Операция «Остров Крым» - Страница 17

– Да не в том дело! – горячо поддержал Палишко Васюк. – Обидно же, товарищ капитан: мы, десант, опять вроде как дерьмо, а они – войсковая элита. Кто им такое право дал?

– Васюк, – Глеб начал слегка закипать, – сколько ты свой взвод собирал? Не знаешь? Я тебе скажу: сорок две минуты! И двое до сих пор не стоят на ногах! Так кто тут дерьмо, а кто войсковая элита? Ты видел среди них хоть одного пьяного?

– Разведка, – уважительно протянул Петраков. – Дрючат их там…

– Я не понял, а кто вам мешает нормально себя вести? – взорвался Глеб. – Тебя, Вова, кто-то за грудки берет, руки выкручивает: грабь, тащи, что плохо лежит, наливайся водкой до ушей?! Что тебе мешает вести себя как офицер, а не как прапор вонючий? Палишко! Почему у тебя во взводе в первый же день раненый? Как вышло, что твой рядовой попал под нашу же БМД? Куда ты смотрел в это время? Я тебе скажу: ты магазин видео выносил.

– Знаете что, товарищ капитан? – Лейтенант Палишко даже встал. – Вы мне, пожалуйста, не читайте морали! Один раз в жизни я за границу попал, думал, хоть три месяца поживу, как человек, и что? Дулю тебе с маслом: иди, сиди на какой-то вонючей горе, ни жратвы приличной, ни шмотьем разжиться – и еще разведка тут ходит, нос выше этой вышки дерет! М-мудачье сраное! Вы, товарищ капитан, человек городской, вам всегда было во что одеться-обуться, у вас и центральное отопление, и теплый сортир с ванной. А мы с бабкой в деревне на двенадцать рублей жили. Я для того, может, и стал офицером, чтобы, наконец, нормальную жизнь увидеть!!! Хватит с этих белых, они шестьдесят лет с трудового народа кровь пили – теперь пускай поделятся. Никто тут никого не грабит, все законно!

В дверях кто-то вежливо откашлялся.

Палишко и Глеб отступили друг от друга, словно их застигли на чем-то недозволенном.

Рядовой с татарской физиономией прошел через комнату и поставил в холодильник ящик пива. Это был тот самый парень, которого Глеб отрядил вниз с ребятами сержанта Козленко – за выпивкой и едой. Верещагин растолковал, что не все и не везде брать можно: некоторыми магазинами владеют иностранные компании, у которых достаточно сил, чтобы попортить кровь нашим дипломатам, а на черта нам международный скандал? И сам же великодушно отрядил в проводники рядового Сандыбекова.

– Ну-ка, дай одну банку, – приказал Шамилю лейтенант Палишко.

Парень достал банку и поставил ее на стол перед лейтенантом.

– Открой, – велел лейтенант.

Алюминиевая крышечка щелкнула, вспух над банкой пенный султанчик.

Палишко взял банку левой рукой, а правой врезал рядовому под дых.

– Ты разрешения спрашивай, когда к офицерам в комнату заходишь, скотина.

Рядовой переводил дыхание, согнувшись пополам.

– Не слышу ответа! – Палишко взял парня за шиворот.

Стиснутые губы разведчика побелели от гнева, но не разжались.

– Палишко! – крикнул Глеб. – Оставь его в покое!

– Настоятельно советую выполнить требование вашего командира, – послышался голос от двери.

Офицеры развернулись и встретились взглядами с тремя черными зрачками. Два принадлежали старшему лейтенанту Верещагину, один – пистолету Стечкина.

– Оставьте в покое моего солдата, товарищ лейтенант. – Голос старлея звучал ровно, будто речь шла о банальном вопросе вроде распределения постов, словно и не в его руке застыл «стечкин».

– А если нет? Что, убьете меня? – спросил Палишко. – Вас за это не… полюбят, товарищ старший лейтенант?

– А я прострелю вам коленную чашечку, товарищ лейтенант, – так же спокойно ответил старлей. – Может быть, мне за это объявят порицание. Даже полюбят, как вы выражаетесь. Может, звездочку снимут. Но звездочку я верну, а вы на всю жизнь останетесь калекой.

Рядовой высвободился из рук Палишко и вышел за дверь. Старлей спрятал пистолет в кобуру.

– Товарищ капитан, товарищи лейтенанты. – Разведчик подошел к холодильнику, достал початую бутылку «Учан-Су» и налил в стакан. – Мои люди будут ходить по территории везде, где найдут нужным. Они будут заходить в эту комнату, не спрашивая ни у кого из вас разрешения. Они будут пользоваться санузлом наравне с вами, и если это кому-то кажется оскорбительным, он волен справлять нужду в кустах. – Артем допил и поставил стакан на поднос. – Это первое. Своих солдат вы можете бить, сколько вам угодно. Моих извольте не трогать. Это второе. И третье. Товарищ лейтенант, сейчас вы пойдете со мной и извинитесь перед рядовым Сандыбековым.

– Да пошел ты знаешь куда! – взвился Палишко.

– Сергей, ты пойдешь и извинишься! – сказал Глеб.

До ледяного спокойствия старлея ему было далеко. Хватит, по горло сыт он художествами своих солдатиков и офицериков.

– Товарищ капитан! – Палишко обернулся к нему за помощью, – Да как же это так… Им из нас можно веревки вить, так получается? А мы и слова не скажи?

– Ты дерьмо и трус, Палишко, – с расстановкой сказал старлей. – Во-первых, ты дерьмо потому, что самоутверждаешься за счет рядовых, которые не имеют права тебе ответить. Во-вторых, ты дерьмо потому, что боишься признать свою ошибку. И в-третьих, ты дерьмо потому, что перебздел и просишь защиты у своего капитана. Ты позоришь десант, Палишко, ты позоришь армию, ты позоришь всю свою страну.

– Палишко, пойди и извинись перед рядовым, – не глядя в глаза ни ему, ни Артему, сказал Глеб.

– Товарищ капитан!..

– Ты распустил руки, ты и выпутывайся! – крикнул Глеб. – Любишь трепаться и размахивать кулаками – отвечай за свой треп и свои дела! Не хочешь извиняться – получишь по морде от меня. Ты что, еще не понял, что не прав? Что ты повел себя как сука? Тебе это разъяснить популярно?

Палишко беспомощно оглянулся по сторонам. Старлей сделал приглашающий жест в сторону двери. Казалось, что от напряжения в комнате звенит воздух.

Палишко стоял несколько секунд, сжимая и разжимая кулаки, потом выдохнул и направился к двери.

– Черт, – Петраков взял со стола банку пива и отхлебнул. – Нехорошо вы поступили, товарищ капитан. Теперь они нам на шею сядут и ножки свесят.

– Нечего задираться, – бросил Глеб в ответ. – Ребята вообще нам ничем не обязаны. Они здесь в своем праве, могли бы спокойно всех нас выгнать за ворота… Нет, пустили сюда, поставили пиво за свой счет…

– Я не о том, – Петраков жестикулировал банкой. – Серега не прав, и не прав круто. Козел он, в общем, чего там говорить… Но это наше дело, семейное. Лучше бы вы ему сами по шее дали и заставили извиниться. А так получается нехорошо…

– Да, это я сглупил… – согласился Глеб. – Ладно, сделанного не воротишь.

– А ты слышал, как он разговаривает? – зампотех Стумбиньш, молчавший во время всего разговора, теперь взял слово. – Прямо лорд английский, а не офицер ГРУ.

– Это точно, – согласился Васюк. – Товарищ капитан, вы заметили?

– Что я заметил? Что человек нормально говорит по-русски, а не матюкается через слово? Это я заметил.

– Рыбак рыбака видит издалека, – подмигнул Стумбиньшу Петраков.

Вошел мрачный Палишко. Рванул дверцу холодильника, выхватил две банки с пивом, одну вскрыл и осушил залпом, после чего швырнул ею в стену, вторую начал пить не спеша, устроившись на диване.

– Знаете, на кого он похож? – спросил Васюк. – Да на белого офицера, как их в кино показывают. Такой чистенький, вежливый, а палец в рот не клади!

– Ну и не клади, – сказал Глеб.

– Муд-дак! – с выражением процедил сквозь зубы Палишко.

– Это ты о себе? – спросил Стумбиньш.

– Что, заставил он тебя перед рядовым извиниться? – подначил Петраков. – Может, ты татарина еще и в попку поцеловал?

Вторую пустую банку Палишко швырнул в него.

– Ша! – закричал Глеб, вставая между ними. – Палишко, сидеть здесь! Петраков, ты, кажется, начкар, так какого черта ты тут делаешь? Бегом проверил посты! Е-мое, как они нас могут уважать, когда вы собачитесь, будто базарные бабы?

– Я вот что думаю, – Стумбиньш часто сообщал свои рассуждения без всякой связи с предыдущим разговором: – Питание этой телевышки идет по кабелю откуда-то из Ялты. Или там Гурзуфа. Электростанция должна быть – зверь. В генераторной, как я понял, запасные генераторы. На случай если ток отключат, а что-то нужно срочно передать в эфир… Сейчас они не работают. Тем не менее. Эти ребята постоянно мотаются туда и обратно. Зачем?