Оранжерейный цветок (ЛП) - Страница 19

Райк становится серьезным, но все равно кивает.

— Да. Надевай кроссовки…

Звук телефона его прерывает. Смотрю на определитель номера.

— Это Майки. Кажется… — мне пора.

Наши с Райком взгляды встречаются, и он просто качает головой.

— Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии, — говорит он.

— Я буду в порядке.

— Ты сможешь вынести весь полёт, сидя в гребаном кресле, без возможности так много ходить и двигаться?

Это звучит ещё хуже, чем всего пару часов назад, а все потому что моя мама ошарашила меня этой новостью.

— Не то чтобы у меня есть выбор.

— У всех нас есть выбор, — отвечает Райк. — Некоторые просто сложнее сделать.

— Не беспокойся за меня, — уверяю я его. — Я хочу, чтобы ты поехал в Калифорнию и забрался на те горы, — я делаю паузу. — И береги себя.

Он может там умереть. Без страховки, без веревок, он полагается лишь на свои умения, руки и тело. Одно неверное движение, и он может соскользнуть и упасть. Он не рассказывает про риски, и я не хочу отговаривать его от свободного одиночного восхождения на эти горы в Йосемити. Я не буду удерживать Райка от реализации его цели жизни.

— Ты тоже, — говорит он низким, напряженным голосом.

Тут мы должны были обняться, но между нами висит столько нерешенных вопросов, а к этому добавились еще и мамины новости.

Мы не прикасаемся друг к другу.

Мы не произносим ни слова.

Мы просто оставляем друг друга с возможностью двигаться дальше. Я уже вижу себя на том самолете, а Райка с другой девушкой.

Все в поездке в Париж кажется отстойным, но я не собираюсь подставлять кучу дизайнеров просто, чтобы вернуться обратно в Филадельфию.

Я не могу.

Дэйзи уехала. Из-за разницы во времени нам не удалось пока что поговорить. В нормальное время Дэйзи слишком занята для звонков, поэтому я не имею ни малейшего представления, спала ли она последние два дня. Не могу перестать думать о том, насколько опустошенной и сломленной она выглядела в день отлета. Словно кто-то взял и вырвал орган из ее тела. Я и раньше видел это выражение лица, оно появляется только тогда, когда Дэйзи чувствует себя в ловушке.

Я должен знать, все ли с ней в порядке.

Плюс ко всему я стараюсь игнорировать тот факт, что я сам лично дал ей разрешение трахаться с другими парнями. Мне с трудом это далось, а осознание того, что она может быть сейчас с другим парнем, доводит мою кровь до кипения. И я не выношу мысль о других девушках в моей постели, пока Дэйзи ждет меня. Потому что она может ждать вечно, и это чертовски несправедливо по отношению к ней.

Я замечаю Ло, лежащего на тренажере. В такое раннее утро зал почти пуст, здесь никого, кроме моего брата, Коннора и меня. Мы всегда приходим сюда в шесть утра, чтобы не попадаться на глаза папарацци.

— Как там Лили? — спрашиваю я, мой взгляд задерживается на Конноре, который одновременно качает ноги и смотрит Bloomberg¹ на экране над тренажером.

— Нормально, — отвечает Ло, с кряхтением снимая тяжелую штангу со своей груди. Я забираю штангу из его рук и ставлю на держатель. Он садится, вытирая полотенцем пот со лба.

— Каково не нянчиться ни с кем?

— Я не нянчился с Дэйзи.

С момента прощальной вечеринки для Дэйзи, наши и так натянутые отношения с братом обострялись лишь при упоминании ее имени. Ничего нового. Одно и то же дерьмо снова и снова. Я уже привык к этому.

Ло смотрит на полотенце в руках.

— Я все же не понимаю, как вы с ней дружите. Ну… о чем вы, например, говорите?

Он пытается выведать информацию.

— Мы не трахаемся.

Ло сердито на меня смотрит.

— Я не говорил об этом, но сейчас у меня закрадывается подозрение.

Я закатываю глаза. Может, я просто все надумываю. Черт, я уже ничего не знаю.

— Мы говорим на разные темы. О мотоциклах, о спорте… — сне, медикаментах, братьях и сестрах, родителях, — и о еде.

— Она выглядела очень худой во время прощальной вечеринки, — говорит Коннор, вставая с тренажера и направляясь к нам. Он достает бутылку воды из сумки. — Роуз целый час по телефону спорила с Самантой по этому поводу.

Я щелкаю костяшками пальцев.

— Их мама оказывает на Дэйзи слишком большое давление из-за веса.

— Может быть, во время поездки она наберет вес, — говорит Ло оптимистичнее, чем обычно. Я думаю, он просто рад, что она не рядом со мной.

Я киваю Коннору: — Эй, принцесса, хочешь посоревноваться в подтягиваниях?

Ло ненавидит подтягиваться, так что он может просто смотреть и считать.

— Не знаю, — небрежно говорит Коннор. — А ты будешь плакать, когда я тебя обыграю? Если так, то я в деле.

— Просто тащи свою задницу сюда, к перекладине.

Ло разминает руки.

— Эй, не говори так о его заднице.

— Ты заставляешь ревновать мою первую любовь, — шутливо говорит Коннор, подходя ко мне.

Я уже привык к их шутливым перебранкам. Они лучшие друзья. Они живут вместе уже два года. Их отношения лучше, чем у меня с каждым из них. Я что, твою мать, ревную? Может немного.

— Вы такие чертовски милые, — говорю я, хватаясь за перекладину и скрещивая лодыжки. Коннор стоит рядом со мной и делает то же самое.

— Готовы? — Ло стоит сзади нас в качестве судьи. — Начали.

Я подтягиваюсь, мои ключицы находятся в одной линии с перекладиной, затем я опускаю тело в исходную позицию. Раз. Я выдыхаю. Два. Мои мышцы горят, но я и близко не чувствую усталости или напряжения. Три.

Я продолжаю считать про себя, Коннор с легкостью подтягивается в моем ритме. Он, действительно, в чертовски хорошей форме. Я даже не осознавал этого при нашей первой встрече, он всегда носит опрятную и дорогую одежду — костюмы и рубашки. И он поддерживает своё тело в хорошей форме, как и я.

Вероятно Ло задумался, так как он вдруг говорит: — Я подумываю снова отправиться на реабилитацию.

Десять. Я немного замедляюсь, мои мышцы ещё сильнее напрягаются. Подтягивая своё тело, начинаю хмуриться.

— Тебе не обязательно решать это сейчас, — отвечаю я на одном дыхании.

Коннор больше сосредоточен на гребаном соревновании, и я думаю, он обогнал меня на пару подтягиваний.

— Это помогло мне раньше, — признает Ло. — Я оставался трезвым на протяжении долгого времени, и Лили сейчас в хорошем состоянии. Она справится и без меня.

Но сейчас все изменилось. Тогда он не был знаменитостью. Никто не знал его имени. Информация о секс-зависимости Лили тогда еще не вышла в свет. Он был просто богатеньким парнем из Филадельфии.

— Как ты думаешь, это правильный шаг? — спрашивает Ло.

Пятнадцать. Обычно я могу подтянуться двадцать два раза, но на лбу у меня начинает выступать пот от нервов, руки начинают ослабевать на шестнадцатом счете. Я касаюсь ногами пола.

— Не знаю, — говорю я, расстегивая перчатки. Затем снимаю их с рук.

Коннор подтягивается в последний раз, едва вспотев.

— Двадцать три, — улыбаясь, восклицает он. Он знает, что победил. Я хочу его игриво ударить в грудь, надеясь, что он увернется, но он лишь напрягается, и я ударяю по мышцам.

— Да пошёл ты, — легким тоном говорю я.

Он ухмыляется.

— Ты любишь меня.

— Ты говоришь это всем, — отвечаю я. — И я глубоко сомневаюсь, что весь мир любит тебя, Кобальт.

— Всему миру необязательно любить меня, — говорит он, снова хватая бутылку воды. — Только тем людям, что имеют значение.

— Как мило. Ты записал это в своем дневнике сегодня утром?

— Нет, я вычитал это в твоем, — шутит он.

Я показываю ему средний палец, и тогда Коннор сосредотачивает свое внимание на моем брате, не забывая тему разговора.

— Когда ты думаешь отправиться на реабилитацию?

Ло пожимает плечами.

— Может на этой неделе, после того как Райк уедет в Калифорнию. Кажется, это подходящее время.