Опаленные войной - Страница 4

Громов еще раз оглушил немца рукояткой пистолета, приподнял красноармейца и, поняв, что тот уже мертв, оттащил на несколько шагов в сторону.

В ту же минуту у самой реки кто-то архиерейским басом скомандовал:

– Взрывай! Взрывай, Христос на небеси! Танки уже у моста!

А вот теперь, понял Громов, начинается самое «интересное». Теперь-то она и начинается, та самая, настоящая, война.

Все еще не желая расставаться со своим пленником, Громов рванул немца на себя и потащил в ближайший окоп.

– Лейтенант, вы?! – почти вместе с ним спрыгнул в окоп водитель мотоцикла. – А я уж думал – все, нет вас!

– Рано подумал, мыслитель. Охраняй его здесь. И всем кричи, что ты свой. Всем! А то пристрелят и спишут на немецкие потери, – объяснил Громов, выглядывая из окопа.

У моста по-прежнему свирепела стрельба. Часть диверсантов залегла прямо на мосту, а часть – у самой воды, очевидно, где-то за обрывом, откуда их не так-то просто будет выкурить.

Громов выбрался из окопа и, держа наготове пистолет, пополз к берегу. В небольшой ложбинке корчились в предсмертных судорогах двое солдат. Из живота обоих струилась кровь. Рядом же валялись их винтовки с окровавленными штыками.

«Неужели одновременно проткнули друг друга?!» – пораженно осмотрел их Громов, однако определить, кто из них красноармеец, а кто немец, так и не смог. Да и не к чему это уже было.

По дороге к окопу ему попалось еще несколько убитых. На одном из них сквозь расстегнутую гимнастерку лейтенант увидел ворот вермахтовского кителя. Судя по знакам различия, этот диверсант был офицером.

В нескольких сантиметрах от плеча Андрея отстучала поминальную морзянку автоматная очередь, и он запоздало, слишком запоздало, отпрянул в сторону.

– Лейтенант, сюда! – раздался чей-то знакомый голос.

Громов оторвал от земли исцарапанную щеку и увидел рядом с собой, над бруствером окопа, окровавленную голову майора. Того самого.

– Вас ранило? – рывком перебрался к нему Андрей.

– С чего ты взял?

– Так висок весь в крови.

– Да? – Майор растерянно мазнул себя по виску, посмотрел на ладонь. – Чепуха. В рукопашной саданули. Прикладом. И, по-моему, свой же, архаровец.

– Хорошо, что не проткнул.

– Этого еще не хватало. Хотя… Поди разбери в этой кутерьме, где тут свой, где чужой.

– Что там происходит у реки?

– Все то же… Засели вон человек двадцать. У крайней опоры, за обрывом. На вооружении – пулемет, автоматы. Еще и гранатами пошвыривают.

– Прячь за-а-ды, око-о-пники! – высоким гнусавым голосом сельского дьячка пропел высунувшийся из блиндажа с телефонной трубкой в руке боец-связист. – Мост взрывают!

– В воздух его, в воздух, к чертовой матери! – рявкнул майор так, что Громов содрогнулся. – Пока их танки своих же давят! Падай, лейтенант!

Но Громов только присел, и сквозь щель в бруствере видел, как одна за другой оседали три срединные опоры моста, как взлетали на воздух и опадали в воду части пролетов, как завис на оставшемся у противоположного берега осколке моста фашистский танк, но не удержался и, кувыркаясь, тоже полетел в кипящий вихрь воды и металла. И уже там, в речной глубине, раздался взрыв – очевидно, сдетонировали снаряды.

Потом вдруг наступила странная, неестественная в этой ситуации тишина. Из окопов медленно прорастали головы бойцов. Все удивленно осматривали два оставшихся у берегов пролета, разрушенные опоры, барахтающихся в воде людей, по которым пока никто не решался открывать огонь.

– Сколько же жизней примет нынче эта река… – задумчиво проговорил Громов.

– Она и дарит ее, она же и отбирает, – сухо ответил майор. – Пусть теперь эти вояки сунутся на переправы!

– Сунутся, – скептически охладил его Громов.

– Конечно, сунутся, куда ж им деваться? Но только это уже будет другая война… мой Бонапарт! – Никак не мог расстаться с приклеившейся к нему при чтении какой-то книги тенью Наполеона.

– Там, в окопе, я оставил пленного.

– Какого еще пленного? На кой черт он здесь нужен? – отмахнулся майор, держа в левой руке окровавленный платочек, которым только что зажимал рану на голове.

Тишина длилась недолго. Где-то за железнодорожным полотном прозвучал винтовочный выстрел. Кто-то из уцелевших у моста фашистов сразу же ответил автоматной очередью. И снова началась стрельба, но уже более жидковатая.

Оставшись отрезанными, фашисты – и те, что залегли на пролетах, и те, что у воды, – заметно подрастерялись. Операция сорвалась, бой проигран. Что дальше?

– Э-гей, не стрелять! – неожиданно скомандовал майор, никак предварительно не объясняя свой поступок. – Я сказал: не стрелять!

– Не стрелять, – поддержало его сразу несколько голосов.

Из блиндажа сразу же вынырнул солдат и ткнул ему в руки рупор, благодаря которому майор, очевидно, не раз наводил здесь порядок.

– Эй, вояки хреновы! – вновь заорал майор, когда стрельба немного поутихла. – Все равно всем хана! Сдавайтесь!

Ответом ему была долгая, злая автоматная очередь, пули которой ударили в бруствер возле самой груди майора. Тот обстоятельно выругался, вытряхнул из рупора комки глины и прямо в рупор заматерился.

– Изысканная дипломатия, – устало ухмыльнулся Громов. – Дайте-ка мне эту говорилку, – и, не дожидаясь согласия, почти вырвал из руки майора усилитель.

– Германские офицеры и солдаты! – прокричал он по-немецки. – Вы отрезаны! Операция по захвату моста провалилась! Сдавайтесь в плен, и мы гарантируем вам жизнь.

– Э, да ты вот так, запросто, по-немецки?! – удивился майор. – Это ж почему?!

Но Громову некогда было отвлекаться на объяснения.

Теперь уже по их окопу ударило сразу несколько автоматов – и с моста, и от реки.

Громов пригнулся, переждал, пока гитлеровцы угомонятся и, не поднимаясь, прокричал:

– Красноармейцы, слушайте приказ! Огонь по врагу из всех видов оружия! Огонь!

– Гордащенко, Свиридов! – поддержал его майор. – С гранатами – к обрыву! Забросать их!

– Связь с ближайшим дотом у вас есть? – спросил его лейтенант.

– Должна быть.

– Прикажите ударить по остаткам моста. Он у них хорошо пристрелян.

Майор бросился к дзоту. И буквально через две-три минуты первый снаряд, чуть перелетев уцелевший пролет, взорвался в воде. Второй лег по ту сторону реки, сразу за мостом, где уже скапливались вермахтовцы. Наконец, два взорвались на пролетах. Однако снаряды 76‑миллиметровых орудий оказались слишком мелки, чтобы разнести их.

– Прекратить огонь! – вновь скомандовал Громов, хотя старшим здесь оставался майор. И уже намного увереннее прокричал: – Германцы! Сдавайтесь! Предлагаю последний раз!

С полминуты длилась томительная пауза, наконец от моста донеслось корявое:

– Рус, не стреляй! Плен! Плен!

В доте, очевидно, не успели вовремя принять команду майора, и оба орудия выпустили еще по снаряду.

– Лучше пусть бьют по правому берегу! – подсказал Громов майору.

– И пусть.

Громов видел, как несколько немцев поднялись и начали спускаться с полотна в их сторону, понимая, что командир охраны находится именно здесь. Но на той стороне дороги вдруг ожил пулемет, длинной очередью ударивший им в спину. В то же время у опоры моста один за другим прогремели два гранатных взрыва.

– На том берегу вражеские танки! – оповестил офицеров кто-то из бойцов.

– А, черт! – Громов поднес рупор ко рту и осмот-релся. Нет, дальше тянуть уже было нечего. Немцы могли начать переправу. – Слушай приказ! По фашистам огонь! Огонь!

Последние слова его потонули в грохоте взрыва. Это прямой наводкой ударило по их позициям орудие немецкого танка.

– Товарищ майор, – бросился Громов к дзоту. – Мое время истекло. Дальше командуйте сами. Пора в дот. У меня там самые переправоопасные места.

– Какой еще дот?! Пересиди, пока не угомонятся танкисты. Сейчас пушкари их отгонят. У меня связь с дивизионом.

– Да? – засомневался Громов, но не в налаженности связи майора, а в том, стоит ли торопиться. – Возможно…