ООН в Азии и Африке - Страница 2
Естественно, для обеспечения работы наших людей и в Анголе, и везде за границей, всегда требуются переводчики. В нашем отряде было семь вертолётов, по два сменных экипажа — нужно было 14 переводчиков. Вертолёты наши стояли в шести округах, штаб отряда был на юге, в Лубанго, там же была и ремонтная база. Я непосредственно летал в Уиже — это север Анголы. В этой провинции стояло два наших борта, потому что регион этот очень большой. И нам его практически весь пришлось облетать. Даже купались в реке Конго — это самый север Анголы, на другом берегу — уже Заир.
Я исполнял свои прямые обязанности — как переводчик. Меня туда привлекли, потому что у меня был опыт такого рода работы: во-первых, в 1986-1988 гг. я уже служил в Анголе, потом я служил в Мозамбике, причём в Мозамбике я служил именно в вертолётном отряде в качестве старшего авиационного переводчика. Ещё перед Анголой я в 1995 году пробыл пять месяцев в Бангладеш, с мая по октябрь. Находился там по программе БМП-2, то есть — мы проводили обучение личного состава бангладешских Вооружённых Сил на эту машину, проводили испытания ходовые, стрельбовые, и на воде, то есть на плаву. Там я немного выучил бенгальский язык.
Когда вернулся из Бангладеш и пришёл в «десятку» — там был такой полковник Золин Владимир Григорьевич, очень хороший человек — так он на меня «набросился»: ну где же ты пропадал, что же ты так долго в Бангладеш задержался, я тут для тебя место держу! В Анголе, в вертолётном отряде! Так что вышло, как в сказке — собирайся, дурак, одевайся, дурак, поедешь, дурак, к царю (смеется).
Про этот вертолётный отряд я уже знал: в это время я преподавал в Военном Университете (бывший ВИИЯ) курс бортперевода — радиотелефонного обмена в авиации. За время моего преподавания этого курса я сделал семь полнокровных выпусков бортпереводчиков. И курсанты-переводчики, которых я готовил, многие из них, уже служили в этом вертолётном отряде, там летало две группы моих учеников. И вдруг оказалось, что я тоже там нужен.
Я поехал сначала не на должность переводчика, а на должность офицера по связи и взаимодействию (liaison officer). To есть, на основе владения иностранными языками решать все необходимые вопросы, связанные с работой, службой, жизнедеятельностью, проживанием наших вертолётчиков в Анголе. Кроме того, у меня было счастливое сочетание английского и португальского, ещё я по-испански тоже говорю, ещё несколько языков знаю.
Там в Луанде, непосредственно в штабе миссии ООН, был старший российской группы офицеров по связи и взаимодействию — Володя Тарасов, до этого он служил в Кампучии, сам выучил английский язык, хотя по профессии он АОшник — то есть инженер по авиационному оборудованию. Работать с ним было очень приятно, он был очень грамотный офицер, в частности по техническим вопросам, и очень хорошо говорил по-английски, так что практически все вопросы решались на раз.
А полковник Золин меня помнил ещё с Мозамбика — он туда меня отправлял в 1990 году. Потому и задержал это место специально для меня, прекрасно помня мой боевой опыт и знание португальского языка. Получилось, что я в конце ноября 1995 года прилетел из Бангладеш, пока со всем рассчитался, и в январе 1996 года уже полетел в Анголу. Вернулся через полгода.
По возвращении оттуда я ещё работал какое-то время на кафедре, продолжал преподавать бортперевод. Потом мне стали предлагать поехать в Югославию, в наш десантный батальон, который там стоял, тоже переводчиком. Я уже, в принципе, начал готовиться, потому что в Югославии я ещё не был, так почему бы не съездить? Но закончилось всё это весьма тривиально: меня опять вызвали в «десятку», и тот же полковник Золин мне сказал: какая Югославия, у тебя ведь португальский и английский, да ещё испанский! Давай в Анголу, на ту же самую должность, офицером по связи и взаимодействию, езжай туда и представляй нашу Родину!
Так я поехал в Анголу ещё раз. В январе 1997 мы выехали, и в январе 1998-го я вернулся. Ещё, так сказать, два срока (дважды по шесть месяцев, б месяцев — это был срок для воинского контингента).
♦ Каковы там были условия размещения, где жили, чем питались?
Естественно, в каждом округе всё было по-своему, в зависимости от ситуации. В каких-то округах люди жили на виллах. Например, в Уиже крайние полгода мы жили в хороших виллах: были виллы и для лётного состава, и для инженерного состава. Условия там были нормальные: кухня, достаточно удобные комнаты, местные приходили делать уборку. Питание мы организовывали сами. Закупали на рынке все необходимые продукты, картошку, мясо, прочее, что-то получали через ооновскую систему: там был ооновский магазин «РХ» (Пи Экс) — думаю, его знают все ооновцы. У некоторых из нас были ооновские карточки, у меня тоже была — на эти карточки можно было отоваривать продукты, «горюче-смазочные материалы», сигареты. Поваров у нас не было — готовили сами, причём именно то, что нам было нужно, чего хотелось поесть. Например, на обед варили суп — и в этот суп кидали всё, что только могли, варили в большом котле и только таким супом в обед прекрасно наедались.
Кроме того, с нами питались несколько человек, которые не принадлежали к нашему отряду, но вносили свои деньги — российские и украинские наблюдатели. Украинцы — это были те же наши бывшие советские офицеры, которые проживали в Украине. Ещё было несколько болгар, словаков, поляков, которые тоже вносили свои деньги и столовались у нас. Было дежурство по кухне. Пытались изобретать какие-то хорошие кушанья. По части того, чтобы приготовить чего-нибудь повкуснее, у нас отличался наш коллега-переводчик Паша Акимов. Хотя и Миша Маргелов от него, в общем-то, не отставал.
Ещё мы старались разнообразить наш быт всякими праздниками — днями рождения, ещё какими-нибудь датами и юбилеями. Наш старший — полковник Найденко — посмотрел по списку, у кого и когда дни рождения, отметил все в календаре. Если у кого день рождения попадал на будний день, то это переносилось на субботу. И почти каждую субботу у нас был какой-нибудь праздник! Было очень весело, приходили гости, ели, пили, пели песни. Песни мы очень любили петь.
В других округах — например, на юге, в Менонге, — там ооновский контингент жил в палатках. Правда, палатки были очень комфортабельные, с вентиляторами, в некоторых даже кондиционеры были. Ещё в каких-то округах люди жили в контейнерах ооновских. Когда я первый год служил непосредственно в Луанде, в качестве офицера по связи и взаимодействию, я жил как раз в таком двухкомнатном контейнере: сохранились фотографии этого контейнера. Контейнер — это как домик с плоской крышей, первая комната была как прихожая, там стоял диванчик или кресло, какой-то шкафчик, столик небольшой. Вторая комната — это была уже спальня. А напротив жилых контейнеров располагались контейнеры с умывальниками, туалетами, душевыми кабинами. Выходишь из своего контейнера — и идешь напротив, почистить зубы, ополоснуться. Такая была система.
Опять же — в Луанде располагалась центральная миссия, то есть, это был штаб миссии в Анголе, находился он на Вилле Эшпа — около получаса езды от самого города. Там же, рядом, была Вилла Мадиба, там люди жили в более усовершенствованных контейнерах. В самой Вилле Эшпа были ещё и дома, где проживало начальство миссии. И ещё там было несколько вилл, где жили сотрудники миссии, как военные, так и гражданские.
♦ С какими-нибудь бытовыми трудностями сталкивались вы?
ООН старалась обеспечивать всем необходимым. Хотя трудности всякие бывали, только где их нет? Например, в тех же округах всегда чего-то не хватало. Основные трудности были все же у наблюдателей — конечно, им старались выделять лучшие дома, однако случалось, что им приходилось жить без кондиционеров, только с вентиляторами, без телефона, связываться только по радиостанции или спутниковой связи Capsat.
В целом, нам жилось достаточно комфортно. Самым главным неудобством были болезни, причем болезни тяжёлые. Например, в свои предыдущие командировки, в Анголе, да и в Мозамбике тоже, я про гепатит особо и не слыхал — хотя бывала там и малярия, и амебная дизентерия, совершенно изматывающая болезнь. А в миссии ООН и малярия была во всех разновидностях — и мозговая, так называемая церебральная, и трёхдневная, и тропическая, и печёночная, чего только там не было! — и гепатит, причем до такой степени серьёзный, что нам делали прививки. И третий бич, в плане болезней — это были венерические заболевания, что объяснялось просто: в связи с тем, что в страну вошли войска ООН, все «красавицы» повылазили на свет Божий и кинулись зарабатывать деньги, скажем вежливо. Ооновская администрация и тут проявила сообразительность: когда прилетал новый контингент — шла ротация, то есть замена личного состава, — врач этого контингента обязательно шёл на медпункт и, кроме различных лекарств от всяческих болезней, получал, в зависимости от количества человек, от десяти до ста коробок с презервативами голубого цвета. Мы их так и называли — «голубые каски».