Операция «КЛОНдайк» - Страница 6
– Ни, не поваром, хотя готовлю я хорошо. Мы с Марией частенько стряпаем удвох: вона – борщок, а я – что-нибудь з мяса. Другой раз такие котлеты заверну, что не токо пальчики, а и локти оближешь!
Хотя Леонид слушал его с большим интересом, Есении показалось, что Кузьма Григорович уклоняется от темы, поэтому она продолжала допрашивать Кузьму Григоровича:
– И как же вы этим голодающим помогаете?
– Я их лечу…
– Так вы врач!.. – воскликнула Есения и помрачнела.
– Ну да, конечно, – с облегчением кивнул Кузьма Григорович и принялся сосредоточенно доедать второе.
Леонид ничего не понимал: что за странные пациенты у Кузьмы Григоровича – какие-то голодающие! Может, жертвы диеты? Тогда точно больные – нормальный человек на диете сидеть не будет! В Леониде заговорил типичный Телец, обожающий вкусно поесть и не признающий голодовок и всяких там диет… Да, но Кузьма Григорович сказал, что он трудится «на ниве удовлетворения естественных человеческих потребностей», а с каких это пор голод стал естественной человеческой потребностью?! Голодному жрать хочется, его кормить нужно, а не лечить. А может, они уже есть не могут? Непроходимость вдруг какая-нибудь, желудок барахлит или там какой ливер не в порядке…
Леониду от этих размышлений аж не по себе стало. Он торопливо отхлебнул компота и с облегчением почувствовал, как тот заструился прохладой по привычному здоровому руслу.
Обед заканчивали в полном молчании. Есения уткнулась в свою тарелку. Видимо, опять задумалась о вчерашнем открытии. Кузьма Григорович сосредоточенно доедал, тоже не поднимая глаз. Потом, отставив пустые тарелки, спросил:
– Ну что, пойдемте домой, теперь неплохо бы соснуть часочек.
– Да нет, нам еще нужно посмотреть комнату для Есении, – отказался Леонид. – Мы пойдем в поселок.
– Ну ладно, а я пошел на боковую – люблю отдохнуть после обеда! – опять весело сказал Кузьма Григорович и уже на выходе пробасил в сторону кухни: – Спасибо, хозяюшки, ублажили!
Леонид с Есенией следом за ним вышли из столовой и не спеша отправились по аллее в поселок – посмотреть комнату для Есении.
Глава третья
Улицу, указанную в записке, они нашли сразу, но дом искали долго. Он, как потом оказалось, стоял в глубине сада, а на заборе номера не было.
Наконец какая-то проходившая мимо старушка, спросив их, кого они ищут, озадачилась, а потом хмыкнула:
– А-а, так вам, наверное, Охмнетыч нужен… – и махнула рукой вправо.
– Ахметыч? – удивился Леонид и глянул еще раз на бумажку с адресом, там было написано: «Несмеянов Прохор Дмитриевич» – вроде совершенно русское имя-отчество…
Прочитав вслух, он вопросительно посмотрел на старушку.
– Ну, я и говорю: Охмнетыч нужен… – сказала она. – Идите вон туда, аккурат в калитку упретесь.
Они поблагодарили ее и пошли по указанной дорожке, удивляясь странному прозвищу деда.
Забор, вдоль которого они шли, зарос кустами, и им не сразу удалось найти калитку. Толкнув ее, они попали в «лесосад» – все вокруг было какое-то дикое, запущенное. По едва приметной тропинке они начали пробираться между кустов и вдруг обнаружили прямо перед собой двухэтажный деревянный домишко.
На крылечке сидел совершенно рыжий дед с всклокоченными, дыбом стоящими волосами. Его «прическа» соответствовала окружающей обстановке.
Дед гладил примостившегося у него сбоку большого, тоже рыжего полосатого кота и приговаривал:
– Ох мне эти коты, все-то им спокойно не сидится! Нет бы в саду прибраться, травку пощипать. Так нет – все по кошечкам шастают! Вот и дошастался… Сиди теперь да раны зализывай! Вон как тебя твои кореша изорвали из-за этой беленькой Мисюси. И чего ты в ней нашел?.. Ох мне эта Мисюся…
И тут рыжие заметили их. Кот перестал вылизываться и уставился на пришельцев желтым немигающим взглядом. Дед перестал гладить кота и тоже уставился на них.
– Здравствуйте, – поздоровались Леонид с Есенией в один голос.
– Вот оно что… – сказал дед и заерзал, собираясь встать, потом, видно, передумал и остался сидеть. – Ну, идите сюда, чего стоять-то? Ох мне эта молодежь…
– Мы насчет комнаты… Нас прислала к вам ваша внучка, – подходя к деду, сказал Леонид.
– Ага… – сказал дед и, придвинув к себе ближе все еще рассматривающего их кота, предложил: – Садитесь!
Они сели на теплые деревянные ступеньки.
– Вот так и живем… – непонятно к чему заметил дед. – Ох мне эта жисть…
Есения смущенно привстала:
– Если вы не можете сдать комнату…
– Да при чем тут комната, вон их там штук пять сзади! Я про жисть говорю… Комната! Подумаешь! Ох мне эти… Чай будем пить! – неожиданно закончил дед свои вздохи, которые, наверное, и послужили причиной его странного прозвища, и лихо вскочил на ноги. – Будет вам и комната, будет вам и стол! – Дед хохотнул и убежал в дом.
Леониду стало не по себе. Чудной дед какой-то, ненормальный. Леонид подумал, что Есению оставлять с ним нельзя.
– Может, пойдем? – нерешительно предложил он.
– Вы торопитесь? – спросила Есения и тут же съязвила: – А как же чай? Неужели откажетесь?
Это было уж слишком! Леонид обиженно насупился.
Они молча сидели на крыльце, Есения задумчиво разглядывала заросший сад.
Рыжий кот, которому, видимо, надоело на них смотреть, принялся опять зализывать свои боевые раны. Но через несколько минут он остановился и уставился на руку Есении, которая машинально теребила поясок от платья. Кот встал, медленно потянулся, потом подошел к Есении и стал деловито ловить лапой конец пояска. Есения рассмеялась и погладила рыжего по спине. Тот зажмурил глаза, постоял, выгнув спину дугой, млея от удовольствия, потом нагло забрался к Есении на колени и заурчал.
Леониду захотелось добавить к его драным ушам еще пару-тройку шрамов на другом месте. Но тут из темных сеней выглянул дед:
– Ну и что вы там сидите? Проходите в дом, смотрите! Во, аж стихами заговорил! Ох мне!
Есения взглянула на Леонида:
– Пойдем посмотрим?
Она встала и пошла вслед за дедом в темные сени, Леонид нехотя поплелся за ней.
Войдя в большую комнату, они пораженно остановились: густой, тягучий запах свисавших с потолка трав нахлынул на них и поглотил.
Несмотря на тусклый свет из окошка, комната выглядела светлой и уютной. Вдоль ее стен были расставлены какие-то фигуры, вырезанные из коряг и корешков, а посреди комнаты стояли большой, из золотистого дерева стол, на котором пыхтел самовар, и длинная скамья, покрытая домотканой дорожкой.
– Прошу к нашему шалашу! – подмигнув, пригласил их дед к столу и засуетился.
Они сели на скамью. Дед Охмнетыч споро расставил на столе глиняные чашки, выставил большую миску с медом, достал увесистую ковригу хлеба, сбегал в соседнюю комнату и притащил немаленькую миску с маслом и здоровенный горшок с молоком…
– Ой, не надо, не надо, не беспокойтесь, мы только что пообедали… – начала было Есения, но, взглянув на Леонида, осеклась.
Дед положительно начинал нравиться Леониду: «Понимает, как к людям подходить надо… Ох, а стол-то какой вырисовывается, мать честная!»
Дед носился как заведенный, возвращаясь из разных углов с какой-нибудь снедью. Вскоре в густой травный запах ворвался аромат свежепросоленных огурчиков, благоухание квашеной капусты и копченого бока. И в довершение ко всему этому пиршеству, центральное место на столе, уставленном мисками и плошками с различной снедью, заняло блюдо с дымящейся вареной картошкой, рассыпчатой, посыпанной жареным луком и укропом.
– Начнем! – радостно потирая руки, сказал дед, присаживаясь к столу.
«А как же!» – мысленно согласился с ним Леонид.
– Ах да… Самое-то главное! Ох мне этот скляроз… – опять вскочил дед, куда-то сбегал и приволок в одной руке бутыль с вином, а в другой – жбанчик пива.
«Ох мне…» – по-дедовски охнул Леонид про себя.
– Вам, барышня, наливочки, – наполняя стопку Есении темно-красным напитком, сказал дед. – А мы с вами, батюшка, пивком побалуемся, пивко-то собственного произведения, да… Варфоломей Игнатьич, проходи, и тебе плесну…