Орден Лино. Эра исполнения желаний - Страница 8

Мои руки тряслись, когда я доставала из тайника коробку. Обычный ящичек, в похожих иногда продают мятное печенье и карамель. Я не знала, что лежит внутри. Но точно знала, что это неимоверно важно. Возможно, это важнее всего на свете.

До этого дня я что только не пробовала, чтобы увидеть содержимое жестянки! Царапала, дергала, колотила об пол. Даже пыталась поджечь. Но крышка даже не сдвинулась! Не появилось даже крошечного зазора, в который можно всунуть нож! Ясно, что тайник создали с помощью заветного желания, обычный жестянщик на такое не способен. И если бы на моей руке золотился ценный символ единорога, я наверняка потратила бы его на то, чтобы открыть этот чертов тайник. Но, к сожалению или радости, знака у меня не было, а ящик до этого момента оставался запертым. Кто бы ни создал это небольшое хранилище, он умел прятать секреты.

Но я точно знала, что надо сделать, чтобы ящичек открылся.

Надо произнести семь слов. Семь заветных имен.

Первое имя я вспомнила шесть лет назад. Когда неслась по переулкам Боргвендама, удирая от банды головорезов. Столица Железного Королевства – в отличие от Арвиндаля – славится своей благопристойностью. Правитель Яков не одобряет азартные игры и разврат, а его силовики тщательно патрулируют город, пресекая малейшие беззакония.

Правда, это относится в основном к Новому Городу – тому, что раскинулся между пятью спиралевидными башнями. Новый Боргвендам – самое безопасное место в мире.

Но существует еще и старый Боргвендам – и в нем нет железных башен и бесчисленных патрулей. Здесь все гораздо проще, что на руку мелким и крупным воришкам вроде старухи Матильды, у которой я тогда проживала. Матильда обитала недалеко от рынка – разношерстной площади со всеми прилегающими улицами. Здесь можно было найти все, что пожелает душа, от свежей петрушки до вытканных золотыми нитками ковров. Железное Королевство еще называют Королевством Мастеров, и это тоже верно, такого количества умельцев нет больше нигде. Великий Яков считается добрым Правителем. Справедливым, но суровым. Поэтому честно заработанные деньги торговцы и мастера предпочитают тратить в Арвиндале, где никто не помешает им предаваться игре и пороку.

Старуха, у которой я нашла приют после Забвения, зарабатывала себе на жизнь, таская из чужих карманов кошельки, или, если день выдавался сухим и теплым, жалостливо завывая на ступенях храма в надежде на подаяние. Последнее она считала бесплатным развлечением. Вернее, платным, потому что платили ей. «Я актриса! Я даю представление! – гордо заявляла Матильда, отдирая от лица ужасные резиновые струпья. – До Забвения я блистала на лучших театральных подмостках мира! Ах, я была великолепна! Неподражаема!»

Я предпочитала не напоминать о том, что никто не помнит свою жизнь до Забвения. И не говорить, что старуха с седыми нечёсаными космами, плаксивым голосом и чересчур ловкими пальцами вряд ли могла быть известной театральной персоной. За такие слова можно было огрести веником, а то и кочергой, Матильда оказалась скора на расправу. Поэтому я лишь молча улыбалась, когда домовладелице хотелось рассказать парочку историй о прекрасном прошлом.

«Я благодетель! – заявляла Матильда, возвращаясь с паперти. – Я позволяю чванливым богачам ощутить себя лучше, чем они есть на самом деле! Подавая мне пару монет, они верят, что стали ближе к Ордену и самому Лино! Учись, девчонка!»

Учиться я не хотела. По крайней мере – этому. Но в целом старуха была довольно мила и даже жалостлива. Конечно, когда не ругалась как тысяча демонов, пребывая в дурном настроении. Поэтому иногда я соглашалась на ее мелкие поручения – отнести сверток или забрать письмо.

В тот день так и было. Зевая и чихвостя про себя старуху, я тащилась на окраину Боргвендама по поручению Матильды. Утренний туман укрывал мощеные улицы старого города, над которым возвышались витыми спиралями силуэты башен. Словно пять грозных стрел, устремленных в небеса. Между ними ажурным кружевом вились железные дороги, зависшие в небесах проспекты и даже сады. Железный город отбрасывал густую фиолетовую тень на нижний – каменный. Я обогнула Храм Ордена, где уже начались утренние песнопения, и вышла к пересечению каналов. От воды слабо несло тиной, сквозь туман проступали очертания бесчисленных дутых мостиков и узких лодок, покачивающихся на воде.

Откуда вынырнула банда головорезов, я так и не поняла.

Но это было и неважно. Одного взгляда на черные платки с нарисованными белыми оскалами, за что банду называли «веселой», мне хватило, чтобы не спрашивать, кто это и что им нужно.

Знать это мне совершенно не хотелось! Поэтому я просто развернулась и нырнула в туман. А потом понеслась со всей возможной скоростью. Я бежала через улочки, прыгала под мосты и скользила по проулкам, глотая влажный утренний воздух, ловя звуки погони и запахи пробуждающегося города. От запаха оно и вернулось – имя. Я так неслась, что не заметила грузчика, тащившего ящик. Врезалась в него, ящик с хрустом рухнул – и по булыжникам покатились оранжевые плоды. Сочный аромат наполнил воздух. И я застыла как вкопанная, забыв о преследователях.

Апельсины. Грузчик ругался, собирая их, а я стояла, тяжело дыша. Аромат щекотал ноздри.

Фантом.

Имя пришло вслед за запахом.

Фантом. Фантом. Фантом.

Прошлое.

Важное.

То, что скрыло Забвение.

Развернувшись и даже забыв о головорезах, которые растворились в тумане Боргвендама, я пошла обратно к дому Матильды. Это первое имя всколыхнуло омут моей памяти и по стылой воде побежали круги. Еще не воспоминания, но ощущения. И самым сильным из них было чувство потери. Я словно очнулась ото сна, в котором жила. Нет, память не вернулась, но теперь я точно знала, что сделаю все, чтобы восстановить ее. Фантом стал первым ключиком к подземелью с тайнами прошлого.

Спустя еще год я вспомнила второе имя. Со звуками какой-то глупой песенки память вернула мне Летописца. А еще через шесть месяцев, стукнувшись головой о потолочную балку, я вдруг вспомнила Тишину.

Каждое Имя было сокровищем, бережно хранимым в сундуке моего разума.

Спустя годы я знала шесть имен. И знала, что этого недостаточно. А сегодня…

Сегодня!

Снова оглянувшись на дверь, я поставила ящичек на колени. Откашлялась, потому что в горле от волнения пересохло. И тихо произнесла:

– Зверь. Летописец. Железо. Тишина. Фантом. Лино. – Я выдохнула. – Грешник.

Одно мгновение – бесконечно долгое мгновение, за которое я, кажется, успела поседеть от волнения, – ничего не происходило. А потом крышка ящика тихо щелкнула и открылась. Открылась! Не сдержав торжествующего вопля, я вскочила и закружилась по комнате, чтобы хоть немного сбросить напряжение. Успокоившись, снова уселась на пол и наконец заглянула под крышку. Первая мысль – денег здесь нет. Если бы я ждала пачку рогатых, то меня постигло бы разочарование. Никаких купюр. Впрочем, как и никаких драгоценных камней или золотого слитка. В тайнике оказалась стопка бумаг. Самые обычные листы, желтоватые, заполненные мелким и нечетким машинописным текстом. Сверху лежали фотографии. Почти не дыша, я вытащила первую.

И уставилась на свое собственное изображение. Но я не помнила этого момента! Совершенно. Значит, меня сфотографировали до Забвения. Это была Эл в период Хаоса. Я была одета в узкие синие штаны и черную куртку, на ногах – ботинки со шнуровкой, на голове – вязаная шапка. Лицо скрыто тенью, я лишь начала поворачиваться, когда меня запечатлели. Но это точно была я. Я забыла момент, но внутри жило это понимание. Рядом темнела стена, на которой виднелись надписи, но букв почти не разобрать. Я прислушалась к себе, пытаясь вспомнить, кто тот человек, что стоит за кадром. Но сколько ни пыталась, память не пробудилась. Только голова разболелась, как бывало всегда, стоило задуматься о том, что забыто – еще одно свойство Забвения. От фотокарточки осталось ощущение тревоги. И чего-то еще. Чувства… Я, несомненно, знала того, кто меня сфотографировал. Но кто это был?