Опасно — Истина! Смелость принять непознаваемое - Страница 69

Позже Морарджи догадался, что именно я посоветовал Индире убрать его с поста. А я посоветовал ей это просто к слову. Мы разговаривали с ней около часа. Она слушала меня и в конце сказала:

— То, что ты говоришь, правильно и должно быть выполнено, но ты не понимаешь, в какой ситуации я нахожусь: мой кабинет мне не принадлежит, помощник премьер-министра не на моей стороне. Кабинет разрывается от борьбы и противостояния; он пытается не так, так этак сбросить меня и стать премьер-министром. Если я заявлю о том, о чем ты говоришь, все будут на его стороне, никто меня не поддержит, поскольку ты предлагаешь очень революционные вещи для индийского ума. Они идут против традиции, против индийского образа мыслей — меня никто не поддержит. Если хочешь, я могу поднять эти вопросы в кабинете, но на следующий день ты услышишь, что Индира больше не является премьер-министром.

И тогда, просто к слову, я сказал:

— Почему бы тебе первой не вышвырнуть Морарджи Десаи? Ведь именно он будет манипулировать другими людьми, остальные — просто пигмеи. У них нет никаких национальных качеств, все они провинциальные люди. В определенных штатах, в Бенгале, Андхре или в Махараште они имеют вес, но они не могут бороться против тебя, у них нет мотивов.

Только один человек может манипулировать этими пигмеями — Морарджи Десаи, поэтому в первую очередь разделайся с ним. И если ты это сделаешь, они будут на твоей стороне — потому что из-за него никто не может стать второй персоной. Так что создай такую ситуацию, в которой он будет преграждать дорогу каждому, а затем вышвырни его — и никто его не поддержит.

Именно это и произошло: в течение восьми дней Морарджи Десаи был устранен, и никто его не поддержал. Все были счастливы, что теперь все равны, — а в масштабах страны, кроме Индиры, больше никто не играл роли. Поэтому, как только Индира уйдет, скончается или случится что-то еще, эти пигмеи заполучат власть, в противном случае им ее не видать. Поэтому отставка Морарджи была только половиной дела, и единственной проблемой теперь оставалась Индира.

Морарджи не понимал этого, но позже секретарь Индиры, который подслушивал из другой комнаты, рассказал ему. Но еще до того как он рассказал, Морарджи Десаи просил меня помочь. Он сказал, что его убрали с поста и это было нечестно и несправедливо; без всяких объяснений причин его просто попросили уйти.

И он сказал:

— И странное дело, что всего лишь за восемь дней до этого не было никаких намеков на перемены, между нами не было никаких конфликтов. И так же странно то, что я всегда думал, что остальные будут поддерживать меня, а не Индиру. Но когда меня отстранили, ни один в кабинете министров не выступил против. Они радовались! У них был банкет, праздник. Мне нужна ваша помощь.

Я ответил:

— Вы обратились не к тому человеку. Я буду последним в стране, кто вам поможет. Если бы я проходил мимо, а вы бы тонули в реке и кричали: «Помогите! Помогите! Тону!» — я бы сказал: «Делайте это молча. Не тревожьте мою утреннюю прогулку».

— Что? Вы шутите?

— Нет, я никогда не шучу с политиками. Я очень серьезен.

Позже он узнал, что именно мой совет толкнул Индиру на это решение; все было настолько просчитано, что можно было спокойно убирать этого человека и ни о чем не тревожиться. Все остальные были провинциалами, поэтому она могла делать что угодно и никто бы не поднялся против нее, так как больше никто не представлял Индию в таком размахе. А Индия огромная страна — тридцать штатов, — если ты представляешь один штат, какое это имеет значение? Так что это запало ей в голову. А Морарджи начал вести себя еще более враждебно. Так же как он просил помощи у меня, он просил ее у каждого, у кого, как ему казалось, есть хоть какая-то власть над людьми, — он обращался ко всем. Он превратился в нищего. И ему удалось найти одного человека, Джайпракаша Нараяна, который обладал национальным характером, но не был политиком. Он отверг политику и был искренним человеком, но, как я продолжаю вам говорить, даже искренний человек...

Он был великим общественным деятелем и многое сделал для Индии в разных отношениях; но он подтвердил мою точку зрения. Всю свою жизнь он посвятил освободительной борьбе, и когда после освобождения Джавахарлал захотел сделать его своим преемником, он отказался. Естественно, все считали его скромным человеком — что за скромность, что за самоотречение? Он выбрал остаться никем, в то время как Джавахарлал предлагал ему: «Будь в моем кабинете, я сделаю тебя своим преемником. Я готов заявить об этом». И он мог стать правой рукой Джавахарлала.

Морарджи приходил также и к нему, и по странной причине Джайпракаш Нараян согласился помочь ему — ради этого я и рассказываю тебе всю историю, чтобы ты понял, что даже человек, отрекшийся от поста премьер-министра Индии, может быть глубоким эгоистом. Его отречение исходило не из скромности, а из эго: «Меня это не заботит». Возможно, сама идея, что Джавахарлал предлагал ему преемственность, не принималась его эго. Он должен был сам стать премьер-министром: «Кто ты такой, чтобы заявлять, что провозглашаешь меня своим преемником?»

Он обладал собственным авторитетом и пользовался большим влиянием среди людей — возможно, он был вторым столь любимым в Индии после Джавахарлала. И эта любовь возрастала по мере того, как Джавахарлал все больше погружался в политику и все дальше отдалялся от людей. А Джайпракаш приближался к людям все больше, и они любили его, потому что: «Вот человек, который способен на отречение». А в Индии отречение — это наивысшее качество, ничто не может превзойти его. Это вершина. Но нечто остановило его, и вся его человечность, вся скромность и тому подобное исчезли.

Я рассказывал вам, что богатейший в Индии человек, Джугал Кисоре Бирла, предлагал мне чистую чековую книжку, если бы я согласился в широком масштабе распространять индуизм по всему миру и создать в Индии движение, склоняющее правительство к принятию запрета на убой коров. Когда я отказался, он сказал: «Молодой человек, подумай дважды — от меня получают деньги Джавахарлал, Джайпракаш Нараян, Рам Манохар Лохиа, Ашок Мехта». Все это были высшие лидеры.

Он сказал: «Они получают от меня деньги ежемесячно — столько, сколько им нужно. Даже глава социалистической партии Индии Ашок Мехта, который против богатых, — даже он мой клиент. Я перечисляю деньги всем партийным лидерам, влиятельным людям; кто бы ни пришел к власти, он — мой человек. Пусть говорят что угодно, это не имеет значения, — я заставил их это делать».

В тот же наш разговор с Индирой, когда я посоветовал ей устранить Морарджи, я рассказал ей про Джайпракаша. Она была потрясена! Она не могла в это поверить, потому что она называла его «дядей»; он был практически брат Джавахарлалу. В течение многих лет он был секретарем Джавахарлала, у них были тесные отношения. И Индира выросла у него на глазах; когда она была маленьким ребенком, то называла его дядей.

Я сказал:

— Мне сказал это сам Джугал Кисоре, и я не думаю, что этот старик соврал. На самом деле, каким образом Джайпракаш поддерживает себя? Ведь он не состоит ни в какой партии, у него нет никакой группы поддержки; он отверг политику. Он не зарабатывает ни копейки. Как ему удается оплачивать двух секретарей, стенографа? На какие средства он постоянно летает на самолетах? Деньги должны поступать откуда-то, но очевидного источника у него нет. Мне кажется, что Джугал Кисоре не соврал.

Индира спросила об этом Джайпракаша:

— Это правда, что ты получаешь ежемесячное жалование от корпорации Бирлы?

И это настолько сильно его задело, что он решил, что не будет больше мириться с Индирой. Он охотно согласился стать партнером Морарджи Десаи и сплотил всех врагов Индиры — всегда так случается, что, находясь у власти, ты умудряешься нажить себе врагов. Но ключом был Джайпракаш. Морарджи никого не смог бы собрать — он не был способен, — но Джайпракаш мог.

Ему удалось свергнуть правительство и продемонстрировать свое последнее отречение: несмотря на то что он сверг правительство, он не собирался становиться премьер-министром. Он хотел доказать, что он выше Джавахарлала. Это было его единственным глубочайшим желанием: быть выше Джавахарлала. И он усадил в кресло премьер-министра Морарджи Десаи, просто чтобы заявить истории: «Некто пытался сделать меня премьером, но меня не интересует подобное премьерство, я сам могу создавать собственных премьеров». Все это был эгоизм.