Опознай живого(изд.1976) - Страница 76

Всякий поток нуждается в плотине. Я поймал паузу в Ганином выступлении и влез:

— Сразу?

— В том-то и дело, что нет. Постепенно. Быстро, конечно, но все-таки не сразу. Как будто в стену вошел.

— И ты стоял и смотрел? — не поверил я.

— Я-то? — обиделся Ганя. — Я сразу туда бросился.

— И тоже исчез?

— Как видите, нет, — тяжело вздохнул Ганя: ему явно хотелось исчезнуть вслед за машиной.

— Что же там было?

— Ничего не было. Улица как улица. Я на том месте полчаса топтался, пока милиция не приехала.

— А кто ее вызвал?

— Тип в майке. Людка бабусю в чувство приводила: старушка чуть в обморок не свалилась — не по ней зрелище, а мужик в автомат побежал звонить.

— В милиции сразу поверили?

— Он говорил: сразу. Только, по-моему, соврал.

— Почему ты так думаешь?

— Он минут десять звонил — это в милицию-то, по “ноль-два”! А потом они приехали, а он сбежать хотел, да я не позволил.

Я вспомнил могучую фигуру “типа в майке” и спросил с сомнением:

— Силой задержал?

— Силой убеждения, — засмеялся Ганя. — Он сам милиции до смерти боится: ясное дело — алкаш.

Слово “алкаш” на цветистом Ганином языке означало “алкоголик”. Общаясь с Ганей довольно давно, я уже не нуждался в переводчике. Однако меня интересовало сейчас поведение милиции, явно не привыкшей к такому способу исчезновения автомобилей. На месте дежурного по отделению я бы не поверил “алкашу” даже за эти десять минут. В самом деле, звонит вам некий шутник и сообщает, что в городе только что растаял “Москвич”. Вот так просто и растаял, растворился, пропал на глазах. Да я бы его и слушать не стал, трубку бросил. А “алкаш”, видимо, обладал гениальным даром убеждения, если в милиции сразу приняли на веру его фантастическое сообщение. Или…

Впрочем, “или” требовало проверки.

— Тебя допрашивали? — спросил я Ганю.

— Расспрашивали, — поправил он и добавил: — У меня сложилось впечатление, что они совсем не интересуются этим делом. Спрашивали, какой марки машина и кто за рулем был. Только один полюбопытствовал, не заметил ли я, сколько времени исчезала машина.

— А ты?

— Заметил: три секунды.

— Откуда такая точность?

— Я считал, когда она таяла. Успел до двух досчитать да еще секунду накинул, потому что не сразу начал.

Я никогда не уставал поражаться Ганиной необычности. Ну скажите: разве придет вам в голову засекать время, если у вас на глазах пропадает автомобиль? Да никому не придет, нелогично это, а вот Ганька засек, пожалуй сам не ясно представляя, зачем он это делает.

— И как же на это отреагировал Пинкертон?

— Как? — Ганя наморщил лоб, вспоминая, потом присвистнул удивленно: — Он сказал: “Вдвое меньше”. Значит…

— Подожди, — перебил я его.

Сзади стоял “тип в майке” и с интересом прислушивался к разговору.

— Что-нибудь хотите? — вежливо поинтересовался я.

Он отрицательно мотнул головой, двинулся прочь, смешно косолапя — этакий “Бывалый” из фильмов про пса Барбоса, — скрылся за пустой квасной бочкой и, по-моему, затаился там.

— Пошли отсюда, — сказал я. — Дома поговорим.

К себе я не заходил, прошел прямо к соседям. Ганя отправился на кухню варить кофе, а Люда села напротив меня в кресло и уставилась в окно неподвижными нарисованными глазами.

— А что вы видели? — Я завязывал светский разговор.

— Я видела почти то же, что и Ганя, — отчеканила Люда, помолчала и вдруг, превратившись из мраморной Галатеи в любопытную девушку, спросила: — Вы поняли, что это значит: “вдвое меньше”?

— Это значит, — разъяснил я, — что машина, исчезнувшая в прошлый раз, “таяла” не три секунды, а шесть.

Я знал, что говорил. В милиции не удивились на первый взгляд идиотскому телефонному сообщению. Значит, удивление было раньше. Когда? Вчера, три дня назад, в прошлом месяце. Короче, когда на исчезновение автомобиля понадобилось шесть секунд. Стало быть, в Москве пропадают машины. Пропадают бесследно и загадочно, вопреки всяким законам логики. Да при чем здесь логика: этот феномен даже физика не объяснит. А стало быть, действует не вор-одиночка и не шайка преступников (там-то все реально, понятно и, в конце концов, наказуемо!), а некая “сверхъестественная” сила, которую милиции не поймать. В последнем я был твердо убежден: попробуй излови невидимку — не уэллсовского (во плоти и крови), а вообще несуществующего… Тут я поискал определение этому несуществующему, не нашел и спросил девушку Люду:

— Вас тоже расспрашивали о происшествии? Она усмехнулась презрительно:

— Нет, конечно. У меня же на лице написано: дура дурой. Ну что такая расскажет, если все и так в один голос твердят: исчезла, растаяла, растворилась…

— А вы?

— Я кивала, пока Ганька разорялся, поддакивала.

— Значит, могли что-то добавить?

— Могла.

— И не добавили?

— Зачем? Меня не спрашивали, а я не навязываюсь…

Тут уж я возмутился. Мало того, что она увидела нечто, не замеченное даже вездесущим Ганей, она предпочла промолчать, а тем самым, быть может, притормозить следствие. В моей голове уже мелькали обличительные фразы о гражданском долге, о честности и правдивости, о высокой сознательности, наконец, но высказать их я не успел. Она чуть наклонилась ко мне, спросила негромко:

— Вас как зовут? Ганя не счел нужным познакомить нас…

— Володя, — ответил я.

— Так вот, Володя, я — физик, как и ваш приятель. Но, в отличие от него, я не люблю делать поспешных выводов даже из того, что я видела или щупала. Тем более, не очень-то я уверена в том, что видела…

Я несколько опешил: все сказанное ею казалось разумным во-первых, расчетливым во-вторых, логичным в-третьих и уж никак не соответствовало кукольной внешности девицы. Про таких длинноволосых волооких “хиппи” любят говорить, как о пропащих, безнадежных н никчемушных людишках. Девушка Люда несомненно отличалась от подобного стандартного образа молодой особы. И, честно говоря, неплохо зная Ганю, я не очень представлял себе, что его привлекает в девушке: современная внешность или холодный ум, которого порой так не хватало ему самому.

— Что же вы видели? — уважительно поинтересовался я. — Поделитесь всеведением…

— Какое там всеведение, — отмахнулась она. — Простая наблюдательность. Водитель не зря затормозил. Стекло в машине было спущено, и я заметила его лицо: оно выражало даже не удивление — ужас. Значит, он видел нечто, не видимое нам.

Это уже было “что-то”. Как бы загадочно ни выглядело таинственное исчезновение для нас, зрителей, для пропавшего автомобилиста все было реально. Ну, я не отрицаю, конечно, возможности галлюцинаций, каких-то видений, “внезапно разверстой бездны”, но ведь видел он эту бездну, видел и испугался, если девушка Люда не сочиняет.

— Я не вру, — сказала девушка Люда и засмеялась, наслаждаясь моим изумлением. — Не бойтесь, не бойтесь, я не телепат. Просто вашей мимике сам Марсель Марсо может позавидовать: все понятно. Жене вашей, должно быть, хорошо…

У моей жены на этот счет имелось другое мнение, поэтому я быстро вернул разговор в наезженную колею:

— Два вопроса, Люда: почему вы не уверены в том, что видели, и почему все-таки ничего не сказали следователю?

— Не сказала как раз потому, что не уверена. А не уверена… — тут она помялась, — он ехал быстро, могло и померещиться, и потом меня этот тип отвлек…

— Какой тип?

— Ну свидетель… Мордатый, в майке…

— Как отвлек?

— Он у аптеки стоял, довольно далеко от перекрестка — метров сорок, пожалуй, А когда родитель тормозить начал — он с визгом тормозил, у Савеловского слышно было! — этот тип побежал к перекрестку. И успел добежать до того, как машина исчезла. Ничего себе скорость?

Я прикинул: сорок метров за три секунды… Мировой рекорд на сотке при такой скорости будет равен где-нибудь секундам восьми. И впрямь фантастика!

— Это раз, — продолжала Люда. — Но есть и два! Когда “Москвич” начал таять, тип в майке почему-то хлопнул в ладоши.