Опасная фамилия - Страница 65
70
От нетерпения Николя стал грызть ногти, чего не делал лет с десяти, когда впервые решил стать великим сыщиком. Он топтался на пятой платформе Царскосельского вокзала, построенного первым в столице, и тревожно поглядывал на часы. Минутная стрелка неумолимо приближалась к той черте, за которой киевский поезд выпустит пар и тронется от платформы. И никакая сила его не остановит. Даже согласие вокзальных жандармов придержать отправление минут на пять. Николя пытался придумать, что ему предпринять в крайнем случае, если Ванзаров опоздает, но вместо умных или хотя бы смелых мыслей в голову ничего не лезло. Он не представлял, как сможет в одиночку сделать то, что требуется от любого чиновника сыска, то есть арестовать объект наблюдений, за которым следил с прошлого вечера.
Николя тронул кобуру, что болталась у него за полой пиджака. Жесткая и гладкая кожа придала уверенность. Он представил, как врывается с пистолетом на изготовку, а дальше… А дальше как придется. Быть может, случится отчаянная перестрелка. И он будет стрелять до последнего патрона, и в него будут стрелять, а пули так и свистят над ухом, разбивая окна. Крик, конечно, подымется, суматоха. Но что поделать! Такого преступника нелегко брать. Или вдруг объект испугается и поднимет руки. Тогда Николя так и поведет его под прицелом, как военнопленного, до ближайшего жандарма. А там уже выручат. В таких размышлениях Николя нашел утешение и уже мечтал, чтобы так все и случилось.
Мечты разбились вдребезги, когда Ванзаров влетел на перрон за десять минут до отхода поезда. Николя, конечно, обрадовался, но и огорчился немного. Слава опять откладывалась на потом. Ему было приказано оставаться на перроне и в случае чего свистеть жандармам. Николя стало стыдно, что он забыл такой простой способ: дать двойной свисток тревоги, на который сразу примчится помощь. Он с тоской проследил, как легко и проворно Ванзаров забрался на ступеньки вагона первого класса, а сам встал ждать у нижней подножки.
Ванзаров вошел в салон и резко захлопнул за собой дверь. Его встретили удивленным взглядом.
– Если вас прислали, чтобы уговорить меня вернуться, напрасно теряете время. Своих решений я не меняю.
– Охотно верю, – сказал Ванзаров, усаживаясь на мягкий плюш дивана, чтобы прикрыть за собой дверь. – Отчего же не взяли с собой сына?
– Заберу его позже, когда устроюсь, – последовал ответ.
Поправив усы, что слегка разошлись от скоростного перемещения, Ванзаров улыбнулся.
– Вашему самообладанию можно позавидовать.
Дама только пожала плечиками, на которых изящно сидел дорожный жакет.
– Не понимаю, о чем вы…
– Когда сегодня рано утром вы заехали в особняк на Большой Морской, вас не удивило, что там не нашлось тела Сержа Каренина, покончившего жизнь самоубийством?
– Я знать не хочу, что будет делать этот человек. Я уже говорила вам.
– А вот господин Вронский оказался все-таки осторожней вас, – сказал Ванзаров. – Не умнее, нет. Но осторожнее. Чутье подсказало, что такой удобный и легкий повод разделаться с Карениным – ловушка. Он чуть было не переиграл меня. Подвела его тяга к импровизации.
– Решительно не понимаю, о чем вы, – дама отвернулась к окну. – Кажется, поезд уже отправляется. Вам пора.
– Великолепно, Надежда Васильевна! Так и надо: держаться до последнего. Только этот миг уже наступил. Мне все известно.
Она обнажила в улыбке ряд аккуратных зубок.
– Что же такое вам известно?
– Мне известно, что вы пять раз организовывали покушения на Сержа Каренина, вашего мужа, и все эти пять раз жертвами становились, в общем, невинные люди.
– Что вы такое говорите? – отвечала Надежда Васильевна, ничуть не смущаясь.
– Вронский арестован и даст признательные показания, в которых укажет, кто был организатором всех убийств. Он, безусловно, предпочтет скромную роль исполнителя. А честь зачинщика предоставит вам. Но и без этого я знаю, как все было.
Надежда Васильевна была мила и спокойна, как на светском приеме.
– Сделайте одолжение, – попросила она.
– Извольте. Вы придумали простую комбинацию: прислать мужу записку от балерины Остожской, а ей – записку от него. Чтобы они в нужный час встретились в особняке на Большой Морской, где бы их поджидал Вронский. Вы знали, где Каренин хранит свой револьвер. Что было важно: балерину надо было убить из этого оружия, а затем убить и самого Сержа, разыграв убийство по страсти с последующим самоубийством. Все должно было сложиться идеально. Вы уехали, обеспечив себе полное алиби. Вронскому передали ключ от дома, с которого он сделал копию для себя и Остожской. И ключ от черного хода. Его мастера изготовили фальшивое письмо к Каренину и его письмо к балерине. Остожская получает записку с ключом, чтобы беспрепятственно проникнуть в особняк. Она с радостью бежит на встречу. Заходит в спальню и получает две пули в сердце. План почти выполнен. Но случается неожиданность: вместо сына приходит отец. Ваш подручный, недолго думая, меняет план. И убивает старшего Каренина, полагая, что ему хватит сил взвалить вину на Сержа. Планы менять нельзя. Вы сделали только одну малюсенькую ошибку: зная о любовнице мужа, не знали, что с Остожской он расстался. Ради новой балерины.
– Я же вам говорила, что прощать его измены стало невозможно, – сказала Надежда Васильевна.
– Прощать не надо, но зачем же убивать?
– Вам этого не понять…
– Зато я понял, как вы торопились. Надо было сменить тактику и стать для Сержа в столь тяжкий момент самым близким другом. Чтобы быть в курсе его планов. Так вы узнали про охоту. Вронский просил какой-то ориентир, чтобы не перепутать объект в лесу, да еще в утренней тьме. Вы описали непромокаемую накидку. К несчастью, ее выпросил Левин. Похоже вышло и с бедным Стивой. Мастера Вронского изготовили катапульту, а вы, проходя мимо палатки, быстро подложили ее. Кстати, хочу оценить тонкость психологического расчета: новая марка Partagas. Вы сделали ставку на любопытство. Коробку Old Crown Серж, чего доброго, отложил бы на потом. У него целый портсигар таких был. А в эти обязательно бы заглянул. И опять все испортил случай: не могли знать, что Стива забудет папиросы. Ну, а с графом Вронским грубовато вышло. Серж наверняка бокал из ваших рук взял. Ему и в голову не могло прийти, что его жена может быть отравительницей. Но граф видел, как его сын что-то сыпет в бокал. Потом этот бокал оказался у вас. А когда он дошел до рук Каренина, граф Вронский встал у вас на пути. Так что оставалось только воспользоваться самоубийством Сержа. Иного способа у вас не осталось, чтобы получить свободу и молодого мужа Кирилла Алексеевича Вронского.
– И это было бы так прекрасно, – Надежда Васильевна даже вздохнула. – А вы все испортили. Недаром вы мне сразу не понравились, Ванзаров. И усы у вас глупейшие. Только раскройте мне, как же вы узнали, что у нас с Вронским роман. Да и все остальное…
– Цепочка мелких наблюдений, – ответил он. – Началось все с перстня.
– С перстня? – не понимая, переспросила Надежда Васильевна.
– Дама, способная обмануть саму Соньку-Брильянт, на многое способна. Она заслуживает уважения и самой крепкой камеры.
– Благодарю за комплимент.
– Не за что. Вы его заслужили. Перстень Сонька у вас не резала, вы ей сами его в кармашек жакета подложили. О чем Сонька мне в записке прощальной честно и сообщила. За что ей надо благодарность объявить. Честность воровки дорогого стоит. Но и без этого было очевидно, что Сонька его не крала: при обыске у нее кольцо должны были из правого кармашка достать… – Ванзаров показал, как правой рукой прячет что-то. – А кольцо оказалось в левом. Почему? Да потому что вы его туда своей правой рукой и подложили. Вы были так уверены, что Каренин мертв, что хотели избавиться от ненавистного вам перстня его матери…
– Вы правы: ненавижу от всего сердца. Ненавижу ее. И все, что с ней связано. Серж ее боготворил, а я готова была вырыть Анну Аркадьевну из могилы и станцевать на ее костях. Это из-за нее моя милая тетушка княгиня Лидия Ивановна выдала меня замуж за Сержа, раз не удалось старшего Каренина на себе женить. Такое приданое отвалила, что Серж сразу в гору пошел. И все про свою мать сопливые истории рассказывал. А я готова была разорвать ее портрет…