Ольга Чехова. Тайная роль кинозвезды Гитлера - Страница 6
Но до этого произошло еще множество самых разных событий. Ведь не только Гитлер стал рейхсканцлером, но и доктор Йозеф Геббельс – рейхсминистром народного просвещения и пропаганды. «Изменившиеся нравы этого Третьего рейха дают о себе знать необычным приглашением: в один прекрасный день мама сообщает мне на студию по телефону, что меня ждут во второй половине дня на приеме у господина министра пропаганды. Будет фюрер, он же рейхсканцлер. Мама, дама старинного воспитания до мозга костей, крайне возмущена: что за манера с утра по телефону приказывать даме прибыть по приглашению во второй половине дня?..»
Сама же Ольга, у которой приоритеты были выстроены уже чуть иначе, озадачилась не нарушением традиционного этикета, а проблемой, как совместить это повелительное приглашение, в котором явно было заметно пренебрежение к «установленному и дорогостоящему съемочному времени», с жестким графиком съемок и условиями контракта. «Обычно съемки идут с семи утра до семи вечера. У кого одновременно и спектакли в театре, должны прямо из павильона ехать в свою гримерную и освобождаются не раньше 23 часов».
Конечно, первой мыслью было – как уклониться от навязанного светско-официального мероприятия. Ольга рассказала о ситуации режиссеру, очень надеясь, что тот воскликнет что-то вроде: «Фрау Чехова, нам дорога каждая минута на площадке! Вы никуда не можете сегодня отлучиться!» Однако все оказалось совсем не так: «Продюсер, несомненно, предчувствует развитие событий гораздо лучше, нежели я… режиссер и руководство разрешают, распорядившись отснять меня раньше». Чутье не подвело продюсера – пройдут считаные месяцы, и всякое пожелание ведомства, возглавляемого Геббельсом, будет восприниматься творческими деятелями как приказ, обязательный к немедленному исполнению.
А пока, вспоминала Чехова, «доктора Геббельса мне описывают как человека, который “завоевал” Берлин для национал-социалистов, человека, без сомнения, с острым умом и способного пропагандиста, блестящего оратора. Итак, теперь он рейхсминистр народного просвещения и пропаганды, а его “вождь” Адольф Гитлер сделался рейхсканцлером – ненадолго, как уверяют. В этой раздробленной республике без республиканцев национально-консервативным кругам Гитлер нужен как “барабанщик”, щит от возрастающей коммунистической угрозы. После того как он “отбарабанит” необходимое время, его снова уберут, так это представляет себе кое-кто…».
Съемки в тот знаменательный день завершились только к пяти часам пополудни. А вечером Ольге предстояло играть в театре, так что она неторопливо вышла со съемочной площадки, будучи уверена, что все же сумеет проигнорировать правительственный прием – поскольку теперь нужно хотя бы немного отдохнуть, разгримироваться, переодеться… «Дальше зайти в своих размышлениях я не успеваю: как только собираюсь покинуть студию, навстречу спешит надутый чиновник министерства пропаганды и везет меня как есть – непереодетой, в полуспортивном костюме – на Вильгельмштрассе». Видимо, тогда пресловутый полуспортивный костюм все же еще не был идентичен современному варианту «штаны + свитшот», хотя бы жакет имелся – раз актриса, чтобы «предстать на правительственном чаепитии не совсем уж “голой”», попросила остановить машину и купила розу в петлицу.
В здании министерства актрису встречает фрау Геббельс.
– Так поздно, фрау Чехова? – с упреком произносит она.
– Я приехала прямо с работы, фрау Геббельс, кроме того, меня известили по телефону только сегодня утром…
Магда Геббельс делает вид, что не расслышала.
И вот наконец происходит знаменательная встреча. «Перед помещением, в котором сервирован чай, стоит Гитлер в цивильном. Он тотчас же заговаривает о моем фильме “Пылающая граница”, премьера которого состоялась только что. Я играю польскую революционерку. Гитлер осыпает меня комплиментами. Мое первое впечатление о нем: робкий, неловкий, хотя держит себя с дамами с австрийской любезностью; ничего “демонического”, завораживающего или динамичного. Это впечатление разделяют многие, кто сталкивался с Гитлером в узком кругу. Поразительно, почти непостижимо его превращение из разглагольствующего зануды в фанатичного подстрекателя, когда он оказывается перед массами. Тут он воспламеняет тысячи, а позднее и миллионы».
За чайным столом Ольга видит именитых знакомых из мира искусства – Вернера Краусса, Ойгена Клёпфера, Генриха Георге, Кэте Дорш, Георга Александера, Вилли Фрича. Гитлер, по ее наблюдениям, «тщетно старается быть обаятельным» – он многословно рассказывает о своих былых художественных амбициях, показывает акварельные рисунки и графические наброски. Чехова потом признавалась, что ни одна работа фюрера-художника ей не запомнилась совершенно.
А вот Геббельс, при всей своей невзрачной внешности, показался ей и впрямь весьма обаятельным, причем без напряжения: «…покрытый ровным кварцевым загаром, он рассыпает шутки направо и налево, непринужденно острит… явно наслаждается министерским постом и возможностью собрать вокруг себя деятелей культуры».
Ничего удивительного – ведь сам Геббельс имел гуманитарное образование и действительно защитил диссертацию по теме «Вильгельм фон Шютц как драматург. К вопросу об истории драмы романтической школы». Однако признания в качестве драматурга, писателя или хотя бы критика он так и не смог добиться, хотя очень старался. И надо думать, ему доставляло немалое удовольствие демонстрировать свои властные полномочия тем, в чей круг он так и не сумел войти на равных.
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер показался Чеховой похожим «на землемера на пенсии, со своим круглым мещанским личиком, он в основном молча топчется и явно чувствует себя не в своей тарелке. На одном из более поздних приемов мне удается шокировать его: я являюсь в глубоком декольте. Он каменеет от изумления. “Когда женщина сильно обнажается, это приводит его в исступление”, – рассказывают мне те, кто его близко знает». Так что кого-кого, а Гиммлера ничуть не озадачил «полуспортивный» с розой в петлице костюм Ольги на том министерском приеме.
Вскоре она покинула министерство, сославшись на необходимость скоро выходить на сцену в театре. «Следующее приглашение не только необычно, оно трагикомично и имеет какой-то призрачный оттенок. Мы – видные коллеги-актеры и я в том числе – после спектакля сидим за длинным столом в задней комнате партийного ресторанчика. Ничтожества, вознесенные партией в кресла функционеров, председательствуют в униформе СА и СС. Они устроились вольготно. Перед ними лежат снятые портупеи и кобуры с пистолетами. Битый час функционеры разглагольствуют о наших “обязанностях художников” в Третьем рейхе и разражаются непотребными нападками на иностранных и еврейских коллег».
Кончилось дело скандалом – знаменитый Фриц Одемар потребовал, чтобы партайгеноссен прекратили говорить гадости о прославленных звездах, независимо от их национальности, и предложил соратникам по искусству покинуть заведение. Все так и поступили, как выяснилось, – себе на горе. «Месть этих маленьких шавок от искусства я ощущаю на себе очень скоро; как выясняется, власть их простирается далеко: на роли, которые предназначались мне, берут других актрис – разумеется, всегда с “глубоким сожалением”, с беспомощным пожиманием плеч».
Впрочем, от Геббельса и его ближайших помощников тогда пострадала не только Ольга Чехова. Лени Рифеншталь вспоминала: «Со стороны Геббельса последовали и другие каверзы… Геббельс передал мне через своего секретаря Ханке требование: фильм об Олимпиаде должен состоять только из одной серии, и чернокожих спортсменов не следует показывать слишком часто. И вновь я не обратила внимания на это распоряжение. Всего несколько дней спустя Минпроп сообщил мне, что по указанию министра я должна немедленно уволить пресс-секретаря Эрнста Егера – в связи с его браком с “женщиной-неарийкой”. Я в очередной раз отважилась проигнорировать указание. Мне было ясно, что долго с моим сопротивлением мириться не будут. Так оно и случилось. Геббельс решил окончательно добить меня и забрать мой фильм об Олимпиаде под опеку своего министерства… Для спасения картины мне виделся лишь один шанс – разговор с Гитлером».