Операция "Волчье сердце" (СИ) - Страница 66
— Не надо, Дерек. — И обратился к капитану, — Признаю, я взял эту безделицу в комнате покойной…
— С ее тела, — жестко поправил Лейт подозреваемого, и тот поморщился.
— Но, право слово, я действовал вовсе не из преступных соображений, а лишь из свойственной мне некоторой сентиментальности. Я не подозревал, что этот кулон представляет какую-либо ценность, и полагал, что для наследников подобная безделица не представляет интереса…
— А что вы можете сказать вот об этих вещах? — уточнил Лейт, выложив на стол безжалостно выдранные из гнезд безделушки, и доктор болезненно поморщился.
— Капитан, мой клиент не обязан отвечать на этот вопрос, — опередил Корнеса адвокат. — Эти вещи не имеют никакой ценности, на них никто не заявлял прав, и моему клиенту они дороги исключительно, как память!
— Да, — согласился Вольфгер. — Как память о совершенных убийствах.
— Капитан! — от возмущения адвокат доктора даже встал, но Лейт это возмущение проигнорировал.
— За семнадцать лет вашей практики в вашу пользу было составлено четыре завещания, — обратился напрямую к целителю Вольфгер и, вынув из папки копии соответствующих бумаг, разложил их перед ним на столе. — Вот эти два, — капитан указал на первые бумаги в ряду, — претензий у управления стражи не вызывают, полагаю, оспорить их нам не удастся. Вот эта пациентка, — капитан чуть отодвинул в сторону самый последний документ, — собиралась отписать свое имущество благотворительному комитету, и это многие знали. Комитет даже собирался с вами судиться, но не стал по каким-то причинам, а вскоре вы уехали из Н. в Лидий. Но самое интересное для нас с вами вот это завещание, — капитан выдвинул вперед оставшуюся бумагу.
— Дело в том, что нам удалось отыскать подругу покойной, а у нее остались открытки, которыми почтенные дамы порой обменивались, причем написанные рукой вашей пациентки… Заключения почерковедческой экспертизы придется немного подождать, но даже невооруженным взглядом видно — почерки разные.
Капитан достал из папки и выложил поверх магической копии завещания одну за другой три открытки… Доктор смотрел на них равнодушно, с величайшим безразличием и даже, как показалось волку, брезгливостью.
— Это ничего не доказывает! — выдал адвокат, взглянув на своего клиента.
Вот он, в отличии от доктора, начал нервничать — хотя ему, в отличии от того же доктора, каторга не грозила.
— Ну, не совсем так, — поправил законника капитан. — Это доказывает факт подделки документов и махинаций с наследством. И дает основания для эксгумации и вскрытия — которого не проводили, так как вы, доктор, освидетельствовали тело и установили смерть от естественных причин.
И доктор, и его адвокат молчали.
— Я даю вам шанс сознаться в содеянном, доктор Корнес.
— Мне не в чем сознаваться, — упрямо наклонил голову доктор, поджав губы.
— Вы так уверены в том, что через столько лет экспертиза не сумеет установить причину смерти? — тихо спросил Лейт, с интересом разглядывая доктора. — Напрасно. У нас против вас и без того достаточно улик. Дайте признательные показания — и, возможно, это облегчит вашу будущую участь.
— При всем уважении, капитан, это, — адвокат небрежно кивнул на лежащие перед ним улики, — уликами, изобличающими моего клиента, как убийцу, назвать нельзя. Если у вас нет ничего более существенного и, кроме фальсификации документов, пока недоказанной, вы нам предъявить ничего не можете… Знаете, капитан, мне кажется, что у вас просто нет других подозреваемых, начальство выражает недовольство, родственники покойной госпожи Ревенбрандт давят и требуют результатов… Вот вы и пытаетесь повесить смерть этой достойной женщины на моего подзащитного.
— Доктор Корнес, — задушевно произнес Лейт, навалившись грудью на стол и глядя прямо в глаза задержанному, — за что вы убили Аморелию Ревенбрандт? Как вы убедили ее пить лекарство, не внесенное в официальное назначение? Чем мотивировали такое нарушение? Каким образом убедили покойную не делиться этой информацией с кем-либо? Что заставило вас принести ей пузырек с настойкой ландыша майского?
— Капитан Вольфгер Лейт, видите ли, эффективность моего лечения — это моя профессиональная репутация в глазах пациентов, а репутацией я дорожу! Назначая своим клиентам коргликон, я рекомендую им препарат алхимического происхождения – более эффективный и качественный, оказывающий меньше побочного воздействия на организм больного. Разумеется, это существенно сказывается на цене препарата, — надменно сообщил доктор. — Но мои клиенты — люди состоятельные, и не склонны экономить на своем здоровье. И я не приносил своей клиентке настойку, о которой вы рассказываете. И было бы сущим безумием даже предположить, что я мог бы причинить какой-либо вред своей пациентке!
Это было хорошо сказано. Убедительно. Весомо и основательно.
Капитан грустно усмехнулся — логично, ведь врач и должен уметь говорить убедительно и весомо. Кто-то ведь должен успокоить больного и убедить того, что всё будет хорошо и ему обязательно помогут? Жаль только, что этот навык был использован вот так… Как, впрочем, и не только этот.
— Скажите, вам знакома Ирма Граус?
— Что? — растерялся доктор.
— Ирма Граус. Пятьдесят шесть лет, человек, уроженка Лидия. Ваша пациентка.
Доктор молчал, но выражение его лица неуловимо изменилось.
— Она согласилась пройти полное медицинское освидетельствование. — Лейт из той же бездонной папки вынул заключение медицинской экспертизы о состоянии здоровья госпожи Ирмы Граус. — И дала показания.
Второй лист лег рядом с первым, и доктор схватил его раньше адвоката.
— Вы оболгали меня перед моей клиенткой, — твердо сказал он, глядя в лицо капитану. — Иначе эта достойная женщина никогда бы не согласилась свидетельствовать против меня!
— Да полно вам, доктор! — поморщился капитан. — Не один вы умеете быть убедительным.
Он аккуратно потянул к себе лист с показаниями госпожи Граус, где та сообщала, что милейший доктор Тобиас Корнес лечил ее от проблем с давлением и, помимо лекарств, указанных в назначении, также рекомендовал ей дополнительно чудо-препарат, который в кратчайшие сроки восстановит ее пошатнувшееся здоровье. Это чудодейственное и редчайшее лекарство якобы было привезено в наше богоспасаемое королевство из-за границы, да вот беда — не совсем легально, и отдано было ей, Ирме Граус, единственно только из глубочайшей симпатии и во исполнение целительского долга. И ради того, чтобы у милейшего Тобиаса не возникло проблем, госпожа Граус клятвенно пообещала своему спасителю молчать о волшебном лекарстве, которое, к слову, обошлось достойной горожанке в существенную сумму в двадцать пять золотых.
А следом в папку легло заключение экспертизы о том, какое на самом деле воздействие оказывало на организм пациентки это лекарство. Доктор не мудрствовал лукаво, а действовал по уже доказавшей свою эффективность схеме – назначал клиентке дублирующий препарат и ждал, пока больного сведет в могилу передозировка. Лейт закрыл папку и повторил вопрос, набивший ему за сегодня оскомину, главный вопрос этого дня.
— Почему вы убили Аморелию Ревенбрандт?
— Потому что мог! – не выдержав, яростно выкрикнул доктор.
Кровь горячо стукнула в виски, шепнула — вот оно! Теперь — не упусти! Капитан Вольфгер Лейт отложил в сторону папку с доказательствами, которые его парни вчера весь день собирали по двум городам, и положил перед доктором шпильку с цветком.
«Верхний левый угол», — напомнил он себе. Выкладывать трофеи лучше всего было в том же порядке, в котором они лежали в шкатулке.
— Кто это?
— Эдмунда Джейсон из Сальмала.
— Как вы ее убили?
После того, как доктор заговорил, его уже было не остановить.
Показания лились из него рекой, и даже заявление собственного адвоката о том, что стража слишком жестоко обходится с его подзащитным, и тот нуждается в перерыве, оставил без ответа. Единственная потребность, которую Тобиас Корнес теперь испытывал — это выплеснуть все то, что копилось внутри него, на головы слушателей, и Вольфгер торопился вытянуть из него как можно больше, пока задержанный не опомнился и не ушел в отказ.