Он и Я (СИ) - Страница 9

— Да, в Европу. Куда именно, сообщу перед вылетом. Таир знает, что делать. Россию покинете по поддельным документам, как граждане Германии. И… В качестве супружеской пары, — говорит и сам морщится. — Так надежнее.

У меня же картинка никак не складывается. С опозданием отцовскую речь перевариваю.

— Супружеской пары? — повторяю машинально и только после этого осмысливаю.

Подо мной словно какой-то люк открывается. Со свистом в бездонную пропасть лечу.

— Простая формальность, — заверяет отец. — Считай это летними каникулами. Отдохнешь. Все устаканится. К сентябрю вернешься в Москву.

Собиралась сражаться за свободу, на деле не могу с шоком справиться. Определиться с собственными чувствами относительно составленного плана тоже не получается. Я просто сижу и молча смотрю на отца.

На Тарского почему-то теперь не решаюсь взглянуть.

Я не интересую его как женщина… Но он готов на мне жениться? Об этом они с отцом полдня договаривались? Долго уламывать пришлось? На что польстился? Не чувством долга ведь отец его придавил… Должно быть что-то еще… Что же? Что им нужно? Что за маскарад устроили? Я — ценная жемчужина, трофей или разменная монета?

— Ситуация крайне серьезная. Думаю, ты сама понимать должна, — так странно слышать подобное от отца. До этого он, напротив, уверял, что я слишком остро на все реагирую. — Сама видела, что творится. Карина…

Словно пружина, с места подскакиваю.

— Я поняла. Можно идти?

Мечтаю как можно скорее оказаться в одиночестве и попытаться осмыслить происходящее.

— Иди.

Прикрыв дверь, зачем-то задерживаюсь. Снова подслушиваю, хоть и знаю, что таким путем ничего хорошего для себя не открою.

— Я ведь не должен говорить, что этот брак — обычная фикция? Тронешь мою дочь…

— Об этом можете не волноваться. Не проблема.

— Значит, решили.

Почему я не пытаюсь в открытую противиться воле отца? Сама не понимаю. Наверное, после всех событий в шоке нахожусь. Не могу объяснить, что именно перебило мне хребет. Из комнаты практически не показываюсь. Завтракаю, обедаю и ужинаю в одиночестве. Родной дом все больше на тюрьму походит. В самом деле, тени своей бояться начинаю.

Тарский, как я догадываюсь по скупым полуматерным выжимкам бойцов, которых мне удается то тут, то там подслушать, перед отъездом не на шутку зверствует. Весь боевой состав физически и психологически муштрует.

Измаявшись от переживаний и смутных предположений относительно грядущих «каникул», выхожу из комнаты, чтобы отправиться в библиотеку за новой книгой. Иван, подскочив с кресла, услужливо за мной плетется.

Как-то я спросила Таира, почему он приставил ко мне именно этого парня? Знаю, что не самый опытный из всех людей отца.

Ответ поразил.

— Потому что он при необходимости тебя собой закроет.

— Умрет за меня? — расхохоталась я. — Мы же не в американских боевиках…

— Надо будет, умрет.

Из-за его холодного тона почувствовала себя пристыженным ребенком.

— А как ты понял, что сможет?

— Понял.

Весь диалог с Тарским. Ничего более, как ни старалась, расспросить не удалось.

Заслышав голоса, машинально пячусь обратно за угол. Ивана за собой тяну. Прижимая палец к губам, приказываю, чтобы молчал. Он моими выходками уже шлифованный, характером — чистый рафинад.

Изначально просто на вырвавшихся чертях забавляюсь. Потом и правда интересно становится, когда слышу, что разговор обо мне, родимой, ведется.

— Все из-за бесовки паскудной, — тихо басит один из идущих громил. Я его имени не помню, но по голосу признаю. — Волкодав, понятное дело, укрыть блатную кровиночку хочет, чтобы не порешили… — громко сплевывает. — Самого Таира с ней отсылает, хотя прекрасно срубает тему: никто его тут полновесно по всем фронтам не закроет.

— А Таир, сука, тоже… Отказ дать не дал, а сам теперь гоняет свирепого. Бесится втихую. Последнюю шкуру снимает. Будто кто из нас виноват.

Меня жаром окатывает. В голову так ударяет, боль физическую ощущаю. Но молчу, не выдавая своего присутствия, в надежде услышать что-то действительно весомое.

— Девка-то — самый сок. Я бы зашлямбил…

— Думаешь, Таир ее на х** посадить не хочет?

Оба мерзким хохотом заходятся.

— Может, и хочет… Кто ж его расколет? А скажи что в глаза, душник, к херам, разберет[5]…

Разговор стихает, когда они отходят слишком далеко. Я отряхиваюсь, словно это поможет избавиться от грязи, которую на меня только что вывалили, и, не оглядываясь на Ивана, шагаю в залитый светом коридор.

— Катя… Кать… — окликает Иван.

Когда бросаю в его сторону взгляд, краснеет как мальчишка.

— Не обращай внимания. Они так обо всех говорят. Если бы Таир услышал, что о тебе…

— Мне плевать! Правда, Иван, — улыбаюсь. — Пусть болтают.

Благо долго «держать фасон» нет надобности. В библиотеке прячусь между книжными рядами и, после шумного выдоха, выпускаю наружу истинные эмоции. Рыдать, безусловно, не собираюсь. Несколько упрямых слезинок раздраженно смахиваю пальцами. Сердито сжимаю зубы. Конечно, меня задевает то, что Тарского так коробит необходимость лететь со мной в Европу. Я-то… осознаю, что только из-за него и согласилась. С кем-нибудь другим не полетела бы. По крайней мере, сопротивлялась бы до последнего.

Ладно… Переживем.

В любом случае это не продлится долго. Какой-то месяц… Максимум полтора.

Пытаясь сосредоточиться на выборе книги, задумчиво веду пальцами по корешкам. Ничего не цепляет внимание с первого взгляда. У меня хорошая фотографическая память. Никому не рассказывала, но отбираю я книги для чтения по обложкам. Все, что собрано в нашей библиотеке, когда-то принадлежало маме. Я беру лишь те, которые видела у нее в спальне. Хочу сохранить связь, а книги — все, что от нее осталось в этом мире. Картины, которые она рисовала, в расчет не беру. Их в нашем доме не найдешь. Отец после похорон все раздал. Проще сказать, избавился от маминого ощутимого присутствия.

Вытягиваю из плотной батареи книг, как мне кажется, знакомый корешок из серии романтической фантастики. Сосредоточенно рассматриваю обложку, когда слышу характерный скрип двери. Неосознанно напрягаюсь, даже дыхание задерживаю. Пока не узнаю глубокий и красивый голос Тарского:

— Свободен.

Я ничем не провинилась. Беспокоиться нет причин. Но… Волнение, которое меня в эту секунду охватывает по неясным причинам, настолько сильное, что тело контролировать с трудом получается. Разбивает непреоборимой и выразительной дрожью.

Гулкий удар захлопываемой двери. Размеренные шаги. Тягучая тишина.

Безумно ускоряющееся сердцебиение. Зашкаливающий за верхние границы пульс.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Отрывистый вздох. Резкий разворот.

Встречаемся с Тарским взглядами. Книга вываливается из рук.

Впервые замечаю, насколько узко между стеллажами. Он надвигается, методично захватывая пространство. Замещает собой свет и преграждает выход.

Я в тупике. Смотрю в его глаза, отмечая попутно, как мало в них сейчас зелени. Темные. Энергетические котлованы.

— Вылет завтра вечером.

— Завтра? — голосом своим не владею. Вместо него с губ срываются низкий шелест и затрудненное надсадное дыхание. — А как же регистрация брака?

— На бумагах все есть.

Вот тебе и фантастическая романтика. Или романтическая фантастика… Дух захватывает!

— Раз так… — яростное негодование помогает задать нужный тон. — Давай сразу обсудим правила и расставим границы. Я хочу, что бы ты…