Опасная бритва Оккама - Страница 9
Мы интерпретируем все это как приближение общества к постиндустриальному барьеру, и если этот барьер обладает теми же свойствами, что индустриальный и неолитический, мы обязаны предсказать вступление Человечества в один из наиболее критических периодов его развития за всю его историю.
Брат поднимет клинок на брата,
Родичи близкие в распрях погибнут.
Век бурь и волков, век мечей и секир
Перед гибелью мира...
Наступающий этап мировой нестабильности проявится, прежде всего, в военной области. Есть все основания предсказывать серьезный военный конфликт масштаба мировых войн первой половины XX столетия или взаимоувязанную цепь локальных конфликтов в середине второго–начале третьего десятилетия нынешнего века. Одной из предпосылок этого станет энергетическая проблема, проявляющаяся не столько как нехватка сырья, сколько как кризис генерирующих мощностей и распределительных сетей. Данный кризис, в частности, положит конец промышленному росту Китая, что послужит причиной внутреннего кризиса в этой стране по типу «перестройки», если не гражданской войны.
Другой важной предпосылкой станет рост внутренней нестабильности в ряде стран, осуществляющих постиндустриальные преобразования. Две различные во всем политические, социальные структуры – умирающая индустриальная и рождающаяся когнитивная вступят в смертельную схватку между собой. Это проявится в росте насилия, резком изменении статистики катастроф, преступности и самоубийств. Это сделает неизбежным переход ряда стран к агрессивной внешней политике во имя утилизации пассионарной энергии молодежи и стабилизации внутреннего положения.
В некоторых государствах, в частности в России, внутренняя нестабильность проявится как взрывной рост антагонизма между поколениями – «детские войны».
Насколько я могу судить, фокусом конфликтов первой половины XXI века станет Азиатско-Тихоокеанский регион, а первой серьезной войной «сверхнового времени» – новая Русско-японская.
Таково Неизбежное будущее, которое, однако, ещё можно «раскрасить в разные цвета» и превратить из «совсем катастрофического» в «сложное и неоднозначное». Этим занимаются четыре великие державы современности – акторы собственных постиндустриальных проектов: Япония, США, Германия (Евросоюз) и Россия.
«Но это уже совсем другая история».
ЧАСТЬ 1
«НЕ ОБНАЖАЙ В КОРЧМЕ...»
«НЕ ОБНАЖАЙ В КОРЧМЕ...», ИЛИ СОВРЕМЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА КАК ГЕНЕРАТОР АРХЕТИПОВ И ПАТТЕРНОВ
Просим Вас стать автором выпуска «РЭО» и будем признательны за материал, который раскрывал бы Вашу позицию по вопросу того, какие образы и стили поведения транслирует сегодняшняя российская литература (1), какие общественные запросы она удовлетворяет и ФОРМИРУЕТ (2)? Сегодняшние бестселлеры – случаен ли их «пул» или закономерен, как он может измениться (3)? Сегодня на книжных прилавках среди исторической литературы зачастую можно увидеть мемуары или иные книги бывших высокопоставленных чинов фашистской Германии (это лишь частный пример, но можно подумать и о других образцах мемуаристики). Является ли это просто стремлением беспристрастно взглянуть на историю? Не провоцирует ли подобная литература нацистские настроения у молодежи, не имеющей определенного бэкграунда (4)? Каковы, по Вашему мнению, тенденции развития российской литературы в целом и ее отдельных направлений в частности (5)? Влияет ли современная фантастическая и футуристическая литература на формирование образов будущего, и если да, то как (6)?
1
На моей памяти это уже четвертая развернутая дискуссия на «советскую» тему «Литература и ее общественно-политическое значение». Впрочем, проблема и в самом деле не утратила актуальности.
Между предельными позициями лежит целый спектр возможностей, да и сами эти позиции: «Мир есть текст» и «Книга только отражает мир, – не выглядят абсурдными, хотя вера во всемогущество литератур сродни вере в Бога, а убежденность в ее бессилии, как правило, диктуется личными обидами «потерянных поколений»: на Марс не слетали, страну развалили, светлого Будущего не предвидится... Обе реакции естественные. но какие-то... детские?
Первое ключевое понятие – детский.
Существуют книги, оказывающие очень сильное влияние на людей, вплоть до определяющего. Это детские книги. Отметим, что российский листинг «школьного чтения» за последние двадцать пять–тридцать лет расширился за счет хорошей переводной литературы, но принципиально не изменился. Крах СССР, как это ни странно, не повлиял или почти не повлиял на детское чтение на постсоветском пространстве. «Эту картинку можно раскрашивать в разные цвета» (например, ужаснуться, как же недалеко мы ушли от эпохи тоталитаризма, или посокрушаться, что книги-то хорошие, да дети их не читают, или влезть в бутылку с узким горлышком, доказывая, что А. Гайдар пропагандирует сталинские ценности, а Дж. Толкин – общечеловеческие), но, возможно, перспективнее пристально взглянуть на те паттерны, которые транслирует современная детская литература.
Возьмем, к примеру, Дж. Роулинг с ее феноменальной – и заслуженной – популярностью. О чем говорят книги «поттеровского цикла», чему они учат? Да тому же, чему и «Чучело», и «Голубятня на желтой поляне», и «Оборотень», и «Рыцари сорока островов», и «Хранители»: честь выше страха, дружба и преданность значат больше, чем послушание и преуспевание, ум способен выручить почти всегда, а там, где бессилен ум, поможет сердце. А инновацией, пожалуй, является нравственная асимметрия – у Дж. Роулинг добро относительно, в то время как зло абсолютно. Оказывается, условность добра, невозможность переложить нравственный выбор на некий «абсолютный авторитет» ничего не меняет: переход на сторону зла не становится более нравственным оттого, что добро какое-то ... сомнительное17.
Если книга оказывает значительное влияние на ребенка, то вряд ли мы погрешим против истины, предположив, что литература тем сильнее воздействует на человека, чем больше в нем от ребенка. Из этой, скажем так, теоремы вытекает ряд следствий, почти все они нелицеприятные, однако... Вид Homo выделяется из общей биологической палитры не только наличием разума, но и прямо-таки неправдоподобно долгим взрослением. Трудно не обратить внимания на данную корреляцию, и она действительно давно изучена биологами. Установлено, что детеныши разных высших млекопитающих ведут себя почти одинаково: тигренок гораздо больше похож на котенка, щенка или енотика, чем на взрослого тигра. Общими для всех детенышей поведенческими особенностями являются низкий коммуникационный порог и способность играть. Напрашивается связать эти детские черты с креативными способностями и «вообще интеллектом». Тогда получается, что человеческий разум – это затянувшееся детство?
17 Заметим, не пытаясь развить эту мысль, что в текстах романов о Гарри Поттере чувствуется сильное влияние русской советской литературы второй половины XX века. В своей «веселой» ипостаси Хогвартс воспринимается, во всяком случае моим поколением, как специализированная школа чародейства при НИИЧАВО. А по мере развертывания событий и взросления героев возникают совсем другие ассоциации. «Мальчик со шпагой», «Дикая собака динго», «Завтра была война...» Почему-то никто еще не обратил внимание, что Дж. Роулинг пишет, по существу, военную прозу. Книгу о детях, которые научились умирать раньше, чем целоваться.
Не совсем так, но «в этой галиматье есть идея». Для человека характерно (и, в частности, за счет очень высокой продолжительности периода взросления) сохранение детских черт во взрослой психике. Здесь важна мера: чуть больше этих черт и человек оказывается неспособным к деятельности – возникает безответственная инфантильная особь, в биологических сообществах обреченная, в мире людей иногда выживающая... к сожалению. Чуть меньше – и человек роботизируется, теряя всякую потенцию к развитию и, следовательно, к творчеству.