Операция «Вирус» - Страница 8

Скрып-скрып, скрып-скрып – монотонно поскрипывал снег под лыжами. Хорошая лыжня у местных «полярников», накатанная. Сразу видно, что начальник базы заботится о том, чтобы подчиненные поддерживали себя в надлежащей спортивной форме. И воздух тут ничего – не душное радиоактивное, кислометаллическое марево, что в джунглях за Голубой Змеей, и не теплый смрад переполненной людьми Столицы. И тем более не миазмы Гнилого моря. Чистый воздух. И холодный. Даже через маску – холодный.

Вскарабкавшись на гребень, я остановился. С помощью подмышки высвободил руку из внушительной рукавицы и убавил подогрев моих шкур. Восстановил дыхание. Отсюда, сверху, база напоминает распахнутую шкатулку с россыпью драгоценностей. Сияют круглые окна приземистых зданий, отсвечивает матовая броня яйцеобразных ботов, рядами стоящих на площади перед главным корпусом. На одном из них, кстати, и прибыл сюда Абалкин. Синеют наметенные вчерашней метелью сугробы. В отдалении различимы угрюмые конусы «призраков». Я не вижу, но знаю, что по их словно покрытой длинной шерстью «шкуре» идет медленная, тягучая пульсация – от вершины к основанию…

А над головой – звезды. Звезды на Саракше – это да. Это как лед на Солнце или нерекондиционированный прогрессор – на Земле. Атмосфера здесь менее плотная, рефракция почти нулевая – благодать. Удачно прибыл – аккурат в первый день Зимнего антициклона. Над головой, в зените, естественно, – Треугольник, созвездие, которое могло бы указывать путнику направление. Если бы здесь встречались путники.

Массаракш, сколько сил было когда-то затрачено у нас на Земле, чтобы достигнуть полюсов, водрузить флаг и сказать: я сделал это, значит, я победил. Какие жертвы, какие славные в своей бессмысленности смерти! Амундсен. Нансен. Кук. Обитатели Саракша, сколько мне известно, никогда сюда особенно не рвались. Космогония, чтоб ее. Мир, молодой человек, поучал дядюшка Каан, не просто пузырек, а эллипсоид. Вы там, в горах, знаете, что такое эллипсоид? Прекрасно. Так вот, участки поверхности напротив больших полуосей, будучи более удалены от Мирового Света, получают, соответственно, меньше тепла. Что? Сезонные колебания температуры в умеренных широтах? Мировой Свет, юноша, не стоит на месте, он медленно дрейфует, словно маятник от одной точки эксцентриситета к другой…

До сих пор удивляюсь, как я не сошел тогда с ума. Наверное, я и вправду достаточно бесчувственная личность. И самое место мне в нашем родном КОМКОНе-2, и именно под началом Рудольфа Сикорски, еще более бесчувственного и мерзкого рыцаря плаща и кинжала.

Я снова встал на лыжню и плавно заскользил вниз: трасса аккуратно огибала торосы и скопления ледяного крошева. Сугробы на базе еще не убраны, а лыжню – вот, пожалуйте, накатали…

И все же при такой фатасмагорической космогонии они ухитрялись прицельно метать ядерные фугасы. С высокой точностью. Как любил шутить покойный, увы, принц-герцог, синус у военных всегда был больше единицы, а во время Бойни и до пяти зашкаливал. Стоп, сказал я себе. А ведь ты начал «вживаться» в Саракш. Вживаться – словечко сугубо прогрессорское, точно обозначить смысл его нелегко, но начинается «вживание» всегда с таких вот ненавязчивых мыслей. А значит, некий Максим Каммерер, инспектор-дознаватель по делу о гибели Курта Лоффенфельда, нечувствительно для самого себя пришел к выводу, что недельной командировкой на Саракш он у Экселенца не отделается.

Небо расколола лиловая вспышка, лиловый сменился синим, синий – розовым, и пошло-поехало. Яростные сполохи отражались от всего этого снежно-ледяного великолепия так, что в глазах рябило. Невзирая на защитные очки. Положительно, Саракш приветствует меня как старого, но не слишком чаемого знакомого, фальшиво улыбаясь, неестественно подмигивая и вообще всячески изображая радость. А между тем ясности у инспектора-дознавателя КОМКОНа после работы с персоналом базы не прибавилось. Зато прибавилось головной боли.

Инспектор-дознаватель Максим Каммерер вошел в кабинет начальника Полярной базы, держа на лице хмуро-сосредоточенное выражение большой комконовской шишки. Чтобы ясно было сразу, что инспектор сей – чиновник крутой, дознание намерен провести строгое и спуску, если что, никому не даст. Так. Обстановка в кабинете самая что ни на есть аскетичная. Голые стены, по всему периметру выстроены кресла, надо думать – для совещаний. Подковообразный стол, оснащенный всяко-разными пультами и мониторами. Видеофон. В углу – сейф, на сейфе – кристаллотека. В другом углу – кадка, из кадки торчит уродец, листьями напоминающий пальму, а стволом – баобаб с зеленоватой корой. От уродца исходит едва различимый горько-пыльный аромат. Какой-то мутант из-за Голубой Змеи, не иначе.

Начальник базы, некто Джонатан Вовид, оказался крупным мужчиной лет пятидесяти. Длинные волосы его были собраны на затылке в хвост и, судя по сальному блеску, не мыты по крайней мере несколько недель. Обрюзгшее лицо еще хранило остатки той красоты, которую в дрянных книжках принято называть «ангельской». Инспектор Каммерер убрал мысленно лишнюю дряблость и морщинистость, дорисовал нежный юношеский румянец на щеках, чуть увеличил глаза – для чего пришлось уменьшить опухлость век, а ресницы у Вовида и так были длинные, аки у девицы. И томный взгляд. Хм. Интересно…

Грозный вид инспектора, похоже, не произвел на Вовида решительно никакого впечатления. Начальник базы неторопливо переменил позу на менее ленивую и указал перстом на одно из кресел. Можно было подумать, что гибель выездного врача базы и провал ключевого резидента для него событие столь мелкое и незначительное, что нет никакого смысла отрывать его, Вовида, от множества важных дел. Инспектор Каммерер с каменным лицом придвинул кресло поближе к столу.

– Прилетели все-таки, – скорее пробормотал, чем сказал Вовид. – А я все изложил в отчете. Валяйте уже, задавайте ваши вопросы… инспектор.

А ведь ты боишься. Чего-то ты боишься, засранец, что-то скрываешь за дешевой бравадой. Ничего, сейчас ты у меня и споешь, и спляшешь.

– Довожу до вашего сведения, Джонатан, – процедил сквозь зубы инспектор-дознаватель, – что я наделен самыми широкими полномочиями. Самыми широкими. Поэтому не будем валять комедию.

– Не будем, – ерническая искра промелькнула в томных очах Вовида. – Но мне нечего добавить к…

– Расскажите, – перебил его Каммерер, – желательно в подробностях, обстоятельства прибытия Гурона на базу. А затем – убытия.

Ничего сверхинтересного, оказывается, в этих обстоятельствах не было. Это, оказывается, мы там, на Земле при всяком ЧП начинаем бегать по стенам и заседать в Мировых Советах. А это, оказывается, Саракш, и прогрессоры – это прогрессоры. И гибнут они, вообразите, иногда. Но если очень интересно…

Инспектору Каммереру было интересно. Оказывается, сам момент прибытия он, Вовид, не наблюдал, но, по словам очевидцев, Гурон вывалился из бота прямо в форме имперского офицера, сплошь изгвазданный в грязище и кровище. Потребовал горячей ванны и гражданской одежды. Потом был осмотрен врачом базы Анной Лотошиной, которая и констатировала психический спазм. Далее его отправили на Землю первым рейсовым – по его же личной и настоятельной просьбе. Вот и все.

Я терпеливо слушал весь этот бред, хотя ясно же, что Вовид врет и изворачивается. При этом плевать ему с высокой башни ПБЗ на мою грозную маску всемогущего инспектора. Или… Что же такого успел натворить Левушка-ревушка на Полярной базе? О! У инспектора Каммерера, оказывается, есть мнение на этот счет.

– Джонатан, вы отправили на Землю не прошедшего рекондиционирование прогрессора?

Неопределенное движение головой и бровями, мол, а ты чего хотел?

– Находящегося в состоянии психоспазма?

То же движение.

– И сделали это только потому, что он об этом попросил? Я могу поговорить с врачом Анной Лотошиной?

– Увы, не самое подходящее время. Она несколько нездорова.