Опанасовы бриллианты - Страница 5

Парень возмутился.

— Как вчерашний? Сегодня на вокзале покупал билеты.

— Ничего не знаю, граждане, компостер вчерашний. Можете пройти к дежурному по вокзалу. Если он разрешит, я пропущу, а так не могу.

— Осталось четыре минуты. Мы опоздаем! Вы будете отвечать за это безобразие!

— Граждане, прошу отойти от входа, не мешайте пассажирам. Пройдите к дежурному, пусть разрешит.

Старичок взглянул на часы, потом на своего спутника, и они рысью побежали обратно в вестибюль.

В кабинете дежурного по вокзалу старичок стукнул костлявым кулачком по столу, бросил билеты и завизжал:

— Я сейчас же буду звонить министру. Это возмутительно. В вашей кассе мне подсунули вчерашние билеты. Мы опаздываем на поезд. Пойдете под суд!

Дежурный, невозмутимый, как памятник, молча взял билеты, посмотрел знаки компостера и вернул старику:

— Билеты действительны.

— А что же там ваш проводник? — закричал старичок.

Дверь открылась и вошел Комлев.

— Поезд ушел и вам придется задержаться. Прошу сесть и предъявить документы.

Во избежание пререканий Сергей Иванович вынул из кармана служебное удостоверение. Старичок развел руками и задохнулся от ярости.

— Ах, так?! Значит с нами сыграли дурацкую комедию? Я рассматриваю это как беспримерный акт насилия. О нем станет известно прокурору. Вы возместите мне все материальные убытки.

Комлев стоял и ждал. Хотя лицо его, как всегда, было спокойно, а в душе копошились сомнения. Неужели ошибся? Если старичок и играет, то уж очень натурально. Неужели придется извиняться и отправить их на следующем поезде? Вслух он твердо повторил:

— Прошу предъявить документы!

Старик повернулся к своему спутнику, который с видом ничего не понимающего человека следил за всей сценой, и на азбуке глухонемых пальцами сказал ему несколько слов.

— Это мой племянник, — пояснил он, — он глухонемой.

На душе у Комлева стало веселее. Он подошел к старику и, глядя ему в глаза, сказал:

— Придеться мне самому достать ваши документы.

Старик плюхнулся в кресло и, торопливо шаря в карманах, вытащил паспорт и какие-то бумажки. Достал документы и «глухонемой». Комлев открыл паспорт и даже не улыбнулся. На фотографии старик был без очков с белой бородкой — точно такой же, как на снимке. Теперь сомнений не оставлял и племянник.

— Все вещи из карманов выложите на стол. Быстрее! Хватит валять дурака!

— Обыск?! — взвизгнул старик. — Очень хорошо! — Он стал выкладывать деньги, платки, записные книжки.

— Все? Встаньте!

Сергей Иванович проверил карманы старика. Оружия не было. И в эту минуту «глухонемой» метнулся к дверям. Комлев, не поворачивая головы и только повысив голос, произнес:

— Зотов!

В дверях выросла плечистая фигура Саши. «Глухонемой» отступил к столу. Сергей Иванович обыскал и его.

Откройте чемодан! Портфель подайте сюда.

В чемодане были уложены какие-то старые костюмы, несколько комплектов мужского и женского белья, носки, стоптанные домашние туфли, но ни одной вещи из списка, представленного потерпевшей, Комлев не увидел.

«Неужели проспал главного? — думал Комлев, методически выкладывая содержимое чемодана. — Неужели вещи уплыли и не осталось ни одной прямой улики?»

Портфель тоже был набит мелочью, не имевшей отношения к совершенному преступлению. Только под кожаной накладкой, прикрывавшей второе дно, удалось обнаружить пенснэ со шнурком и несколько комков ваты с крупными «бриллиантами» из стекла.

Сергей Иванович вызвал по телефону оперативную машину и, усаживаясь на место дежурного, сказал:

— Составим пока протокол обыска.

В театре только что окончился антракт и началось третье действие новой пьесы.

Хотя драматург старательно запутал сюжет и сделал все возможное, чтобы зритель раньше времени не догадался, кто из героев на какой героине женится, — все давно было ясно, и зал терпеливо ожидал конца.

Некоторое оживление в партере наступало тогда, когда на сцене появлялся актер в форме милиционера. Казалось, что из-за кулис он выходит лишь для того, чтобы рассмешить публику, а за одно и разбудить дремавших. По замыслу драматурга и талантливого актера милиционер был исполнительным, не совсем глупым служакой, который говорил несложными фразами и напоминал «кума-пожарника» из третьесортных дореволюционных комедий.

В глубине зала неслышно приоткрылась дверь, и высокий мужчина, втянув голову в плечи и подогнув колени, стал пробираться вперед. Он дошел до девятого ряда, и, присев на корточки, прошептал на ухо зрителю, занимавшему крайнее место:

— Иван Георгиевич, двоих доставили. Третьего с вещами нет.

Иван Георгиевич просительно пожал руку жены:

— Танюша, прости, родная, вызывают.

Минут через пятнадцать он уже сидел в своем кабинете, слушал доклад Комлева и знакомился с протоколом личного обыска задержанных.

Когда отворилась дверь и милиционер пропустил вперед старого фармазона, Иван Георгиевич встретил его дружественным восклицанием:

— Здравствуйте, Семен Семенович! Садитесь.

Старик сел в кресло, взглянул на Ивана Георгиевича и сухо ответил:

— А я вас не знаю.

— Это неважно. Зато вы мне хорошо известны. Какой у вас стаж? Лет сорок пять, кажется.

— Сорок четыре.

— Я думал, — сказал Сизов, — что вы уже бросили старые дела, решили отдохнуть. Ведь всего год, как вы на свободе. Пора бы утихомириться.

— А с чего вы взяли, что я не утихомирился? С меня довольно. Я уже немолодой человек. И времена не те: работать стало трудно. Пока найдешь жадную бабу, все нервы истреплешь. Нет, товарищ начальник, на этот раз вы дали маху. Новое дело вы мне не пришьете. Не выйдет!..

— Уж вышло, Семен Семенович. Все ясно, как в букваре. Камешки у вас нашли. Потерпевшая вас опознает. Хотите очную ставку?

— Я думал, вы действительно меня знаете, товарищ начальник, а вы со мной разговариваете, как с малым ребенком. Ну, опознает, и что же? А я ее не опознаю. Почему суд ей будет больше верить, чем мне? Меня закон так же охраняет, как и ее. Улики нужно иметь, товарищ начальник. Вам это известно лучше, чем мне.

— Вот тут вы ошибаетесь, Семен Семенович. И улик у нас вполне достаточно, и в суде сидят не такие формалисты, как вы думаете. Может быть, положить перед вами отрезы и чернобурку?

Мошенник усмехнулся:

— Положите.

— Все в свое время. А пока, может быть, вы расскажите, зачем приезжали в Ленинград и как провели сегодняшний день?

— Есть здесь у меня один знакомый. Фамилия его — Крылов. Он служит в Летнем саду памятником. Я и приехал с ним поздороваться.

— В самом деле, — покачал головой Сизов, — я вас плохо знаю. Думал, вы серьезный человек и понимаете бессмысленность огульного отпирательства. А вы ведете себя, как зеленый карманный воришка: «Я не я, и рука не моя». А этот номер с «глухонемым» племянником? Не ожидал, думал вы умнее. Не хотите признаваться — ваше дело. Этот прием еще ни разу вас не спасал. Отправляйтесь в камеру и подумайте.

Комлев вывел старика.

— Плохо, Сергей Иванович, — сказал Сизов вернувшемуся Комлеву. — Вы уверены, что третий не уехал тем поездом?

Комлев подумал и уверенно ответил:

— Нет. Иван Георгиевич, уехать он не мог.

…Пассажир в зеленой велюровой шляпе прикрепил бирку со своей фамилией к чемодану и, подняв голову, увидел на себе взгляд суровых глаз. Он попытался стряхнуть с себя тяжесть этого пристального взгляда и повернул к выходу на летное поле.

Оперативный уполномоченный Василий Артемьевич Коробков вышел на след преступника несколько часов назад: Дворники и жильцы одного из домов, намеченных им к проверке, указали квартиру, в которую заходил неизвестный человек, похожий по приметам на исчезнувшего мошенника.

Смущало Коробкова одно: никакого чемодана или портфеля при подозрительном человеке не было. Так утверждали все, кто видел этого человека. Задерживать преступника без вещей не имело смысла. Пришлось провести весь вечер и почти всю ночь в утомительном наблюдении сначала за квартирой, а потом за вышедшим из нее мужчиной в зеленой шляпе. Приметы совпали во всех деталях. Это был мошенник, называвший себя Эдуардом Максимовичем. Он и на этот раз появился без всяких вещей. Коробков долго ходил за ним по улицам, перескакивал с троллейбуса на автобус, часа три смотрел с ним картину в двух сериях, потом — до закрытия — сидел в ресторане на Невском. Все время нужно было быть начеку. Преступник, выходя на улицу, часто останавливался, круто поворачивал назад, неожиданно менял направление. Но ни разу его внимание не привлек коренастый человек в короткой куртке с меховым воротником, следовавший за ним, как бы пришитый к нему невидимой нитью.