Опасные приключения попаданки (СИ) - Страница 32

— Спасибо, — растерянно произнесла и отодвинулась в сторону. Пьер мешком осел на пол, уткнувшись головой в землю.

— Но… — мне было страшно произнести это вслух. — Если мы его не убьем, он очнется и тогда нам несдобровать.

Штефан кивнул головой.

— Давай его пока свяжем? — предложил он. — В кибитке должна быть веревка.

Я кивнула головой и направилась к повозке. Внутри обнаружился кусок бечевки и парусины. Через несколько минут, мы вдвоем подтащили Пьера к дереву, связали его и надели на голову кусок парусины.

Затем встали рядом, оценивая результаты своей работы. Я протянула руку Штефану.

— Жюстина.

Штефан усмехнулся в ответ, пожал руку, затем погладил бородку и лукаво спросил.

— Не признала?

Я с удивлением уставилась на Штефана. Тонкое вытянутое лицо, довольно моложавое. Острая бородка, сероватые глаза. Из одежды — синий плащ с серебряной звездой и вогнутая шляпа.

— Мы знакомы? Это маловероятно. Может, ты меня спутал, — предположила я с недоумением.

— А Лохински ты случайно не знавала?

Я замерла как вкопанная. Значит, человек передо мной был из моего прежнего мира. Но кто? Неужели?…

— Томка? — ошарашенно прошептала я. — Ты?

— Ну? — Штефан скрутил пальцем ус и самодовольно хмыкнул.

— Томкаа! — заорала я, но тут же прижала ладони ко рту. — Но как? Почему ты… мужчина?

Мы крепко-накрепко обнялись несколько раз, а затем Томка в обличье Штефана сказала:

— Лохински, падла. Он не говорил тебе, что их аппарат, собранный на коленке, пока мало можно регулировать? Он может выкинуть тебя в кого угодно. Вот меня и скинуло в юношу. Но жизнь у него неплохая. Андре Дюпан занимает хорошую должность, а я его племянник, когда он отойдет от дел, то я стану главой “комитета важных дел”, — Штефан нарисовал в воздухе невидимые кавычки. — Так что, я не дергаюсь. Но тебе, я вижу, повезло меньше моего?

— Черт, Томка! Родиться женщиной, да еще беднячкой, в средневековье — это жесть! Пока все, что я могу здесь — уворачиваться от насильников да убегать от маньяков вроде этого, — я кивнула на маркиза.

— Что ему от тебя нужно? Че пристал-то? — нахмурилась “Томка”

— Ой, — махнула я рукой, — это долгая история. Давай сейчас решим лучше, что нам делать дальше? С ним…. — Я кивнула на Пьера.

— Да ты не боись, — сказала “Томка”. — До утра нас точно не будут искать. Этот полоумный выкупил тебя тайком за целый мешок золотых монет. Видно, пришлась ты ему по вкусу. Плохие небылицы о нем ходят. Говорят, садист он небывалый, так что тебе повезло, что ты попала в мои ручки. Я-то сразу поняла, что ты из наших, — она тыкнула пальцам на небо, словно я прибыла оттуда. — Словечки твои жаргонные, да нежелание смириться. Здесь бабы себя так не ведут, а те, кто ведут — их того. — “Томка” присвистнула и приставила ладонь ребром к горлу.

— А после такого он тебя не того? Не казнит? — теперь присвистнула я и приставила ладонь к шее. — Все-таки титул у него не хилый.

— Подсуетиться он может, конечно, но я же говорю, мне повезло переродиться здесь с золотой ложкой во рту. Мой дядя работает напрямую на орден. А церковь здесь — святая мощь. Ей и король подчиняется. Как-нибудь выкручусь. В крайнем случае, в монастырь меня сошлют на пару лет в качестве наказания.

— Слушай, а ты что-нибудь узнала о мятежниках? У меня же есть амулет, — я показала ей на талисман, надежно спрятанный на груди. — Есть шанс вернуться домой. Ты свой амулет где посеяла-то?

“Томка” наклонилась вниз и собрала несколько деревяшек.

— Слушай, давай костер разожжем. Холодно становится. Пожрать, конечно, охота, но нечего, а охотиться уже поздно.

Мы наспех собрали небольшой костер, затем “Томка” достала из своего мешка две загнутые металлические спицы и камешек.

— Ну, поехали, — сказала “она” и начала ударять спицами об камень.

— В следующий раз захвачу коробок спичек и обменяю их на золотые монеты, — пошутила я, наблюдая за попытками разжечь огонь.

Наконец, из-под спиц вылетела искра, другая, и несколько палочек сухой ветоши загорелись. ”Томка” принялась неистово дуть и через минуту веселый огонек задорно затрещал. Все это время я посматривала на Пьера.

— Слушай, а он не задохнется? Может снимем с него мешок? — спросила я.

— Да не надо. Очухается, что с ним будет. Голова поболит немного. Если то, что говорят о нем — правда, поверь, ему это только уроком будет.

— И что же о нем говорят? — уточнила я, сделав круглые глаза.

— Баб он насилует, причем в особо извращенной форме. Находит себе невинную девицу, увозит в свой дворец, и там предается с ней утехам. А когда надоедает ему, то отпускает восвояси с богатствами. Тут бабы как… — “Томка” протянула руки над огнем. — Не любят начинать жизнь на новом месте. Приезжают обратно и начинается. Сплетни, ругань, скандалы.

— Из-за того, что уехала жить во дворец? — не поняла я.

— Из-за этого тоже. Соблазняет он девиц и извращает так, что потом они обычными мужиками не удовлетворены. Хотят изврата, а что им крестьянский юноша дать может. Ну, сама понимаешь, — многозначительно посмотрела “она” на меня, а мои щеки сделались пунцовыми.

— Если честно, то нет. Но я слышала о том, что потом многие из них блудницами становятся. Что же он такого делает с ними?

— Вот! Эпоха просвещения. Культурная и сексуальная революция-с, милочка. Правда не вижу ничего плохого в этом, но сама понимаешь, в каком мы веке. А насчет твоего вопроса, — “Томка” понизила голос. — Потеряла я свой амулетик. Я же как попала сюда, загуляла страшно. Деньги есть, связи есть. Играть начала — ты ж знаешь, люблю я это дело. В одном трактире, считай, догола раздели, пришлось отдать медальон. Ну и все, связь с Лохински потерялась

— Ну ты даешь, Томка! — хихикнула я. — Тебя ничто не исправит. Что в нашей тюряжке всех переиграла, так и тут. Смотри короля без штанов не оставь.

— Ты думаешь, тут короли повсюду разгуливают. Я до сих пор не знаю, как выглядит Людовик, между прочим. Мое дело маленькое — ходить, да кляузы раздавать.

Шишка в костре громко треснула и полетела искрой прочь, растворяясь в ночной тишине.

— Ходит слух, в последнее время много мятежей здесь, наверное, уйму людей в тюряжку пришлось кинуть? — заметила я невзначай.

“Томка” грустно кивнула и лукаво глянула:

— Думаешь, Лохински поможет тебе за крошки информации. Да, пожалуйста… Мне людей жалко, но зато моя жопа в тепле. Понимаешь? Я там настрадалась. А тут кому могу — помогаю. Воды там принесу, одежду. Как тебе. Не всегда получается. Но волонтерствую — хоть грех с души немного снимаю.

Я лишь покачала головой.

— Корыстная ты, Томка.

“Она” развела руками.

— Не мы такие, жизнь такая! Мятежников тут хоть жопой жуй. Людовик беспрестанно поднимает налоги, вводит новые экономические реформы, что-то крутит-мутит с казной. Когда одни бедняки нищали, еще терпимо было, но сейчас и элиты пострадали маленько. Вот и взбаламутились. Многие уехали, сейчас возвращаются из других стран и кичатся там, мол, “свобода”, а у нас гнет. Начинают раскачивать массы — и финансовую систему и земельную. Подначивают обычный народ. Только вчера, вон, арестовали одного блаженного. Ходил вещал крестьянам, мол, свергать Людовика надо или скоро от голода тут все начнут пухнуть.

— В судилище сидит? — понимающе спросила я.

— Да какой там! — “Томка” махнула рукой. — Болтается на дереве.

— Тьфу ты! — перекрестилась я. — Так легко об этом говоришь.

“Подруга” похлопала меня по плечу.

— Зинка, привыкай. Ты в средневековье. Здесь каждый второй, если не повешен, так сожжен, — хохотнула она, довольная своей шуткой.

Мы замолчали, слушая как потрескивает огонь в ночи.

— Слушай, — спросила я ее. — А ты бы хотела домой?

“Томка” встрепенулась, а потом вдруг ее взгляд погас. Она взяла палку и потыкала ее в горячие камни, лежавшие в основании нашего кострища.

— Знаешь, иногда я скучаю. Конечно, не по тюряге. Но у меня же дочка осталась, она с бабушкой живет. Я все еще не оставляю шанса увидеть ее.