Оптинский патерик - Страница 47

Впрочем, когда нужно было, старец умел показывать и строгость. Был такой случай. Вследствие временного отсутствия скитоначальника ему поручен был надзор за скитом. Заметив одного в чем-то провинившегося брата, отец Иоанн сделал ему строгий выговор. Но так как на сердце у него ничего злобного не было, то, отойдя несколько шагов от келлии его, старец благодушно проговорил про себя: "Эдакая право-да! Показал свою власть!". Не прочь бывал иногда старец и подшутить и сострить.

Одновременно с этим старцем жил в скиту молодой рясофорный монах отец Иоанн (Половцев; впоследствии Виленский архиепископ Ювеналий). Проходя однажды мимо его келлии, старец остановился против его окна и воззвал: "Отче Иоанне! Отче Иоанне!". Отец Иоанн подошел к окну. Старец только проговорил: "Бысть разрушение велие", — и тотчас ушел. "Что такое значит?" — недоумевал отец Иоанн и долго никак не мог объяснить себе слов старца. Наконец вышел он на прилегавший к его келлии дворик, где сложены были в поленницу дрова, и видит, что поленница его вся развалилась. "А, — подумал отец Иоанн, — вот оно, разрушение-то велие!".

Побои, которые претерпел старец от раскольников, о чем упомянуто выше, давали о себе знать болями в голове, груди и ребрах. Вообще же он был крепкого телосложения, и других болезней, как, например, простуды и других, он не знал, так что при заболевании многих скитских братий, как это всегда случалось и ныне случается, обыкновенно говорил: "Эдакая право-да, это не скит, а больница". Неоднократно в разговорах он выражал свое желание, чтобы Господь, по милосердию Своему, попустил ему за несколько времени пред смертью поболеть, будучи уверен, что болезнями душа больше возбуждается готовиться к исходу от сей жизни и что через них облегчается участь ее в вечности. Желание его не осталось без исполнения. С 1848 года, когда старцу исполнилось уже 86 лет, его часто стали посещать болезни, особенно стеснения дыхания в груди. Перед последней его тяжелой болезнью братия заметили, что он нередко стал выходить из келлии на скитское кладбище, останавливаться там и сидеть у могил. На вопрос некоторых любопытных: "Что вы, батюшка, так часто стали ходить к могилкам?" — смиренный старец тихо отвечал: "Да вот, эдакая право-да, прошу отцов, чтобы приняли меня в сообщество свое". Вскоре после того он заболел тяжкой болезнью и уже не мог выходить из келлии до своей кончины.

Заметим при сем, что, когда отец Иоанн был здоров, он имел обыкновение навещать тяжелобольных, в особенности приближавшихся к смерти, и убеждать их к благодушному терпению, выставляя великую от сего пользу душевную. Когда же сам сильно занемог и пришел навестить его старец иеросхимонах Амвросий, отец Иоанн сказал: "Эдакая право-да, хотя полезно поболеть, однако скучное это дело".

По желанию болящего он особорован был святым елеем и по принесении чистосердечной исповеди во грехах неоднократно приобщался Святых Христовых Таин. До самой смерти не оставлял молитвенных правил, которые вычитывал для него служивший при нем послушник. В день же кончины по причащении Святых Таин Тела и Крови Христовых отец Иоанн почувствовал облегчение в болезни, свободно и с духовным утешением разговаривал с бывшими при нем братиями, рассказывал им о кончине некоторых известных ему благочестивых и ревностных в отношении Православия архиереев и других мужей, также говорил и о состоянии души в будущей жизни, как бы намекая этим на разлучение души своей от тела. В такой душеполезной беседе он вдруг умолк, и, восклонившись на одре, тихо почил сном непробудным до общего воскресения. Кончина его последовала 4 сентября 1849 года. На третий день после кончины отец игумен Моисей совершил в скитской церкви соборне Божественную литургию и чин погребения над телом почившего, которое в присутствии братии и похоронено было в скиту в общем погребальном месте. Всей жизни его было 87 лет. В скиту прожил 15 лет.

Памятником по себе старец отец Иоанн оставил шесть составленных им книг противораскольнического содержания, так как сам он долгое время заражен был расколом и потому подробно знал все заблуждения раскольников. Книги эти следующие:

1. Доказательства о древности трехперстного сложения и святительского именословного благословения. М., 1839.

2. Дополнения к доказательствам о древности трехперстного сложения. М., 1839.

3. Дух мудрования некоторых раскольнических толков. М., 1841.

4. Обличение заблуждений раскольников перекрещеванцев с показанием истинного крещения. СПб., 1847.

5. Доказательства непоколебимости и важности Святой Соборной и Апостольской Кафолической Церкви Восточной. М., 1849.

Эту пятую книгу получил старец из печати, когда уже лежал на одре в предсмертной болезни. Из глубины сердца возблагодарил он Господа Бога, сподобившего его видеть плоды трудов своих, и с чувством произнес:

Последнее сочинение старца под заглавием: "Беседа в разрешение старообрядческих сомнений о принятии благословенных священников от Православной Восточной Церкви", представляющее доводы и свидетельства от Священного Писания, правил Вселенских Соборов, от разных старопечатных книг, уважаемых раскольниками, и из творений достоверных церковных писателей — напечатано уже было после его смерти. Кроме сих отпечатанных книг осталось и еще несколько записей иеросхимонаха отца Иоанна о разных предметах, относящихся к обличению раскольнических заблуждений.

Главными отличительными свойствами описанного старца были смиренномудрие, кротость, евангельская простота и младенческое незлобие. Вечная тебе память, честнейший отче!

Схимонах Иоанникий (Руфов)[46]

Начало благочестивому пустынножительству на месте, занимаемом ныне скитом Оптиной пустыни, положил схимонах Иоанникий, смиренный старец-подвижник, живший в конце XVIII — начале XIX столетия. Возлюбив совершенное безмолвие, он с благословения настоятеля поселился в глубине монастырского леса, на малой пасеке, с двумя монахами — Мисаилом и Феофаном. Там, в уединенной келлии, благочестивый отшельник, скрывая себя от людей, подвизался подвигом добрым, угождая Богу постом, молитвой и слезами. Но, как тщательно ни бегал старец мирской молвы и славы человеческой, деятельная жизнь его, по воле Божией, не была тайной для окрестных жителей: граждане Козельска знали смиренного старца и славили за него Господа Бога, Которого он прославил своей жизнью. По единогласному свидетельству мирян, знавших схимонаха Иоанникия, и иноков обители, старец сей был украшен всеми монашескими добродетелями: его кротость, смирение, братолюбие и беспрекословное подчинение настоятелю были образцом спасительной жизни для братства Оптиной пустыни. Он тем более достоин ее памяти, что подвизался в эпоху возрождения и обновления сей обители, когда бывает так необходим пример для новоначальных иноков и прибывающих на искус трудников.

Богоугодная жизнь старца увенчалась и блаженной кончиной: мирно преставился он в небесный покой 30 апреля 1815 года и погребен в северной колоннаде соборного храма (ныне место это вошло внутрь придела преподобного Пафнутия [47]).

На плите, покрывающей его могилу, вырезана следующая надпись: