Оранжерейный цветок (ЛП) - Страница 2

И я чертовски ненавидел Ло. Я, блядь, ненавидел его всеми клетками своего гребаного тела. И моя мама приложила немалые усилия, чтобы разжечь этот гнев внутри меня. Она постоянно говорила: «Твой самовлюбленный брат купается в наших деньгах. Если не хочешь в жизни чего-то добиться, то, конечно, тебе стоит общаться с этим паршивцем, сыном Джонатана Хэйла».

Я кивал и думал: Да, вот ублюдок.

Дни проходили, и я начинал все подвергать сомнению.

Может быть, мне следует с ним познакомиться.

Может, мне стоит поговорить с ним.

Но он же избалованный богатенький мальчишка.

Как и я.

Нет, не как ты.

Он не заботится ни о чем, кроме самого себя.

Как и я.

Нет, не как ты.

Он пьющий неудачник.

Как и я.

Вчера я думал о том, чтобы поехать к маме и поговорить. Я думал о том, чтобы попросить ее просто покончить с этой идиотской враждой, перестать постоянно говорить о неверности Джонатана Хэйла и прекратить настолько сильно интересоваться жизнью его незаконнорожденного ребенка.

«Ты слышал, Лорена Хэйла отстранили от школы за то, что тот пропустил слишком много занятий», — спрашивала она меня с бешеным блеском в глазах. Его неудача означала неудачу Джонатана. А для нее это было равносильно гребаному успеху.

Но я ничего не мог сказать. Кто я такой, чтобы говорить женщине забыть о подобном? Ей изменили. Она могла злиться сколько угодно, но мне же пришлось наблюдать, как эта ненависть съедала ее изнутри почти два десятилетия. Ее боль была несправедлива. Моя мать была так одинока.

Но глубоко внутри, я просто желал, чтобы мама, наконец, смогла отпустить эту ситуацию, а следом за ней и я.

Так что да. Мой отец, блять разрушил мою маму. И, возможно, если бы она была сильнее, она смогла бы двигаться дальше. А может быть, если бы я был сыном получше, я мог бы помочь ей.

Я проезжал мимо Далтона, и меня охватила сильнейшая ярость. Потому что в Мейбелвуде никто не знал настоящего меня. Они видели Райка, блядь, Мэдоуза, звезду американской легкой атлетики, отличника, и парня, которого каждый второй день оставляли после школы за использование матерных слов.

По документам Лорен имел обоих родителей, моих родителей.

У него была их фамилия.

У него было наследство в миллиард долларов.

Я даже не знал, как много они ему рассказали — знал ли он вообще обо мне. Я старался не зацикливаться на этом. Я все не мог смириться с тем, что он украл у меня моих родителей. Единственное, что было у меня — крики и вопли о сложном разводе. Я был настоящим гребаным ребенком Джонатана и Сары Хэйл.

Так какого же хрена я должен был притворяться незаконнорожденным ублюдком? Почему у Лорена была та жизнь, которая предназначалась мне?

На поле я залпом выпил бутылку виски. Алкоголь обжег все тело. Я разбил бутылку о стойку ворот, надеясь, что Лорен футболист, надеясь, что стекло порежет его гребаные ноги, так, чтобы каждый раз, когда он будет чувствовать боль, это было моих рук дело.

А на следующее утро я проснулся после того, как выпив чертовски много алкоголя, чуть не убил себя и всех, кто мог попасть под мою машину. Внутри меня похолодало. Все внутри меня умерло. Мне не хотелось быть таким человеком. И я дал обещание самому себе. Ни мой отец, ни мой сводный брат не смогут меня уничтожить. Ни даже моя мать. Я собирался взять себя в руки.

Я собирался продолжать бегать.

Я собирался поступить в университет.

Обрести свой покой.

Пошли они. Все. На хуй.

Мой отец расслабился.

— Почтовый ящик — не так уж и серьезно. Твой брат делал вещи и похуже, — он покачал головой, вспоминая всё, что делал его сын. А потом его глаза метнулись ко мне, и я знал что за вопрос сейчас прозвучит. — Ты хочешь с ним встретиться?

Я открыл рот, но он меня перебил:

— Прежде чем ты скажешь «нет», выслушай меня. У него в жизни все совсем по-другому, не как у тебя…

— С меня, блять, хватит, — я не хотел тратить свою энергию на Лорена. Довольно.

— Нелегко расти будучи Хэйлом. Мы зарабатываем деньги от продажи детских товаров. Ему приходится терпеть кучу насмешек…

— Мне насрать, — усмехнулся я. Мы оба жили во лжи, но моя была куда хуже. — Мне никогда не разрешали говорить людям, кто я на самом деле такой. Он был в такой ситуации? Мама часто говорила, что люди относились бы ко мне по-другому, узнай они, что мой отец — генеральный директор с миллиардным состоянием. Но на самом деле вы оба пытались, черт возьми, скрыть меня, — откинувшись на спинку стула, я скрестил руки на груди. Блять, матери даже пришлось остаться Хэйл по чертовым условиям развода, в то время как я был Мэдоузом.

— Не совсем, — ответил он. — Мы пытались скрыть тот факт, что Лорен — не ребенок Сары. Она была беременна только один раз. Мы не могли объявить вас обоих нашими сыновьями, не испортив мою репутацию.

Вот почему моей маме пришлось держать рот на замке насчет измены — чтобы защитить Джонатана. И каждый день, когда ей приходилось помогать этому бездушному придурку, разъедал ее, черт возьми, изнутри. Но она делала это ради денег. Но я не мог представить, что какая-либо сумма денег стоит той гребаной боли, которую ей причинила эта ложь.

И все для того, чтобы сохранить лицо.

— Почему выбрали его? — спросил я. — Почему вы не прячете Лорена?

Ты любишь его больше.

Лицо отца оставалось пустым, не показывая ни одной эмоции. Он был одет в щеголеватый костюм, и выглядел в нем достаточно дорого.

— Просто так все сложилось. Тебе было легче дать девичью фамилию твоей матери. У Лорена же был только один вариант. Я.

Я стиснул зубы.

— Знаешь, я просто рассказываю всем своим друзьям, что мой отец умер. Иногда я даже придумываю разные обстоятельства твоей смерти. О да, мой отец утонул в лодке; погиб на своей гребаной золотой яхте, когда срал на унитазе.

Отец превратился в призрака или демона, с которым я встречался по понедельникам. Ничего больше.

Он облизнул губы и отхлебнул виски, не встречаясь со мной взглядом. Он чуть не рассмеялся. Он нашел мои слова чертовски забавными.

— Послушай, Джонатан, — сказал он.

— Я — Райк, — выпалил я. — Сколько, блять, раз тебе это говорить?

Мне не нужны были ни его имя, ни гены. Я планировал всегда использовать свое второе имя.

Он снова закатил глаза и вздохнул.

— Лорен не такой, как ты. Он не силен в спорте. Не думаю, что он когда-либо в своей жизни успешно сдавал тесты. Он растрачивает свой потенциал впустую, тусуясь на вечеринках. Если бы вы встретились с ним, ты мог бы помочь…

— Нет, — резко ответил я. Положив руки на стол, я наклонился ближе. — Я не хочу иметь ничего общего с твоим сыном. Так что прекрати, блять, спрашивать.

Он достал свой бумажник и передал мне фотографию — он уже показывал мне ее пару раз. Лорен сидел на лестнице особняка нашего отца, дома, где он вырос. Я всегда искал сходство в наших чертах лица и чувствовал отвращение.

У нас был одинаковый цвет глаз, только у него они были более янтарными, а у меня — карими. Мое лицо было более резким, однако наше телосложение было похоже. Мы оба были худощавыми, а не коренастыми. На фото он был одет в белую рубашку и темно-синий галстук — форма Академии Далтон. Он сидел, отвернувшись от камеры. Линия его нижней челюсти такая острая, подобной я прежде не видел. Он выглядел как гребаный придурок, будто считал, что лучше открыть пиво со своими друзьями, чем сидеть ради фото.

— Он твой брат…

Я вернул ему фотографию.

— Он для меня никто.

Джонатан осушил второй стакан скотча, убирая фотографию в карман. Он что-то проворчал себе под нос о моей сучке матери. Она никогда не хотела, чтобы я знакомился с Лореном, точно так же, как она отказывалась иметь хоть какой-то с ним контакт. Насколько я знал, Лорен, как и весь гребаный мир, думал, что Сара была его матерью. Или, может быть, кто-то наконец сказал ему правду. Что это он гребаный ублюдок, незаконнорожденный сын.