Операция «Дар» - Страница 13
Майор Геттель осекся на полуслове. Немецкий солдат, к тому же поляк по происхождению, никогда бы не решился сесть к офицерскому столу, даже если бы его позвали. Но подобной фамильярности не потерпит и английский офицер. А только им в представлении Геттеля и был обер-лейтенант Пауль Зиберт!
Значит… Значит, Зиберт не агент Интеллидженс сервис! Но в таком случае кто же он? Неужели советский разведчик?! В глазах Геттеля мелькнул ужас. Он рванулся к своей портупее… Через полминуты он был скручен. Кузнецову теперь уже не оставалось ничего другого, как, отбросив маскировку, допросить майора. Пытаясь вымолить жизнь, Геттель рассказал все, что знал о военной контрразведке — «Абвере-2» — и гестапо. А рассказать он мог о многом.
— Почему вы решили, что я англичанин? — спросил в заключение Кузнецов.
— Никак не думал и не мог предполагать, что у русских могут быть такие разведчики, — мрачно буркнул Геттель.
На следующий день майор Мартин Геттель не явился на службу. Не вышел он на работу и послезавтра. Курьер, посланный к нему, не нашел его и дома.
Приговор приведен в исполнение
Среди наиболее высокопоставленных гитлеровцев в Ровно генерал фон Ильген играл очень заметную роль. Он командовал так называемым «остентруппен» — «восточными войсками». Эти части состояли из самых отпетых подонков, которых только могли набрать гитлеровцы на оккупированной территории, главным образом предателей Советской Родины, изменивших воинской присяге, откровенных уголовников, а также из белогвардейцев и других антисоветских элементов, выжидавших двадцать лет своего часа и прибывших на Украину из-за рубежа вместе с гитлеровскими войсками. Среди этих последних был крупный петлюровец, облачившийся теперь в форму немецкого генерала, Омельянович-Павленко. Его преступлений, совершенных им в годы гражданской войны, еще не забыла Украина. Население ненавидело и презирало этих выродков даже больше, чем немцев.
Войска Ильгена осуществляли «карательные акции» — сжигали деревни, расстреливали мирных жителей. Их в первую очередь командование германской армии бросало против партизан. Казнь Ильгена неминуемо внесла бы панику и растерянность в не очень-то сплоченные ряды этого воинства, показала бы им в полной мере неизбежность близкой расплаты за измену.
Мы рассчитывали также, что кое-кто из этих людей, надевших гитлеровскую форму из малодушия, но не погрязших еще в преступлениях против соотечественников, найдет в себе силы и мужество порвать с фашизмом, искупить вину перед Родиной.
Поэтому Ильген был нами приговорен к смерти. План операции был тщательно разработан и утвержден в штабе отряда. Выполнить ее поручалось небольшой группе наших разведчиков — всего из шести человек — во главе с Николаем Ивановичем Кузнецовым.
Задачу уничтожения фон Ильгена нам облегчало одно немаловажное обстоятельство: в самом его логове — в одноэтажном особняке на Млынарской улице, 3 — был наш человек.
…С некоторых пор сонм поклонников Лидии Лисовской пополнился еще одним. Да не каким-нибудь лейтенантом, а генералом! Высоким, здоровенным человеком, с бычьей шеей борца, еще сравнительно молодым — лет сорока пяти, не более. Генерал фон Ильген не был легкомысленным человеком. Но внешность Лидии, привлекательная и строгая одновременно, «высокое» происхождение (она выдавала себя за польскую графиню), превосходные манеры невольно вызывали интерес, льстили самолюбию гитлеровского генерала. В результате последовало весьма лестное предложение: сменить должность официантки в «Дойчегофф» на чрезвычайно респектабельное положение экономки командующего особыми войсками.
Предложение Ильгена, сделанное в октябре, как нельзя больше отвечало нашим планам. Неожиданно оказалось, что прихоть генерала пришлась по душе и господам из ровенского гестапо, не доверявшим никому, даже командующему войсками. Гестапо не преминуло приставить к Ильгену «своего человека». Так, на всякий случай. Более того, гестапо сделало все от него зависящее, чтобы именно Лидия Лисовская, и только она, получила доступ в особняк на Млынарской улице.
Поистине удивительная «общность» интересов: едва ли когда-либо за все время войны и гитлеровский генерал, и гестапо, и советская разведка желали одного и того же!
Стены генеральской гостиной стали отныне нашими ушами. Почти ежедневно мы получали крайне интересные новости. Одна из них самым непосредственным образом отразилась на судьбе самого Ильгена.
Среди особо важных немецких учреждений в Ровно был штаб полицайфюрера Украины, генерала полиции и обергруппенфюрера СС Прицмана. Сам Прицман постоянно жил в Берлине, а в Ровно регулярно приезжал, обычно в сопровождении громадной свиты на восьми автомобилях. Офицеры в его штабе имели чины не ниже капитана.
Наши разведчики установили, что ровенская квартира Прицмана находится на Кенигсбергштрассе, 21, и вели за ней постоянное наблюдение. От них-то и стало известно, что в конце октября на этой квартире происходило какое-то важное совещание, в котором, кроме Прицмана, принимали участие начальник тыла германской армии генерал авиации Китцингер, Ильген и генерал Пиппер, известный своими карательными операциями в европейских странах, оккупированных гитлеровцами, и прозванный за свою жестокость «майстер тодт» — «мастер смерти». Насколько важным было это совещание, нам стало ясно из того факта, что его проводил специально прибывший из Берлина обер-группенфюрер СС Эрих фон дем Бах-Желевский, будущий палач восставшей Варшавы.
Через два дня совещание по этому же поводу, но уже, так сказать, на низшем уровне, проводил со своими старшими офицерами Ильген в собственном особняке.
Лидии Лисовской Ильген поручил приготовить в соседней комнате кофе, и это позволило нашей разведчице почти дословно передать в штаб отряда сообщение гитлеровского генерала.
— Господа, — начал Ильген, — как вам уже известно, по приказанию фюрера наши доблестные войска производят в настоящее время выравнивание линии фронта (так стыдливо было принято у гитлеровцев именовать отступление под непрерывными ударами Советской Армии, уже подошедшей к Киеву). Особо важное значение в этих условиях приобретает прочность и спокойствие нашего тыла. Между тем с прискорбием следует признать, что наш тыл наводнен бандами партизан, что усугубляет наши трудности. Необходимо немедленно ликвидировать партизан. Таков приказ фюрера. Представляющий ставку обергруппенфюрер СС фон дем Бах-Желевский указал, что в первую очередь необходимо уничтожить отряд Медведева, действующий в непосредственной близости от Ровно.
Сообщаю вам поэтому, что «охота на медведя» откроется на рассвете восьмого ноября. Накануне у русских национальный праздник. Они, конечно, будут его отмечать и вряд ли на следующий день будут способны оказать нашим войскам сколько-нибудь серьезное сопротивление. Непосредственное руководство этой операцией возложено на генерал-майора Пиппера. Уверен, господа, что скоро я буду иметь возможность побеседовать с командиром партизан.
Офицеры слушали внимательно. С еще большим вниманием изучали на следующий день это сообщение мы в штабе отряда.
О готовящейся операции одновременно с Лидой узнал и обер-лейтенант Зиберт.
— Тебе хорошо, Пауль, — жаловался ему в казино подвыпивший приятель, офицер полевой жандармерии Ришард, — будешь прохлаждаться в Ровно. А мне предстоит принимать участие в «охоте на медведя». Не скажу, чтобы это меня очень радовало…
Заказав еще одну бутылку коньяку, Кузнецов вытянул из жандарма кое-какие весьма полезные подробности.
Третье сообщение поступило от нашей разведчицы Вали Довгер, мнимой невесты Пауля Зиберта. Валя была сотрудницей в рейхскомиссариате Украины, куда ее приняли по рекомендации самого Эриха Коха. Начальник Вали, доктор Круг, относился к ней весьма снисходительно (еще бы: рекомендована на работу самим Кохом) и позволял себе вести в ее присутствии достаточно конфиденциальные разговоры.
Считалось, что отец Вали Довгер, преданный Германии фольксдойче, убит партизанами. И доктор Круг счел своим долгом сказать Вале при случае, что скоро ее отец будет отомщен.