Оптинский патерик - Страница 50

Ученых трудов отца Климента было немало. Он перевел: "Поучения преподобного аввы Дорофея" с новогреческого языка; "Двенадцать слов преподобного Симеона Нового Богослова"; исправил, а в некоторых местах и совсем переделал русский перевод "Огласительных слов преподобного Феодора Студита", издаваемых Оптиной пустынью; исправил русский перевод "Лествицы", снабдив ее новыми примечаниями; переделал книгу "Царский путь Креста Господня"; составил жизнеописание Оптинского старца Леонида (в схиме Льва); также жизнеописание отца игумена Антония, родного брата оптинского архимандрита Моисея; написал книгу о жизни и трудах Никодима Святогорца; переделал и значительно дополнил "Историческое описание Оптиной пустыни", напечатанное вторым изданием; наконец, написано было им немало составленных и переведенных статей для "Душеполезного чтения", как выше упомянуто.

Любовь отца Климента к своему Отечеству — России, несмотря на то что он по природе был немец, была достойна подражания. Он всегда с большим прискорбием относился ко всем бывшим в его время нестроениям на Руси. Во время русско-турецкой войны за Болгарию он где-то отыскал молитвы о даровании Богом победы над врагами, которые, по благословению старцев, и прочитывались на проскомидии служащими иеромонахами. Когда же были неудачи под Плевною, он, вследствие своего пылкого характера, однажды так расстроился, что и служить не мог при наступлении одного из праздничных дней. Спросили в это время старца батюшку отца Амвросия: "Батюшка! Или отец Климент не служит?" — "Да что! — ответил старец. — Плевна доняла нас!".

Что касательно церковного устава при отправлении служб церковных, отец Климент ревновал даже о самомалейших исправлениях. Например, на отпусте нужно помянуть святого. Если в служебнике записано: "Патриарха Царя-града", он так и говорил, а где написано: "Патриарха Константинопольского", то опять не заменял другими словами. И вообще говаривал: "Как написано, так и говори, зачем свое сочинять?".

В отношении исполнения правил жития иноческого он старался строго держать себя, даже, по-видимому, в мелочах. Так, например, издавна в скиту не дозволяется больше трех чашек средней величины пить чай. И отец Климент никогда не нарушал этого правила. Если где-нибудь в гостях захотят предложить ему выпить четвертую чашку, то он только с улыбкой скажет: "Грешим без числа, а чай пьем с числом". Вообще отец Климент любил во всем точность и строгость, как в отношении к себе, так и к людям. Вспоминая иногда о строгости императора Николая Павловича, он любил приговаривать: "Вот мой император!". Что отец Климент любил детской любовью старца батюшку отца Амвросия и всей душой был предан ему, это понятно. Ибо старец, как получивший от Господа дар рассуждения, принимая во внимание нежное воспитание отца Климента и его стремление к Богоугождению и спасению своей души, а вместе и немощи его пылкой души, видя также недюжинные его способности, коими он мог принести и приносил великую пользу вообще обители и, в частности, ему — старцу, он оказывал отцу Клименту нежно-отеческую любовь и благоснисхождение. Бывало, расстроится чем-нибудь отец Климент, что случалось нередко, придет к батюшке, запрется с ним один наедине и долго-долго изливает перед ним скорбь души своей плаксивым голосом, звуки которого вылетали из уединенной келлии. Слышен был также и голос любвеобильного старца, убеждающего, умиротворяющего и успокаивающего возмущенную душу отца Климента. Нередко отец Климент, по своей чрезмерной ревности к порядку и при своем вспыльчивом характере, оскорблял некоторых из скитских братий, но у него та была прекрасная черта, что он сам же первый шел к оскорбленному брату просить у него прощения, иногда даже с земным поклонением.

Кроме вышеупомянутых ученых трудов со стороны отца Климента была еще немаловажная, собственно для скита, заслуга: он привел в порядок поминовенные благодетельские синодики, какового порядка и доселе держатся заведующие синодиками скитские монахи.

Приняв Православие, отец Климент имел большую заботу о том, как бы привлечь к Православию близких его сердцу родных. И вот при его содействии, а главное, при помощи Божией первым присоединился к Православию его младший брат, Максим Карлович, который после того неоднократно посещал Оптинских старцев и брата своего отца Климента и подолгу даже гостил в скиту в его корпусе. Затем под влиянием отца Климента имел склонность к Православию и другой его брат, военный генерал, принимавший участие в русско-турецкой войне за Болгарию, но неожиданная смерть, застигшая его еще не в старых летах, не дала ему возможности посерьезнее размыслить об этом важном предмете. Отец Климент очень сожалел об этом печальном исходе. Далее, услыхав о предсмертной болезни своей матери, тоже давно склонной к принятию Православия, отец Климент, будучи уже иеромонахом, по благословению старца батюшки отца Амвросия, призвав на помощь его святые молитвы, сам отправился в Москву с целью присоединить мать свою к Православию. По этому поводу у отца Климента с родителем своим — пастором — было немало разногласия и споров. Отец сначала отговаривал жену свою, а потом просто не позволял ей присоединиться к Православию. Мать желала приобщиться Святых Таин, а отец-пастор говорил: "Давай я сам тебя приобщу". А какая у лютеран Евхаристия? Одно только название. Наконец после долгих споров и разговоров отец Климент победил родителя его же собственным оружием — главным оружием протестантской теологии. Он остановился на том, что у лютеран принято такое положение: каждый из них может свободно принимать, понимать и толковать Святое Писание. "Если, — говорил он, — мать моя разумно и свободно убедилась, что Православие правильнее протестантства, то зачем же вы хотите стеснять ее свободу?". Отец на основании этого довода уступил. И отец Климент немедленно совершил над своей матерью Таинство Миропомазания и приобщил ее Божественных и Пречистых Таин Христовых. Оба — сын и мать — находились по этому случаю в великой радости духовной. Отец Климент, по монашескому обычаю, спросил старицу свою: "Как, матушка, ваше имя?". Слабым голосом, но в веселом духе она ответила: "Алена, то есть Елена".

Всячески старался отец Климент обратить к Православию и отца своего, и потому между ними была долгая полемика. Желая показать богатство истинно Святой Православной Христовой Церкви, отец Климент дал ему почитать беседы давно почившего профессора Киевской Академии Якова Кузьмича Амфитеатрова "Об отношении Церкви к христианам". Прочитав эту книгу, пастор-отец в недоумении проговорил: "А у нас-то что?". А у них нет ничего. И отец Климент своими доказательствами довел старика отца до того, что он сознался в превосходстве Православной Церкви перед лютеранской; но вовсе не извинительный стыд человеческий препятствовал ему принять Православие, так как он состарился в лютеранстве и притом был пастор очень умный и ученый. В последнее свидание с родителем отец Климент был очень любезно, сравнительно с прежними, принят им и даже получил от него денежное пожертвование на скит рублей 50. Все это очень радовало отца Климента и посеяло в нем надежду на присоединение отца-лютеранина к Церкви Православной. Но вскоре за тем получено было печальное известие о кончине его, что отозвалось в сердце любящего сына глубокой неутешной скорбью. И только старец батюшка отец Амвросий, этот великий врач духовный, мог разгонять налетавшее на отца Климента облако печали и успокоительно действовать на его огорченную душу, отягченную великим крестом, как понимал сам отец Климент.

К концу семидесятых годов отец Климент стал недомогать. Может быть, отчасти причиной тому была нежелательная смерть родителя в лютеранстве, не дававшая покоя по причине злополучной участи его души, отошедшей в вечность. До того отец Климент ходил вместе со скитскими братиями на утренние правила, а теперь он выслушивал их у себя в келлии, и притом лежа на койке под теплым одеялом. Чтецом у него был неизменный его келейник и друг монах Тимон. Несмотря на чувствуемую слабость здоровья, отец Климент не переставал ежедневно ходить к батюшке отцу Амвросию и помогать ему в письмоводительстве. И в свободное время для укрепления сил телесных он стал было делать прогулки по лесу. Однажды, встретившись в скитских воротах с близким ему монахом, он проговорил так серьезно-печально: "Хожу для моциона, да, кажется, уже поздно". В келлиях старца по вечерам он иногда, от ощущаемой им болезненности, издавал тяжелые стоны.