Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги - Страница 147

— Мне нравятся многие женщины.

Это было идиотское признание.

— Многих мужчин я не люблю. Вы первый с тех пор, как я…

Фраза осталась незаконченной. Я не торопил ее продолжать. Я не проронил ни слова.

Она разразилась слезами и повесила трубку.

Бесс была, вероятно, с отклонениями, сказал я себе, или начиталась сентиментальных романов, страдающая от одиночества и неврозов факультетской жены, или же это первые проявления прихода периода средних лет, как снег на четвертое июля. Мудрый человек, которого я знал в Чикаго, вразумил меня раз и навсегда: никогда не спи с кем-либо, у кого заботы больше, чем у тебя.

Но Бесс мне было трудно выбросить из головы. Когда я вывел машину со стоянки и направился на юг по магистрали в Сан-Диего, она будто сидела со мной, несмотря на то, что я направлялся для встречи с ее мужем.

В полдень я ожидал его у здания факультета искусств. В одну минуту первого он появился в коридоре.

— Я могу по вам ставить часы, профессор.

Он ухмыльнулся:

— Вы заставляете меня думать, что я робот. На самом деле я ненавижу жить по этому размеренному расписанию.

Он отпер дверь и распахнул ее:

— Входите.

— Как я понимаю, вы выяснили кое-что новое о Сервантесе.

Он не отвечал мне, пока мы не сели лицом к лицу за его столом.

— Да, действительно. После того как мы расстались вчера, я решил сразу же выбросить свое расписание. Я отменил свои послеобеденные занятия и отправился в Лос-Анджелес с той фотографией, которую вы мне дали. — Он похлопал себя по груди. — Его имя Педро Доминго. По крайней мере, он значился под таким именем в Латиноамериканском колледже. Профессор Бош думает, что это его настоящее имя.

— Я знаю, я разговаривал вчера с Бошем.

На лице Таппинджера проступило неудовольствие, будто я перепрыгнул через его голову.

— Аллан мне этого не сказал.

— Я позвонил ему, когда вы уже уехали. Он был занят, и я узнал от него очень мало. Он сказал, что Доминго был гражданином Панамы.

Таппинджер кивнул:

— Это одно из обстоятельств, что создало для него проблемы. Он перепрыгнул через борт корабля и здесь находится незаконно. Поэтому он изменил имя, когда пришел к нам сюда. Иммиграционные власти охотились за ним.

— Когда и где он перепрыгнул за борт?

— Это было где-то в 1956 году, как говорит Аллан, когда Педро было двадцать лет. Он, вероятно, думал, что это место для него будет счастливым. Как бы то ни было, практически он с корабля прямо вступил в классную комнату. Он посещал школу в Лонг-Биче в течение года, я не знаю, как он ухитрился, чтобы его приняли в колледж. А затем он перевелся в Государственный колледж Лос-Анджелеса.

Он находился там два года, и Аллан Бош познакомился с ним достаточно хорошо. Он поразил Аллана тем же самым, что и меня, — он был высокоинтеллигентным молодым человеком с проблемами.

— Какого рода проблемами?

— Социальными и культурными. Историческими проблемами. Аллан характеризует его как своего рода тропического Гамлета, пытающегося совместиться с современной реальностью. На деле эта характеристика может относиться к большинству центральных и южноамериканских культур. У Доминго были проблемы личные. Он тосковал по сверкающему городу.

Профессор Таппинджер был на грани начать лекцию.

Я спросил:

— По чему тосковал?

— Сверкающему городу. Это фраза, которую я использую для характеристики этого царства духа и интеллекта для концентрации великих умов прошлого и настоящего. — Он похлопал себя по виску, будто таким образом претендовал на принадлежность к этой группе. — Сюда входит все от Платоновских «Форм» и «Сивитас Дей» Августина до «Богоявлений» Джойса.

— Вы не могли бы немного помедленнее, профессор?

— Простите. — Он смутился, когда я прервал его. — Я заговорил на своем университетском жаргоне? На деле дилемма Педро может быть определена достаточно просто: он был бедным панамцем со всеми надеждами, разочарованиями и проблемами своей страны. Он вышел из трущоб Санта-Аны. Его мать была девушка «Голубой Луны» в кабаре города Панамы, и сам Педро, вероятно, незаконнорожденный. Но он обладал большим самолюбием и не хотел соглашаться со своими условиями жизни и оставаться в нищете.

Я понимаю, что он мог чувствовать. Я не был незаконнорожденным, по правде говоря, но я пробивал свою дорогу из чикагских трущоб и знаю, что такое ходить голодным в годы депрессии. Я никогда не окончил бы университет, если бы не поддержка из армии. Так что, вы можете заметить, я симпатизирую Педро Доминго. Надеюсь, они не будут с ним очень строги, когда поймают его.

— Они его не поймают.

Он обратил внимание на окончательность моих слов. Медленно его глаза встретились с моими. Это были впечатлительные, даже женственные глаза, которые когда-то были светлыми и чистыми, до того как постоянная напряженность замутила их белки.

— С ним что-нибудь случилось?

— Его застрелили вчера. Вы не читали газет? — Признаюсь, я очень редко заглядываю в них. Но это ужасная новость. — Он помолчал, его чувствительный рот исказился. — У вас есть какие-нибудь сведения, кто убил его?

— Главный подозреваемый — профессиональный игрок по имени Спилмен. Это тот человек на фотографии, которую я вам показывал.

Таппинджер достал ее из кармана и стал рассматривать.

— Он выглядит опасным.

— Доминго был так же опасен. Для Джинни большая удача, что она отделалась легким испугом и осталась живой.

— А с мисс Фэблон все в порядке?

— Насколько этого можно ожидать, после потери матери и мужа за одну неделю.

— Бедное дитя. Я хотел бы повидать ее и успокоить.

— Вы лучше свяжитесь с доктором Сильвестром. Он присматривает за ней. У меня назначена встреча сейчас с ним.

Я встал, чтобы уйти. Таппинджер обошел вокруг стола.

— Сожалею, но не могу пригласить вас сегодня на обед, — сказал он с виноватым видом. — У меня нет времени.

— У меня также. Передавайте привет вашей жене.

— Я уверен, она будет рада. Она ваша почитательница.

— Это потому, что она плохо меня знает.

Моя попытка перевести все в легкомысленный тон не удалась. Маленький человек смотрел на меня внимательными и настороженными глазами.

— Меня беспокоит Бесс. У нее такая мечтательная натура, так привержена боваризму. Я не думаю, что вы подходите для нее.

— Я так же думаю.

— Не обижайтесь, мистер Арчер, если я вам скажу, что вам не следует встречаться с ней снова.

— Я так и собирался поступить.

Таппинджер явно почувствовал облегчение.

По дороге в город я остановился у бензоколонки с наружным телефоном и позвонил Кристману в Вашингтон. Он был все еще на обеде. Оператор соединил меня с рестораном, где он обедал, и я услышал:

— Кристман слушает. Я пытался связаться с тобой, Лу. Тебя никогда не бывает на месте.

— Меня не было в городе несколько последних дней. У тебя есть что-нибудь еще по поводу нашего друга?

— Немного. Несколько месяцев назад он был вторым секретарем Панамского посольства. Он довольно молод для такой должности, но он, очевидно, весьма квалифицированный работник. У него есть поощрительная степень от Парижского университета. До того как они перевели его в Вашингтон, он занимал пост третьего секретаря посольства в Париже.

— Почему он оставил дипломатическую службу?

— Я не знаю. Человек, с которым я беседовал, сказал, что по личным мотивам. Но Доминго не запятнал себя ничем, могу это утверждать. Хотите, чтобы я еще покопал?

— В этом нет надобности, — сказал я. — Можете сказать всем тем, с кем беседовали, что Доминго был убит выстрелом в Бретвуде вчера.

— Убит?

— Да. Они, вероятно, захотят предпринять что-нибудь в отношении тела, когда позволит полиция. Капитан Перлберг занимается этим делом.

Я опоздал на несколько минут на встречу с доктором Сильвестром, но он и сам опоздал. Он прибыл в клинику в половине второго и провел меня в свой консультационный кабинет.