Омегаверс Пусть в унисон звучат сердца (СИ) - Страница 16
В школу Гиллиан вернулся с траурной повязкой на голове, которую сшил из чёрного атласа Силас, тоже искренне оплакивавший Сириуса, как и другие омеги из числа прислуги. Сидя на занятиях, юный альфа чувствовал себя сильно повзрослевшим. Ему было совершенно безразлично, о чём шепчутся за его спиной. Он просто вернулся к учёбе.
Его траур завершился в годовщину смерти Сириуса.
РИАН
- ЗАТКНИСЬ!!! - проорал охранник, вцепившись в решётку окошка. - ИНАЧЕ Я ТЕБЯ ПРИДУШУ!!!
- Да ты что! - возмутился Риан, которого злость альфы даже пригнуться не заставила. - Сейчас будет самое интересное!
Болвана не видать давно,
Второй умчался в даль.
Вздохнули с облегченьем все -
Обоих им не жаль.
Вот только первый неспроста
От всех укрылся глаз -
Уже не спрятать живота,
Что подарил экстаз...
- АЛЬФЫ НЕ РОЖАЮТ!!!
Риан невозмутимо отодвинулся, чтобы брызги слюны до него не долетели.
- Ты же не дослушал. Слушай дальше.
И вот пришла пора рожать.
Все двери на замок!
И альфа, чтобы не кричать,
В зубах зажал клубок.
Зад в клочья, кровь и жгучий стыд,
А рядом никого.
Ребёнок плачет и кричит
И просит своего...
Охранник несколько раз долбанул в дверь здоровенным кулаком, оставив вмятины. Он был весь красный от злости, пыхтел и задыхался, глаза налились кровью. Риан, краем глаза наблюдая за ним, понял, что альфа, если бы у него был ключ от камеры, уже бы ворвался сюда и попытался его убить. Только и остаётся, что молотить по прочной стальной двери, рассчитанной даже на бешеных альф. Хорошо всё-таки, когда есть прочная дверь и конкретный приказ!
Взглянув на сына, альфа тот
В один момент прозрел,
Свою кровиночку берёт...
Риан выдержал достаточно длинную паузу, чуя, как запах охранника всё больше густеет и тяжелеет, пропитываясь гарью и чем-то ещё удушающим. Вот-вот он дойдёт до точки.
Омежка! Заревел
Болван, поняв, что натворил
И вскорости издох.
А поутру его нашли,
Взломав-таки замок...
- Альфы не трахаются с другими альфами! - хрипел охранник. - И с бетами не трахаются! И они не рожают детей! Тем более грязных мокряков!
- Откуда ты знаешь? - невинным тоном поинтересовался Риан. - Из собственного богатого опыта?
Дверь снова сотряс мощный удар.
- Я тебя убью, дрянь! Как только подвернётся случай - сверну башку!
- Ладно-ладно, согласен, только допеть дай. Там немножко осталось. Разве тебе неинтересно, что потом было с ребёнком? Нашим было интересно...
- ЗАМОЛЧИ!!!
Риан усмехнулся и запел снова:
Омежку вырастил сосед -
Малыш был очень мил,
Здоровьем крепок и силён.
И город порешил
Забыть про случай. Даже дом,
Где альфа наш рожал,
Снесли тишком. Ну а потом
Никто не вспоминал.
С тех пор прошло немало лет,
Но помнят сквозь года,
Как альфа смог родить дитя
И помер от стыда.
Запомни, друг! Коль хочешь жить -
Не будь ни тем ни тем.
Будь человеком, не свиньёй,
Дай жить спокойно всем.
Новый удар сотряс дверь. Риан замолчал, прислушиваясь к шуму в коридоре. Одиночная камера следственного изолятора, куда его заперли, соотнеся с ориентировкой из внутренней разведки, была оборудована на совесть - так просто не пробьёшься. Попался, конечно, глупо... Отец потом весь мозг вынесет нравоучениями и угрозами запретить вообще покидать убежище... Римус снова плакать будет, а Конрад - ругать и крыть, на чём свет стоит... Но чем не повод оторваться по полной программе и показать силу подполья? Когда его отправят во внутреннюю тюрьму контрразведки, можно попытаться сбежать по дороге - ещё на первом допросе удалось стащить пару скрепок попрочнее. Скорпиус обучил его всем известным способам вскрывать замки не только на дверях, но и в наручниках. Скрепки надёжно спрятаны под подкладкой ботинок и уже ждут своего часа. Повезут в бронированном фургоне. Если повезёт, то получится использовать и тех, кого подсадят для запугивания и просто подбросить по дороге. А уж дальше - дело техники: вскрыть замок на двери, пробраться в кабину, стащить пистолет и пристрелить сопровождающих ко всем псам. Семьи, если таковые у них есть, жалко, конечно, но потом можно будет узнать подробнее и помочь, чем только можно. Пожалуй, убивать всех и не придётся, если среди сопровождающих попадётся хоть один более-менее нормальный.
Приставленный следить за его камерой охранник буквально напрашивался на то, чтобы подразнить его как следует. Во-первых, он, впуская Риана внутрь, смачно, почти до синяка, шлёпнул его по заднице. Во-вторых, от него отвратительно пахло, и смотрел он на омегу как на вошь, а такие альфы всегда вызывали сильное желание поставить их на место. Начал Риан с самого безобидного - со свежих анекдотов, которые были большие мастера сочинять их беты. Тот же Скорпиус сочинял такие байки, что даже их альфы покатывались со смеху, когда бывший и действующий уголовник продёргивал их сородичей как следует. С отменной пошлостью и откровенностью. Потом перешёл на куплеты и частушки, запрещённые к печати и показу на телевидении. Альфа начал рычать уже на первой стадии. А уж когда Риан запел достаточно пошлую песенку про гнев богов и двух альф, буквально терроризировавших небольшой городок своей сексуальной озабоченностью, охранник вскипел, как чайник на плите. Спасла Риана только прочная дверь, ключей от которой у альфы не было.
Риан перебрался на свою койку и растянулся на ней, мурлыча под нос уже другую песню. Это была старая песня о любви, которая ему очень нравилась. Не так давно омега снова увидел Аарона, Мака и их мальчишек, которых было уже двое. Оба альфы и пахли так, как и полагалось детям импринтинга - замечательно. Старший, Льюис, уродился в папу - светлокожий, светловолосый - а второй был больше похож на отца - с тёмными волосами и сравнительно крупным носом. Как же Риан хотел встретить такого же альфу, завидовал Маку, но по-белому - отважный омега заслуживал простого счастья. Риан до сих пор помнил, с какой яростью рядовой Фрост готов был сражаться за своего альфу, а потом ухаживал за ним, осторожно обрабатывая рану на голове... Такая преданность и самоотверженность заслуживали награды. Риан верил, что обязательно разыщет своего Истинного, и берёг себя для него со всей старательностью, на которую был способен. Он часто разглядывал книгу с изображениями древних фресок, снова и снова изучая облик того самого победителя с алой лентой. Избранник представлялся ему именно таким - красивым, сильным... Омежке было уже шестнадцать лет, на него поглядывали с интересом, пытались ухаживать, но Риан отказывал всем подряд. Даже в ответ на предложение простой случки и обещание сделать всё как можно безболезнее хватался за свои пистолеты или просто бил. Он не хотел отдаваться без любви. Уж лучше так и остаться махровым девственником и бездетным, решил он, чем просто прыгать из койки в койку, как проститутка, для быстрого мимолётного удовольствия. Рейган его не осуждал, но всегда отчитывал, говоря, что необязательно так бурно реагировать.
С отцом Риан ругался уже не так, как раньше, предпочитая отмалчиваться и просто пропускать мольбы и нотации мимо ушей. Он прекрасно понимал своего родителя, как и то, что пытаться ему что-то объяснять бессмысленно. Да, отец его отпускает даже на самые опасные задания, но до самого его возвращения трясётся от страха за сына, плохо, а то и вовсе не спит... Само собой, что потом они мирились, Риан обещал без нужды не рисковать, но потом всё повторялось. Омеги, остающиеся на хозяйстве, и особенно Римус, не раз просили Риана не изводить отца, но сбавлять обороты тот не собирался. Их борьба уже начала приносить первые плоды - массовые митинги выводили людей на улицы всё чаще, статистика арестов по обвинению в неблагонадёжности сообщала об особой активности властей в этом направлении. Пересыльные тюрьмы были забиты, а документы с пометкой политических статей грозили загромоздить архивы, не оставив места самим архивистам. Это говорило о многом. Останавливаться было просто нельзя. Эх, если бы только Гейл не ударился в самодеятельность и не ушёл, уведя с собой самых непримиримых! Риан понимал друга и сочувствовал его нетерпеливости, но и отец был прав - попытки ускориться приведут к тяжёлым последствиям. Если Гейл и его люди попадутся, то поимка остальных будет всего лишь вопросом времени - в контрразведке умеют развязывать языки даже самым упёртым. До смерти замучают, но вырвут крохи, от которых протянется нужная ниточка. Оставалось только молиться, чтобы это случилось как можно позднее.