произошла эта печальная история в Британии, куда мы с Зеной отправились, чтобы помочь королеве племени иценов Боадицее в ее борьбе против Цезаря. Сейчас мне кажется, что ее вело туда не столько желание помочь королеве, сколько всепоглощающая ненависть к Цезарю… или искаженная любовь, что одно и то же… — начала свой рассказ Габриэль.

— Скорее, это была женская месть отвергшему ее и не захотевшему ее мужчине, — хмыкнул Антоний. — Женщины… вы все одинаковые.

Габриэль хотела было что-то возразить на это, но промолчала.

— Продолжай, — велел ей Антоний.

Габриэль прикрыла глаза, словно мысленно переносилась в те вряд ли счастливые для нее дни.

— Вместе с нами был один рыжеволосый парень-кельт с необычным именем Крафстар, — вновь зазвучал ее мелодичный голос. — Когда мы встретились с ним, его и еще нескольких человек из его племени вели к мести казни двое ваших воинов. Конечно же, мы с Зеной решили помочь им, и она показала им пару приемчиков, — на губах Габриэль появилась бледная улыбка, — отчего те улетели далеко. Увы, как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. Так было и в нашем случае. Мы не знали, кого спасли.

— Кого-кого? — передразнил ее друг Цезаря. — Бунтовщиков и варваров, выступавших против прогресса.

Бард сделала вид, что не слышала этих слов и невозмутимо продолжала свое повествование:

— Крафстар называл себя первым священником культа Единого Бога. Он рассказывал, что его храм захватили вы, римляне, и собирались его разрушить, но в последний момент Цезарь передумал и решил использовать его как укрепление. — При этих ее словах Антоний оживился, как-бы что-то вспомнив, но теперь не стал прерывать рассказчицу. — Мы с Зеной знали о боге израильтян и думали, что Крафстар служит именно ему. Мне нравилась их вера, а еще меня всегда притягивало все новое и необычное.

«Как и всех женщин», — подумал Антоний.

— Похоже, он заметил эту мою черту и принялся рассказывать мне о своем боге — о том, какой он добрый и могучий и о том, как вера в него изменила его жизнь. Сначала я, заметив, что мою подругу раздражают эти разговоры, сказала ему, что мне и своих богов хватает, но я тогда была совсем юной, наивной девчушкой и вскоре развесила ушки и начала слушать его с раскрытым ртом. Идеалы этой религии казались мне такими возвышенными! Мне так хотелось узнать, какой он, этот Единый Бог, увидеть его так, как видела олимпийских богов, — она вздохнула. — Я забыла об одной пословице «Бойтесь своих желаний, они могут исполняться». В будущем мне действительно предстояло узнать этого бога и соприкоснуться с ним, но не так, как я представляла это себе тогда. Зена кривилась и хмурила брови, глядя на нас. Наверное, она думала, что Крафстар таким образом пытался строить мне глазки. К тому же она была сама не своя из-за предстоявшей схватки с Цезарем, одно имя которого выводило ее из себя. Было видно, что это поглощает все ее мысли. Наконец, корабль доставил нас окутанный туманом остров, так не похожий на места родной Греции. Здесь Зене предстояло помочь Боадицее, применив против Цезаря его же стратегию «Разделяй и властвуй». Не думаю, чтобы она при этом испытывала дружеские чувства к британской королеве. Может, разве что угрызения совести из-за того, что когда-то, встав на путь зла, пыталась убить ее. Но что-то общее между ними было. Обе были сильными, бесстрашными и неукротимыми воительницами, глядя на которых никто не осмелился бы сказать, что все женщины — слабый пол. Увы, этого нельзя было сказать обо мне. Я была слабачкой и обузой для Зены, неспособной быть по-настоящему полезной ей и путавшейся у нее под ногами. По крайней мере, так это видится мне.

— Почему ты такого о себе мнения? — спросил Марк, сам удивившись своему вопросу. Он ведь думал о ней точно также, но сейчас ему почему-то захотелось утешить девушку.

— Потому что так оно и есть, — отвечала она. — Я деревенская девчонка — наивная, глупая, болтливая и не умеющая хорошо постоять за себя. Зена всегда тряслась надо мной.

— Да ладно тебе! — махнул рукой Антоний. — Не перегибай палку! Кстати, о палках… ты не так уж плохо справляешься со своим шестом, можешь дать им по шее, если надо. Ну, а то, что тупенькая и болтливая — это да, что есть, то есть.

— Чего?! — вскинулась Габби.

Римлянин рассмеялся:

— Ну, вот видишь, когда такое говорят тебе другие ты злишься. Так отчего ты сама о себе ерунду говоришь?

— Да ну тебя! — фыркнула Габриэль.

— Ах-ах, — пропел Антоний. — Но что-то мы отклонились от темы, продолжай.

Личико Габби посерьезнело, и она, стряхнув с себя признаки недавней веселости, вернулась к рассказу:

— В то время, как Зена помогала Боадицее, мы с Крафстаром шли по лесу, и я восторженно слушала его очередную проповедь о Едином Боге. Я заслушалась его, а он, должно быть, заслушался самого себя, и мы легко угодили в западню и были схвачены вашим центурионом. Нас притащили в палатку Цезаря и бросили перед ним. Он сидел в золотом кресле, спиной к нам, но потом встал и медленной, мягкой поступью хищника направился к нам. Все его движения были полны тигриной грации, величия и силы, и только из-за одного этого я, тогдашняя наивная девчонка, уже готова была плениться им. Я знала о том, что это злейший враг моей подруги и о том, что он с ней когда-то сделал — тоже, но это лишь подстегивало мое воображение.

— Хорошие девочки любят плохих мальчиков, — снова улыбнулся Антоний.

Оба не замечали, что беседа между ними уже меньше всего напоминала допрос.

— Может, и так, — не стала обижаться она. — Я часто представляла себе то, как Цезарь мог выглядеть, но в реальности он оказался еще красивее и внушительнее. Больше всего меня поразили его черные большие глаза — пристальные и никогда не отводимые от тебя. В них виднелись не только ум и хитрость, но и какая-то затаенная боль. Я очень любила… люблю Зену, но мне было жаль ее врага, ее… палача, и я хотела узнать о причине этой боли, утешить его. Я видела этого опасного человека, этого «зверя», как называла его Зена, но не могла разглядеть в нем зла. Не был он злодеем, не был. Просто обычный живой и страдающий человек со своими достоинствами и недостатками. «Цезарь!» — выдохнула я, и мой голос предал меня, прозвучав восхищенно. Кажется, это позабавило его, и он насмешливо проговорил: «Он самый». Мое сердце упало. Пару минут Цезарь смотрел на меня, словно изучая, а заодно и что-то прикидывая. Затем он медленно проговорил с насмешливой улыбкой на губах: «Отдели чувства женщины от ее разума, и она твоя. Разделяй и властвуй.» Я вздрогнула, подумав о том, что эти слова могли относиться и ко мне. Мысленно я поругала себя за то, что так реагирую на него, напомнив себе о том, что это самый страшный враг моей подруги, и ответила ему: « Этого никогда не будет». Это только развеселило Цезаря и, посмеявшись над деревенщиной, он решил перейти к допросу. Он был высокомерен, резок и даже груб со мной, а еще явно старался казаться хуже, чем был на самом деле. Но я видела, что это наигранное. На его расспросы я, конечно, отвечала, что Зена меня знать не знает и даже имя мое вряд ли помнит, а сама я знать ничего не знаю об их с Боадицеей планах. Он дал мне откусить яблоко с ножа и глумливо проговорил, что может отдать меня своим солдатам, чтобы те изнасиловали меня прямо на глазах у моего жениха — слабака, не способного даже защитить свою невесту. Моим женихом он посчитал Крафстара. Я бросила взгляд на Крафстара, сидевшего с безучастным видом, так будто его все это не касалось и впервые прониклась к этому человеку презрением. Действительно, просто болтун, трус и слабак. Цезарь прав. К счастью, он неправ в другом — этот Крафстар никакой не жених мне.