Омегаверс (СИ) - Страница 10
И его не наказали???
Нет. Порядки в Ла-Манше всегда были крайне жёсткими по отношению к омегам... особенно купленным. Дагу пошли навстречу, и Лексус был практически изолирован от общества. Вопреки ожиданиям Дага, выкидыша не случилось, но зато начал слабеть сам Лексус. Он и сам, по сути, был ещё ребёнком, а тут ещё и беременность... Он постоянно недополучал нужного питания, а попытки добыть что-то из холодильника в обход отца жестоко наказывались. Даже когда ему было совсем плохо, Даг не вызывал врача. Он насиловал сына даже на внушительном сроке и даже незадолго до самих родов, совершенно не сдерживаясь... Лексус понимал, насколько всё плохо, и, как мог, боролся за ребёнка. При том ужасе, в котором он был зачат, Лексус понимал, что малыш ни в чём не виноват. Сэмми отнимал у него всё, что мог, а Лексус рос и развивался... Думаю, что это противостояние тоже своего добавило в последствии. Роды тоже были очень тяжёлыми и долгими, а рожал Лексус один. Кое-как он справился сам, перерезал пуповину кухонным ножом, сам вытянул околоплодную оболочку, обмыл малыша... Бедный мой мальчик... Потом кое-как обтёрся, спеленал Сэмми, покормил его и уснул.
Даг вернулся с суточного дежурства и сразу учуял, что ребёнок всё же родился. Прибраться Лексус не успел - смертельно устал... Даг решил избавиться от малыша как можно быстрее, но тут проснулся Лексус. Он сумел как-то отбиться от отца, подхватил сына на руки и выбежал из дома. Он даже не чувствовал, что из него снова течёт кровь... Была поздняя осень, грязь, холодно, а Лексус был босой и в одной ночной рубашке... Он сумел выбраться из городка и добраться до грунтовки, где едва не попал под колёса грузовой фуры. Хорошо, что водитель успел притормозить! За рулём сидел альфа Тиль Штерн. Он был хорошим человеком... Когда он выбрался из машины, увидел Лексуса и понял, что "совёнок" мёртвый, то перепугался. Кое-как он убедил Лексуса сесть в машину и отвёз его в больницу. Его шокировало то, как Лексус по дороге разговаривал со своим мёртвым ребёнком. Он совершенно не видел, что уже поздно. Трясло Тиля и тогда, когда он мне про ту ночь рассказывал... помнил всё так, будто это было вчера. - Лицо Майкара перекосило. - Когда они приехали в областную больницу, то половина младшего персонала чуть в обморок не попадала. Лексуса с трудом убедили отдать ребёнка - сказали, что нужен медосмотр - а потом, когда он начал биться в истерике, один из медбратьев набрался смелости и сказал, что Сэмми уже мёртвый. Он умер вскоре после кормления.
Сэмми был... омегой...
Да, но даже он смог практически высушить Лексуса до костей. Мой омежка не сразу оправился после такого... После того, как его накачали успокоительным и провели полный осмотр, выяснилось, что после тяжёлых родов пошли осложнения. Лексус ещё во время родов потерял много крови, потом снова было кровотечение... Только родительский инстинкт и желание спасти сына вынуждали его держаться на ногах. После итоговой истерики Лексус просто замкнулся в себе.
Этого... нашли? - Дензел скрипнул зубами.
Нашли, конечно. Лексус тогда уже замолчал и допросить его так и не получилось. Даг сказал, что Лексуса изнасиловал неизвестный, а сам он, испугавшись скандала, решил замолчать этот факт. Якобы позор был неимоверный... Про побег Лексуса он сказал, что тот неизвестно отчего встал на дыбы, когда он просто хотел на ребёнка посмотреть... - Альфа презрительно фыркнул. - Лексус так и не сказал ни слова, и рассказ Стренжа приняли на веру. За недонесение в соцслужбу ему влепили выговор и штраф.
Повышение своё он получил?
Само собой. После чего просто спихнул сына на государство. Лексуса передали психиатрам, и он провёл в закрытой клинике почти полтора года.
Оми... - с тихой горечью выдохнул Дензел.
За эти полтора года у Лексуса не случилось ни одной течки, и врачи сделали вывод, что детей у него больше не будет. Проводить более детальный осмотр и выяснять причину они не стали. Угрозы здоровью нет, пациент помирать не собирается, а омег, способных рожать, вполне хватает - детдома и так забиты. В клинике Лексус немного успокоился, начал говорить и потихоньку учиться, но про то, что случилось на самом деле, молчал, как немой.
Через полтора года к нему приехал Тиль. Он так и не смог забыть о Лексусе. На обратном пути из рейса он заезжал в больницу, чтобы узнать, что было потом, и там ему рассказали. Тиль полтора года мучился, а потом, дождавшись отпуска, разыскал клинику, в которой находился Лексус, и пригласил погостить у его семьи. Потом он и его муж Один официально оформили опеку над Лексусом. Когда Лексус оформлял себе общегражданский паспорт, то сменил фамилию отца на фамилию опекунов. - Дензел слабо улыбнулся - этот шаг названного папы был более чем понятен. - Лексус очень полюбил Штернов и их сына Дэниэла. Он окончательно ожил, вернулся к нормальной жизни, но вся эта история так его перепахала, что он, доучившись год в школе, заявил, что не будет заканчивать общее среднее образование, а пойдёт учиться на медицинские курсы, чтобы потом работать санитаром в роддоме. Да, решение странное, и Тиль с Одином пытались его отговорить, но Лексус стоял на своём. Потеряв своего малыша и надежду когда-нибудь родить снова, он решил посвятить себя помощи новым детям - помогать им приходить в мир благополучно. Он до сих пор винит себя в смерти Сэмми - из-за своей тогдашней трусости и нерешительности. Если бы он мог забить тревогу раньше, сбежать, в конце концов... Лексус старательно учился, изучал все возможные способы родовспоможения, а когда пришёл на работу в столичный роддом номер три, то работал, как проклятый. То, что у него нет течек, позволяло ему выходить на работу не только в свои смены, но и часто подменять других. Во время выписки он тайно провожал своих подопечных, чтобы убедиться, что они пришли в хорошую семью, заботился об "отказничках" до самой передачи в Дом Малютки... Тратил на них всю свою любовь и заботу.
Ему было уже восемнадцать, и он проработал в роддоме почти год, когда мы встретились. - Майкар снова попытался набить трубку, но руки у беты тряслись так, что с задачей он не справился. Тогда журналист встал из-за стола, достал из шкафчика пачку сигарет и закурил. - Я тогда приехал вместе с Лореном - забирать его мужа Макса и сына Ейкера... Славный бета. Он и сейчас с отцом в редакции работает. Смышлёный малый, заботливый муж и отец...
Его оми принимал?
Да. Тогда-то я его и заметил. Там рядом с основным зданием деревья растут, и Лексус спрятался за одним. Он очень внимательно наблюдал за нами, и меня поразило то, как он на нас смотрит - настороженно и с какой-то отчаянной надеждой. Я потом несколько дней не мог забыть его глаза - столько боли и горечи в них было. Потом я не выдержал и поехал к роддому снова. Там опять кого-то выписывали, и Лексус провожал малыша - на этот раз это был омежка. Я набрался смелости и подошёл к нему... - Майкар глубоко затянулся и сбил пепел. - Клянусь тебе, сынок, когда я учуял его запах, то мне показалось, что более красивого омеги я прежде не встречал. И это при том, что Лексус был болезненно худым и бледным не только из-за напряжённой работы почти без выходных, но и из-за последствий тяжёлой беременности. Но это я разглядел уже позже, а тогда смотрел на него как на какое-то чудо. Я заговорил с ним... - Майкар улыбнулся, и в его глазах заблестела влага. - и он мне ответил. Мне пора было возвращаться на работу, а я всё не мог заставить себя уйти. Тут Лексуса позвали, и он ушёл.
Я так и продолжал приходить к нему, а потом уговорил на свидание. Лексус от меня не шарахался, хоть я и видел на его лице недоумение. Я отвёл его в кафе-мороженое, пытался развлечь как-то, чтобы он улыбнулся... Лексус не улыбался, а я так хотел увидеть его улыбку! Тогда-то я и узнал о приговоре врачей. И мне показалось странным, что при таком раскладе от Лексуса всё ещё отчётливо пахнет моим любимым сортом мороженого - ванильного с апельсиновым джемом. И я предложил найти хорошего врача. Ведь медицина сейчас ищет способы лечения омежьего бесплодия... Я пообещал Лексусу, что найду самого лучшего, во что бы то ни стало достану денег... И он улыбнулся. И в этот миг я понял, что этот омега должен стать моим. Окончательно и бесповоротно. Отпустить его я уже просто не мог.