Орден костяного человечка - Страница 38

— А не будете, я вас в бинокль разыщу. Тут вон на сколько все видно.

Два человека шли вдоль берега озера Плуг-Холь, по высокой террасе, искали скопления курганов. В ледяной воде раннего мая посередине еще плавал лед, а между льдом и берегом в ярко-синей воде ходили стаи серых, буровато-рыжих, белых, бело-серых птиц.

— А возле уреза воды ничего не может быть?

— Ты же знаешь, они любили делать курганы на высотках.

— Но и наверху нет ничего. Вон, сколько видит глаз — все ровно.

— Наверное, тут чем-то неподходящее место.

— Странно… Иногда в голой степи есть курганы.

Обмениваясь этими замечаниями, Андрей с Володей быстро шли на юг, навстречу теплому порывистому ветерку.

— Смотри-ка! Все-таки есть один!

— Но в каком необычном месте. Вы же говорили, курганы должны быть на высотках?!

— Ну… это какой-то нестандартный курган.

Маленький деревенский курган притулился на низкой террасе озера, метрах в трех выше уровня воды.

Внезапно на глине возле уреза воды пошли следы босых ног человека. Крупный мужчина шел босиком вдоль самой воды. Кто бы это мог быть? Ближайшая деревня — Камыз, а там трудно найти любителей бродить босиком. Больше людей в окрестностях нет совершенно, только приехавшая экспедиция.

Какое-то время Володя и Андрей шли параллельно следам — любитель купаний шел вдоль самой воды, а они осматривали пояс прибрежных кустов, шедший уже в нескольких метрах от озера. И тут Володя удивленно сказал:

— Смотрите, еще и собака!

— И не собака, и не еще…

Голос Андрея странно сорвался, словно ему перехватило горло. Володя получше присмотрелся: да, следы животного не петляли возле следов человека; следы человека на глине как раз резко обрывались, и тут же начинались следы крупной собаки.

«Спокойно! — подумал Володя. — Не может быть, чтобы нельзя было все это объяснить…» Но сердце мерзко колотилось, во рту сделалось сухо, и объяснений как-то не находилось.

Андрей подошел, посмотрел еще раз, и внимательней:

— Да, все верно, это не собака, это волк…

Прошли по следам несколько десятков метров. Да, тут деловито бежал волк. И следы волка, ничего не поделаешь, продолжали следы человека.

Больше всего Володе хотелось тряхнуть головой — и чтобы морок рассеялся. В конце концов, ну не могло же это быть на самом деле! Не могли это видеть два совершенно вменяемых и никак не склонных к галлюцинациям человека. Считать бы эти следы историей, придуманной для пугания новичков у лагерного костра или в дождливый день, когда делать было нечего. Володя сам сочинил множество таких страшилок в разное время.

И ружье Володя не взял, оно так и лежит, разобранное, в лагере. Нож в сапоге, и все, а тут этот волк, следы свежие…

Хотя, с другой стороны, они не видели ничего, кроме самих следов. Так что надо еще подумать, что это за история и о чем она. Может быть, они оказались свидетелями чего-то достаточно жуткого? Очень может быть. В конце концов, человековолк, волколак, вервольф мог прибежать издалека, прогуляться по берегу озера, а при появлении вдали людей принять волчий облик и убегать за десятки километров. Волколаком мог быть и мужик, живущий в Камызе. Но с той же степенью вероятности могла произойти и совсем другая история.

— Андрей… А что, если вчера приехал человек из Абакана с ручным волком? Решил он пройтись босиком по берегу озера, в обход, а волка в это время нес на руках. Потом волка спустил на землю, а сам сиганул в озеро и переплыл его, как раз к своему «жигулю». Волк обежал вокруг озера, прыгнул в машину, и они уехали, никем не замеченные. Могло так быть?

— Плыл через озеро? Через лед? Не верю…

— А во что веришь больше? Какая история реальнее — такая вот, про спортивного дядю с ручным волком, или про живущего у озера волколака?

Андрей долго молчал, жевал травинку.

— Сам не знаю.

— То-то и оно…

А худшее-то было впереди, потому что следы снова изменялись — из следов волка они стали вдруг следами совсем маленькой собачонки. Собачка пробежала еще метров тридцать вдоль озера и свернула в открытую степь. На плотной степной земле следов или не осталось, или Андрей с Володей просто не умели их найти.

Стараясь не глядеть друг на друга, они отошли от озера.

— Что, посмотрим еще курганы? Можем быть, там еще есть…

— На высотках?

— Будем искать на высотках, Андрей.

— А вон, глядите, кто-то едет.

«Кто-то» ехал так, словно был частью коня. Кентавр двигался быстрым шагом; заметив людей, перешел в галоп и оказался рядом очень быстро.

— Здравствуйте! Вы из экспедиции?

— Из экспедиции, здравствуйте. А вы кто будете?

— Пастух я, Василием зовут.

— Пастух…

Но, готовый сказать страшную бестактность, Андрей своевременно захлопнул рот.

— Пастух… Тут, на юг от вас, большой совхоз. А вы не боитесь так ходить?

— Нет, ведь рядом все — и машина, и наш лагерь.

— Зря не боитесь… На меня вот насели неделю назад. Голодные, наверно, а я барана как раз вез, отнять хотели. Я их… — Василий усмехнулся, взмахнул плеткой.

— Так плеткой и отбился?

— Чтобы хакас от троих плеткой не отбился?! В нее ж в самый конец свинец вплетен, ей можно палки ломать.

— Значит, вы не боитесь? Вам можно?

— Но это же на коне и с плеткой, да и винтовка с собой.

Василий хлопнул по длинному чехлу с ружьем, притороченному к седлу.

— От этих трех я ускакал, а потом все равно их нашел. Три раза на меня они бросались, а все три остались в степи. У них оружия правильного не было. Вы вон налегке идете. А тут степь, тут разные могут быть люди… и не люди.

Василий странно усмехнулся, внимательно всмотрелся в экспедишников. Володе показалось, что он пытается понять, знают они что-то или нет.

— Вы имеете в виду оборотня? — сказал он как можно небрежнее.

— И оборотня, и настоящего волка. — Хакас произнес это так просто, что расспрашивать не захотелось. — Вот тут, за перевалом, живет волк. Хотите, возьму на охоту? Вместе веселее.

— У вас и так вон волчья шкура, — показал Андрей на чепрак из серо-седой зимней шкуры, — сейчас ведь не шкура, а слезы…

— А я бы и в другое время не стал убивать волка. Я всегда почитал волков… И мой дед их очень уважал, — сказал Володя.

— Понятно. Ты из рода волка, так бы сразу и сказал. А на медведя пойдешь?

— Сейчас — не пойду, другой работы много. А вы не видели курганов — вдоль озера?

— Кто же здесь ищет курганы?! Курганы есть вон там, — указал пастух плеткой на юг. — Идите часа два, за озеро, — там будут. Или вон там — час ходу, и высотки, на них курганы. А здесь нет.

И опять Володе показалось, что хакас проверяет — известно ли приезжим что-то важное. Так же, как приглашение на охоту было проверкой их храбрости…

И эти глаза! Светло-янтарные, жестокие и умные глаза и цветом, и выражением живо напомнили Володе глаза одного знакомого деда Шуры. Не было ничего общего у раскосых глаз хакаса с ясными глазами северянина, который провел в лагерях много лет и доживал век в Петербурге. А все же при взгляде на Василия невольно лез в голову рассказ старого Петра Васильевича об одной встрече в степи, в уже давнем двадцатом году: «Ну, они нас прижали к телегам… Дураки эти, с топорами и лопатами. Мы орем, чтобы они своих комиссаров рубили, мужики сперва заколебались… А комиссары свое, махают наганами, те и пошли…» Володя слушал неторопливый голос старика и ясно видел все это: мокрая мартовская степь, телеги, очкастые иудеи с наганами науськивают дураков на людей. Лиловые вспышки выстрелов лижут дула карабинов; дураки откатываются, оставляя трупы на мокрой, не покрытой еще травой земле.

Тогда Петру Васильевичу с друзьями удалось тоже отбиться и уйти — это была одна аналогия. А другая — все-таки глаза: светло-янтарные, жестокие глаза. И умные, очень умные — глаза человека, который знает что-то важное, неведомое остальным.

Что же знает этот хакас, пастух Василий?

— Мы ищем курганы… И мы нашли только один, совсем маленький… — Володя очень хотел, чтобы его тон был небрежным, ни на что не намекающим… И знал, что так у него не получится.