Орден (СИ) - Страница 63

Призрак? Или в чистилище? Обломок последней комнаты из того мира посредине темноты. Где выход?

Он услышал голос. Вдалеке белыми и мутными колеблющимися пятнами стояли три фигуры. Он сразу узнал их. Пёс, Старейший и Уна.

— Я видел сон, — раздался в голове у Лиама гулкий голос Старейшего, тот говорил не раскрывая рта. — Вокруг безжизненные скалы. Даже небо состоит из острых и тёмных камней. В лабиринте, где нет ни верха, ни низа, ни права, ни лева, ни времени, мечется Жнец. Тот, что был нам отцом. Голод поглотил всю его суть. Ничего не осталось. В безмолвной и звенящей тишине он ищет и ревёт.

— Что мне сделать? — беззвучно ответила Уна, с тревогой оглядываясь в тёмноту, словно пытаясь разглядеть Лиама.

— Тёмный взывает к нему. Если Жнец ответит на зов, наша линия прервётся. Сквозь тысячи миров я вижу это. Скоро он почувствует нашу кровь. Жнец не должен найти выход. Иначе он пожрёт нас всех. Даже ты не сможешь остановить это, Дитя Мира.

Пёс стоял чуть поодаль, Лиам чувствовал, что он злится. Пёс не понимал мёртвый и древний язык. В голове Пса рождались лишь образы, и они не находили ничего общего с тем, что он знал о мире. Но таково было его место. Словно гора, он нависал над Старейшим и его гостьей. Рука его почти восстановилась.

Пёс рвался с цепи. Он хотел оторвать голову предателем, имя «Реверди» так и вилось в его голове.

— Дитя, — обратился к нему Старейший, звуки из его рта были глухими, скрипучими и тихими. — Наш род под угрозой. Самой страшной, что мне знакома. Ты самый верный и сильный из моих детей, но я не могу просить тебя.

Пёс лишь уважительно склонил голову, слова уже давно были не нужны ему.

— Дитя Мира, тебя тревожит что-то ещё? — спросил Уну Старейший. — Твоё сердце такое огромное… Смертные сами справятся, они сильнее, чем когда-либо. То, что происходит наверху, нас не касается.

— Нет. Меня тревожит призрак из прошлой жизни. Я больше не вижу его среди живых, — кровавая слеза скатилась по щеке Уны, но она ответила твёрдо. — Я помню, кто я. Жнец никогда не покинет свою тюрьму, наша линия не прервётся, клянусь тебе. Да озарит свет твою душу.

— Разорви Связь, чтобы Тёмный не услышал тебя и то, что ты хочешь сделать. Прощай, Дитя Мира. Спасибо, что ты коснулась меня.

Старейший поклонился и снова застыл. Лиам увидел, как перед ним раскрывается бесконечный лабиринт чёрных зеркал. Сосредоточие всех мыслей, чувств и знаний бессмертных. Старейший ходил по этому лабиринту уже вечность, заглядывал в каждый уголок. Среди видений и снов он искал кошмары — признак надвигающегося на них вырождения.

Уна снова огляделась, скрыла лицо саваном и шагнула в тёмноту, и там её уже не было видно. Пёс поклонился и последовал за ней. Лиам услышал его мысли. «Ни одна капелька зла не коснется её кожи, пока Пёс будет рядом. Словно маяк во тьме она светит, когда начинаешь видеть.» Никогда Пёс не встречал подобных бессмертных. Пахнувших жизнью и смертью одновременно.

Всё трое скрылись и Лиам остался один. В его ноздри ударил знакомый и удушливый запах. Сигара Бенисио. Вот и всё. Пора идти дальше.

Он мог закончить это воплощение очень плохо, скатиться к самому дну, но выдержал всё. Душа должна развиваться, и она не может делать это в комфортных условиях. Вот почему мир кажется нам таким несправедливым. Чтобы стать лучше, нужен разный опыт: кто-то должен родиться и сразу же умереть, кто-то болеть и страдать, кто-то сражаться на войне, убивать и быть убитым. Боль очищает нас, словно пламя, и делает лучше, раскрывает перед миром дороги нашего сердца.

Кому-то ещё рано двигаться вперёд, его ждёт отдых в богатой семье, со щепоткой удачи за пазухой. Кто-то будет падать на самое дно, стремиться к абсолютному злу, ведь у мира должны быть полюса, чтобы он двигался. И вечно они будут сходиться между собой. Так мир будет идти к высшей точке своего развития. В конце все они станут едины, окажутся очень близко друг к другу и спустя вечность, их снова раскидает в разные стороны маленькими частичками. Чтобы снова они тянулись друг к другу и собирались в более совершенные формы. Этот цикл Дыхания будет продолжаться вечно и чтобы мы не думали, он пропитан Любовью.

Теперь он благодарен за всё, что с ним было. За то, что в его жизни появились люди и не совсем люди, которые столкнулись с ним, словно с кометой, летящей на солнце, и сбили его траекторию. Теперь перед ним была вся Вселенная. Он стоял где-то посередине, между бесконечностью, что ждала его впереди, и бесконечностью, что он уже прошёл.

Ноги оторвались от песка, и его понесло вперёд. Пространство вокруг заполнялось светом, чёрный песок сточился ветрами вечности.

Лиам оказался в зале из белого мрамора. Он сидел на самой верхней трибуне, среди людей с бледной кожей, в причудливых цветастых одеждах. Они кричали и спорили на незнакомом языке. Их движения были то плавными, то рваными, неестественными. Напряжение нарастало.

И вот они замолчали. Обнажили короткие мечи и бросились друг на друга, словно дикие звери. В самом центре они должны были сойтись, но в последний момент их лезвия пронзили фигуру, закутанную в саван. Уна встала между ними. Приняла на себя удар. Мечи выпали из рук и бледнокожие упали перед ней на колени.

Он вспомнил. Не эту сцену, а многие другие, при его другой жизни. Уна не была его половиной. Он всегда был единым целым. А она была степенью, в которую нас только может возвести другой человек, делая чем-то большим, чем мы изначально можем представить себе в своих самых смелых и безумных мечтах.

В этот раз она говорила так мало, потому что им уже давно не нужны были слова. Надо было просто вспомнить. Смерть разлучит их в этом или в других мирах, но они обязательно встретятся снова. Они связаны, и природа этой связи лежит вне доступных им категорий.

Но теперь время идти дальше. Лицо Уны и зал из белого мрамора стёрли, словно мел с доски.

Лиама несло дальше. Стал слышан низкочастотный гул. Вдалеке замелькали вспышки. Человек, высеченный из чёрного камня, схватился с жутким созданием, увенчанным короной из ветвистых рогов. Он пытался утащить чудовище обратно в темноту, но слабел.

Лиам услышал крик, полный ужаса. Молодая девушка тонула в тёмной и холодной воде. Лиам хотел протянуть к ней руку, но его потащило дальше. Видения мелькали перед его глазами с ужасающей скоростью.

Его протащило мимо Тары, она проводила его взглядом, стоя на горе из костей и черепов.

Бездомный с босыми ногами, покрытый потом, напуганный чем-то зловещим, отчаянно пытался снова разжечь костёр.

Фиолетовый саван под порывами ветра пронёсся мимо и выгорел.

И на этом его стремительное движение прекратилось.

Лиам смотрел на белую ручку обшарпанной двери его детского шкафа, вросшего прямо в скалу. Осталось только дернуть её, открыть дверь и сделать шаг.

— Войди, — услышал шёпот, принесенный порывом ветра.

И голос и виденье растаяли в темноте. Лиам застыл. Впервые за время его путешествия, в своей груди он почувствовал нарастающий стук сердца.

Кто-то сжал его руку. Лиам опустил взгляд и увидел Омара. Он улыбался умиротворённо и нежно. Темнота объяла их со всех сторон. Время протекало сквозь них спокойной и безмятежной рекой.

Мальчик потянул его за собой. С каждым шагом тело Лиама становилось всё невесомее, а его мысли уносило вдаль, словно воздушные шарики.

Они шли долго, но сердце стучало всё сильнее и его удары уже били по вискам, отдавали болью и придавали тяжесть телу. Омар вдруг отпустил его руку, оказался впереди и повернулся к нему лицом. Лиам остановился. За спиной послышался тихий голос Йована.

Вдалеке мелькали молнии, и они выхватывали из темноты полотно событий неясных и далёких. Голос серба звучал всё настойчивее, а Омар больше не улыбался.

Темнота вокруг заполнялась звуками. Стуком его сердца, выстрелами, криками инструкторов, шутками Йована, голосом Уны, неясными шёпотами и чудесной, но грустной песнью. Омар сделал шаг вперёд, от Лиама, и их разделило, словно поверхностью мутной и тёмной воды. Омар шёл туда, где не было боли. А там где остановился Лиам она была, но не только она… Вот бы сигарёту. Всё так спуталось…