Операция «Гадюка» - Страница 28

Полковник сразу вычислил, кто у нас начальник, и, козырнув, сказал:

– Шауро, местный мельник.

Он был слегка и привычно пьян. Такие штуки я чую за полкилометра. Глаза наглые, самоуверенные от безнаказанности. Я подумал, что при осторожности дяди Миши его чина и должности полковнику не сообщили – так, шишки из Москвы, из министерства, проверить шахты. Я думаю, что не ошибся. Такие, как полковник Шауро, не ухмыляются в лицо генералам секретных ведомств.

Майор стоял на шаг сзади и кивал. Он тоже был пьян.

Дядя Миша представился, но без чина, и уступил площадку Овсепяну – видно, так было договорено, пока я спал.

– Мы к вам ненадолго, – грустно сообщил Овсепян, брови еще более надломились, и кончик носа пополз к верхней губе. – Покажите, будьте любезны, состояние шахт, как они... – Тут он замолк. И посмотрел на дядю Мишу.

Дядя Миша был недоволен. Он рассчитывал на то, что Овсепян будет краток и строг. Но не получилось.

– Понял, – сказал полковник Шауро. – Сейчас позавтракаем. Мы вас ждем. Сами понимаете – гости из Москвы. Комиссия.

Он нам сообщил, кто мы, зачем мы и что будем делать.

Дядя Миша смотрел в небо.

– Будет дождь, – сообщил он.

«Ох, где же твоя предусмотрительность, где твой инстинкт самосохранения, полковник Шауро? – подумал я. – Ни черта ты не почувствовал. Думаешь, если у тебя «Мерседес» и покровители в округе, то ты можешь вести себя снисходительно с дядей в штатском, для которого из Москвы при всем режиме экономии не пожалели самолета?»

Но постоянное пьянство ослабило хватку. Шауро продолжал:

– Угостим мы вас в квартире майора Хромого. – Кивок в сторону мягкого майора, на что тот принялся болтать головой, как болванчик. – Столовая у нас не работает за отсутствием персонала – у нас, считайте, только материальный склад и строения. Вот как решат в Москве, куда все это девать, уеду, кем ни быть, уеду! Ваше отчество как?

– Михаил Иванович.

– Чудесно. А я Матвей Иванович, считайте, что тезки. Супруга майора уже салатик порезала, лимонадик на столе... – Он не удержался, засмеялся. – Чай кипит.

– Мы бы хотели сразу осмотреть базу, – сказал полковник Овсепян.

– Нет, не пойдет, – твердо сказал полковник Шауро, – кто здесь хозяин? Кто здесь мельник? Мы!

Он сделал шаг к «Мерседесу», откуда вылез парень в камуфляже и с автоматом на животе. Он открыл заднюю дверцу.

Я видел, что впереди, кроме этого парня, сидит шофер – тоже в камуфляже.

– Садитесь, места хватит, – сказал Шауро дяде Мише и подтолкнул его внутрь. Другой рукой подхватил и ловко подтащил и кинул туда же Овсепяна, успев тут же показать мне перстом на «уазик», где со мной оказался и майор Хромой. Он сразу снял фуражку и стал большим клетчатым платком утирать пот с лысины.

– Погода, – сказал он мне, – никуда не годится. Все дожди и дожди. Сегодня первый день без дождя.

– Далеко ехать? – спросил я.

– А вы из какого управления? – спросил майор Хромой.

Мне было видно, что на сиденье рядом с водителем лежит автомат.

– У вас что, сложная ситуация? – спросил я, показывая на автомат.

– Везде сложная ситуация, – ответил майор. – Растащили страну, сволочи, нажираются теперь. А шахтеры на рельсы идут.

– И вы? – спросил я.

– А у нас, думаете, когда в последний раз жалованье давали? Весной, можете представить?

У водителя бритый затылок и прижатые уши.

Майор подумал и добавил:

– Дерьмократы!

Тут он увидел, что «Мерседес» свернул с бетонки на «кирпич» и пошел, покачиваясь, по старому асфальту.

– Ну вот, – сказал он, – разве так договаривались?

Я догадался, в чем дело: генерал настоял отложить завтрак – сначала заглянем на объект. Там, в «Мерседесе», полковник Шауро был в меньшинстве, и ему пришлось уступить.

– Я думаю, что Михаил Иванович, – сказал я, – хочет поскорее вернуться.

– А он сам, – спросил майор, – он из ХОЗУ?

– Почему вы так решили?

– Слышал, что хотят шахты утилизировать.

Я не стал отвечать. Чем в большем недоумении будет оставаться местное начальство, тем лучше для дела. Ведь не объяснять ему, что на объект обратили внимание консулы. Какие консулы? Советские.

По сторонам дороги шел редкий недокормленный лес, иногда между стволами блестела вода – болотца или маленькие озера, – не очень привлекательный пейзаж.

Майор стал встревожен, даже напуган, от начальства добра не жди. А они-то здесь живут тихо, мирно, «Мерседес» привезли, им чужие глаза не нужны.

До меня докатывались волны его страха и неприязни, и я подумал: вот в Москве, в институте, я неделями не чувствую чужих страхов и опасений. Живу как все – а здесь сразу включился, видно, внутри меня сработал выключатель: ты на работе, Гарик, дядя Миша на тебя надеется.

– А что тут за деревня? – спросил я. – Максимово?

– Максимовка, – поправил меня майор. – Но до нее километра три. – Он показал пальцем направо. – Но название объекта Максимовка. А что?

– Ничего, – сказал я. – В документах было – Максимово.

– Нет, Максимовка.

– А вы давно здесь?

– Шестой год, – сказал Хромой.

– Семья?

– Жена, двое детей. – Почему-то он полагал, что обязан мне отвечать, хотя, наверное, я вдвое его моложе. Но из Москвы, на спецсамолете. Спецрейсом. И хоть видно, что не я – главная шишка, но всегда опасен тот, кто имеет доступ к начальственному уху. Часто – опаснее самого начальства.

«Уазик» выехал на широкую просеку. Она была перекрыта забором из колючей проволоки, в которой были ворота.

«Мерседес» затормозил перед воротами.

Я увидел спрятанную под вековыми соснами сторожку. Наконец из нее вышел солдат.

Он принялся копаться в замке – обычном висячем замке. Но по крайней мере здесь есть охрана... И тут же я поймал себя: у них было время не только охрану поставить. Ведь сейчас майор успокоился, ничего плохого не ждет. Они могли год сюда не заглядывать. А прислать солдата – дело минутное.

Ворота захрустели, заскрипели. Солдат тянул створку на себя, она не поддавалась, охранник выскочил из «Мерседеса» и принялся помогать солдатику. Они догадались поставить часового, но забыли, что ворота два года не открывались... видно, как ушли отсюда, так и не пришло в голову заглянуть снова – заняты были своими делишками.

Оставшись с приятным чувством превосходства над местными ротозеями, я дождался, пока машины проехали по внутренней дорожке и остановились перед входом в бункеры, спрятанные подобно деревенскому погребу под поросшей травой насыпью.

Полковник Овсепян, выйдя из машины, достал из «дипломата» схему, и они с дядей Мишей расстелили ее на радиаторе.

Полковник Шауро тоже стал заглядывать в схему и, просунув руку между телами гостей, водил по ней пальцем. После каждой его фразы дядя Миша и Овсепян поднимали головы и взглядами находили объект, отмеченный на схеме.

Когда мы с майором подошли, дядя Миша как раз говорил:

– Вот тут мы и начнем.

Он первым направился налево, к просвету в кустарнике. Он шагал по-суворовски размашисто и быстро, остальным приходилось поспевать за ним, как придворным на картине Лансере, не помню, как она называлась. Там Петр Великий шагает по берегу.

Полковник встал на колени, потому что замок на бункере не хотел поддаваться.

Дядя Миша отыскал меня взглядом.

– Все в порядке? – спросил он голосом настоящего генерала, который вспомнил о существовании адъютанта.

– Так точно, – ответил я.

Когда-то вход в бункер был иным, посовременнее, но, верно, многое увезли при демонтаже, так что амбарные замки столетней давности вполне соответствовали уровню сохранности базы.

– Почему нет света? – строго спросил дядя Миша.

– Мы дали ток, – сказал полковник. – Но, оказывается, лампы перегорели.

Он сделал жест рукой – показал наверх. Сюда падал свет снаружи, и было видно, что перед лифтом некогда была лампа в матовом колпаке, обтянутом проволокой, чтобы осколки не разлетались. Колпак был разбит, лампочки и следа нет.