Операция «Наследник» - Страница 16

Оставив ребят на дороге, майор прыгнул в машину и рванул в сторону моря. Несмотря на объявленную тревогу первые три поста он проехал без приключений, и сторожевые лишь удивленно таращились вслед, соображая, почему же им не оставили еду. Война войной, а обед по расписанию. Но на последнем посту, охранявшем всю зону, они все-таки сообразили, в чем тут дело, и майору пришлось идти на таран, снося шлагбаум и едва не сбив замешкавшегося часового. 131-й ЗИЛ - машина мощная, и остановить Зотова теперь могла разве что противотанковая ракета.

Море показалось внезапно, и дорога серпантином пошла вниз. Над машиной завис вертолет морских пограничников. Это могли быть свои, а могли и… Дмитрий почувствовал, что действие наркотика заканчивается и он вот-вот заснет за рулем.

ЗИЛ резко вывернул на следующий поворот. «Шиповку» майор увидел лишь на мгновение. Три двойных хлопка, машину повело, и Зотов нажал на тормоза. Бежать или сопротивляться было бесполезно, да и сил уже не оставалось. Несколько человек в штатском подбежали с двух сторон. Дверцу кабины открыл угрюмый тип, но в его глазах Зотов прочитал дружеское участие.

- Майор Зотов? - спросил тип больше для протокола, нежели из любопытства: естественно, он знал, с кем имеет дело.

- Так точно.

- Наконец-то. Мы вас уже три дня тут дожидаемся. Вы один?

- Масленкин погиб.

- Вам привет от майора Корнеева. Вертолет в вашем распоряжении.

Для протокола мужчины обменялись паролем и подошедшие в штатском помогли обессилевшему Зотову вылезти из машины. Оказавшись среди своих, майор окончательно расслабился. Последнее, что он произнес, падая в кресло вертолета, было:

- В Москву… - И уснул богатырским сном.

- Идиоты! - злился Акулов, мчась в машине на дачу Мякишева. - Провалить такую операцию, поставить под удар целое направление, и какое направление!

Его бесили эти тупорылые служаки, но других не было. Выбирать не приходилось, и Федор Михайлович лепил изящный кувшин из бракованной глины.

Самое верное до недавних дней направление теперь оказалось самым ненадежным. Правда, провал операции ни Акулову, ни тем, кто за ним стоял, напрямую ничем не грозил. В ней от начала и до конца был задействован исключительно советский потенциал. Пускай русские грызут друг друга. Никакого международного скандала не произошло. Возможен был лишь локальный скандальчик в благородном семействе, да и его тут же замяли бы. При удачном исходе дела все сливки, хоть и инкогнито, сняло бы ЦРУ.

Годами отлаженная агентурная сеть Акулова работала без перебоев. Но с появлением Зотова начались накладки, и теперь перед Федором Михайловичем стоял вопрос: оставить нового человека или, пока не поздно, убрать из спектакля. Зотов был обречен, и Акулов при всем своем уважении к нему не смог бы помочь. Майор добровольно шел в ловушку и чем дальше, тем сильнее затягивал петлю на своей шее.

И все-таки что-то подсказывало Акулову подождать. Зотов еще может очень даже пригодиться в дальнейшем. Ну а убрать майора всегда успеется. Хотя, как выяснилось, он не промах.

Что касалось операции в целом, то руководство торопило. Андропов уже начал кардинально изменять внешнеполитический курс своей Империи.

Кроме советских людей, ни для кого не было секретом, что СССР строил свои отношения со странами «третьего мира» исходя из идеологических установок, сведенных к примитиву. Любому, самому гнусному и нежизнеспособному режиму было достаточно заявить о своей «социалистической ориентации», и он мог рассчитывать на получение в огромных размерах и на очень выгодных условиях (нередко безвозмездно) экономической, научно-технической и военной помощи, а также на политическое покровительство СССР на международной арене. При этом выгода для Союза была весьма сомнительной. Как правило, это были самые неразвитые и нищие страны, не способные прокормить даже самих себя. Если они и располагали богатыми природными ресурсами, как, например, Ангола, то освоить их надлежащим образом не удавалось, во-первых, из-за экономического бардака, царившего в этих странах, а во-вторых - из-за общей беспомощности советской экономики, которая, скорее, сама была сырьевым придатком развитых стран, а не эффективным переработчиком чужих ресурсов.

Политически же подобная установка приносила еще больше вреда. Большинство из этих режимов были крайне слабы и не только не имели международного влияния (а именно силой такого влияния определяется ценность союзника), но и зачастую не могли справиться даже с внутренней оппозицией и держались исключительно на военной поддержке нашего государства. То есть не добавляли силы, а сами висели как гири на шее. К тому же они нередко вели настолько авантюристическую внешнюю политику, что вокруг них постоянно разгорались региональные конфликты, в которые таким образом косвенно втягивался и СССР.

С начала 80-х годов Советский Союз участвовал в шести конфликтах малой интенсивности (помимо Афганистана), которые, понятно, пользы не приносили. Кроме того, эти режимы в большинстве случаев вели антинародную политику, вводя свои страны в хаос и разорение, опираясь, в основном, на репрессии, и в глазах мировой общественности выглядели не лучшим образом. Любые отношения с ними резко дискредитировали СССР, подрывая его авторитет. Например, когда после свержения в 1979 году режима Иди Амина в Уганде выяснились нелицеприятные факты: массовое истребление народа, участие диктатора и его окружения в людоедстве и прочая экзотика, - СССР, который долго числил Иди Амина в друзьях, оказался в весьма жалком положении.

Тогда же, в конце семидесятых, возникла совершенно абсурдная ситуация на Африканском роге, где СССР сначала поддерживал режим Сиада Барре в Сомали, активно помогая ему (полностью перевооружив сомалийскую армию) и не возражал против его территориальных претензий к Эфиопии. Затем в Эфиопии произошел переворот, новый режим провозгласил еще более крутую социалистическую направленность и также обратился к СССР за поддержкой. Помощь была оказана, после чего начался длительный флирт с «новой подружкой», а Сомали попало в разряд империалистических государств. Кончилось это тем, что, когда в 1977 году началась эфиопско-сомалийская война, обе стороны воевали советским оружием, а в какие суммы все это обошлось нашему бюджету, можно лишь догадываться.

После таких провалов в конце 70-х годов в некоторых советских внешнеполитических ведомствах возникло мнение, что пора корректировать традиционную стратегию. То есть заставить страны-сателлиты провести определенную демократизацию режимов, частично привлечь к сотрудничеству оппозицию, чтобы сделать более широкой социальную базу этих режимов, а самим обеспечить, с одной стороны, большую внутреннюю устойчивость, а с другой - большую предсказуемость их поведения. При этом можно было значительно сократить расходы и сэкономить усилия на их поддержку, подтолкнуть к хозяйственному развитию и наконец-то получать отдачу от вложений в эти страны, а также существенно повысить их международный авторитет, повышая вместе с тем и свой собственный, перехватив у США роль борца за демократию. Если местная власть отказалась бы пойти на реформы, ее или лишили бы поддержки, или просто свергали с помощью СССР. В первую очередь такая «реконструкция» планировалась в Анголе, Мозамбике и Эфиопии, затем в Конго, Южном Йемене и на Мадагаскаре.

Уже само возникновение таких идей вызвало страшную тревогу как в самой догматической части руководства КПСС, так и среди военных, чиновников МИДа, Министерства внешней торговли, Госкомитета по экономическим связям и т. д. - среди всей той публики, что кормилась от «гуманитарных подачек», загранкомандировок и взяток от правителей этих стран. Военные боялись потерять огромную сферу влияния и возможность быстрой карьеры в качестве военных советников. Руководители международных служб ЦК КПСС и, прежде всего секретари ЦК Зимянин и Пономарев, сочли это возвратом к Венгрии 56-го и Чехословакии 68-го. Громыко и его ведомство вообще очень нервно относились к любым изменениям внешнеполитического курса. Здесь интересы наших партократов прямо стыковались с интересами США, для которых подобное изменение политики означало бы потерю мощного пропагандистского козыря, ослабление их влияния в «третьем мире» и осложнило бы поддержку таких диктаторских режимов, как чилийский, парагвайский, либерийский, гондурасский и даже пакистанский. США были готовы пойти на что угодно, лишь бы не допустить этого.