Опыты в стихах и прозе - Страница 23

Так, один язык италиянский (из новейших, разумеется), столь обильный, столь живый и гибкий, столь свободный в словосочинении, в выговоре, в ходе своем, один он в состоянии был выражать все игривые мечты и вымыслы Ариоста, и как еще? в теснейших узах стихотворства (Ариост писал октавами). Но перенесите этого чародея в другой век, менее свободный в мыслях³⁵

, более порабощенный правилам сочинения, основанным на опытности и размышлении, дайте ему язык северного народа, какой заблагорассудите, – английский или немецкий, например, – и я твердо уверен, что певец «Орланда» не в силах будет изображать природу так, как он постигал ее и как описал в своей поэме: ибо (еще повторю) поэма его заключает в себе все видимое творение и все страсти человеческие; это «Илиада» и «Одиссея»; одним словом, – природа, порабощенная жезлу волшебника Ариоста³⁶

. Но счастливому языку Италии, богатейшему наследнику древнего латинского, упрекают в излишней изнеженности! Этот упрек совершенно несправедлив и доказывает одно невежество; знатоки могут указать на множество мест в Тассе, в Ариосте, в самом нежном поэте Валлакиузском и в других писателях, менее или более славных, множество стихов, в которых сильные и величественные мысли выражены в звуках сильных и совершенно сообразных с оными; где язык есть прямое выражение души мужественной, исполненной любви к отечеству и свободе. Не одно «Chiama gli abitator»³⁷

 найдете в Тассе; множество других мест доказывают силу поэта и языка. Сколько описаний битв в поэме Торквато! И мы смело сказать можем, что сии картины не уступают или редко ниже картин Вергилия. Они часто напоминают нам самого Омера.

Посмотрите на это ужасное последствие войны, на груды бледных тел, по которым бегут исступленные воины, преследуя матерей, прижавших трепетных младенцев к персям своим:

Ogni cosa di strage era gia pieno;

Vedeansi in mucchi e in monti i corpi avvolti.

La i feriti su i morti, e qui giacieno

Sotto morti in sepolti, egri sepolti.

Fuggian premendo i pargoletti al seno,

Le meste madri, со capegli sciolti:

E’l predator di spoglie e di rapine

Carco, stringea le vergine nel crine.

«Все места преисполнились убийством. Груды и горы убиенных! Там раненые на мертвых, здесь мертвыми завалены раненые; прижав к персям младенцев, убегают отчаянные матери с раскиданными власами; и хищник, отягченный ограбленными сокровищами, хватает за власы дев устрашенных».

Желаете ли видеть поле сражения, покрытое нетерпеливыми воинами, – картину единственную, величественную! Солнце проливает лучи свои на долину; все сияет: и оружие разноцветное, и стальные доспехи, и шлемы, и щиты, и знамена. Слова поэта имеют нечто блестящее, торжественное, и мы невольно восклицаем с ним: bello in si Bella vista anco e 1 orrore!³⁸

Grande e mirabil cosa era il vedere

Quando quel campo, e questo a fronte venne:

Come spiegate in ordine le shiere;

Di mover gia, gia d assalire accenne:

Sparse al vento ondeggiando ir le bandiere,

E, ventolar su i gran cimier le penne;

Abiti, fregi, imprese, arme e colori

D oro e di ferro al sol lampi e folgori.

Sembra d’alberi densi alta foresta

(L’un campo e l’altro, di tant’aste abonda!)

Son tesi gli archi, e son le lance in resta:

Vibransi i dardi, e rotasi ogni fionda. –

Ogni cavallo in guerra anco s appresta:

Gli odi e’l furor del suo signor seconda:

Raspa, batte, nitrisce e si raggira;

Gonfia le nari, e fumo e foco spira.

Bello in si bella vista anco e l’orrore!

«Открылось великолепное и удивительное зрелище, когда оба войска выстроились одно против другого, когда развернулись в порядке полчища, двигаться и нападать готовые! Распущенные по ветру знамена волнуются; на высоких гребнях шлемов перья колеблются; испещренные одежды, вензели и цветы оружий, злато и сталь ярким блеском и сиянием лучи солнечные отражают.

В густой и высокой лес сомкнулись копья: столь многочисленно и то и другое воинство! Натянуты луки, обращены копья, сверкают дротики, пращи крутятся, самый конь жаждет кровавой битвы: он разделяет ненависть и гнев ожесточенного всадника; он роет землю, бьет копытами, ржет, крутится, раздувает ноздри и дымом и пламенем пышет».

Но битва закипела, час от часу становится сильнее и сильнее. В сражении есть минуты решительные; я на опыте знаю, что они не столь ужасны. Победитель преследует, побежденный убегает; и тот и другой увлекаются примером товарищей своих, и тот и другой заняты собою. Но минута ужасная есть та, когда оба войска, после продолжительного и упорного сопротивления, истощив все усилия храбрости и искусства воинского, ожидают решительного конца, – победы или поражения; когда все гласы, все громы сольются воедино и составят нечто мрачное, неопределенное и беспрестанно возрастающее, – эту минуту поэт описывает с необыкновенною верностию:

Cosi si combatteva: e in dubbia lance

Col timor le speranze eran sospese.

Pien tutto il campo e di spezzate lance,

Di rotti scudi, e di troncato arnese:

Di spade a i petti, a le squarciate pance

Altre confitte, altre per terra stese:

Di corpi altri supini, altri co’volti

Quasi mordendo il suolo, al suol rivolti. –

Giace il cavallo al suo signore appresso

Giace il compagno appo il compagno estinto,

Giace il nemico appo il nemico, e spresso

Sul morto il vivo, il vincitor sul vinto.

Non v e silenzio, e non v’e grido espresso,

Ma odi un non so che roco, e indistinto.

Fremiti di furor, mormori d’ira,

Gemiti di chi langue, e di chi spira.

L arme, che gia ci liete in vista foro,

Faceano or mostra spaventosa e mesta.

Perduti ha i lampi il ferro, e i raggi l’oro,

Nulla vaghezza a i bei color piu resta.

Quanto apparia d’adorno, e di decoro

Ne cimieri, e ne’ fregi, or si calpesta

La polve ingombra cio ch al sangue avanza,

Tanto i carapi mutata avean sembianza!³⁹