Олешек - Страница 4
— Колодец-то у вас — прямо зенитка. Гляди, как нос в небо задрал, — сказал он.
Олешку понравилось, что простой колодезный журавель, оказывается, похож на зенитную пушку, и он скомандовал:
— Стреляй огнём по фашистскому самолёту, трах-тах-тах!
— Команду подаёшь не по уставу, командир! — Человек усмехнулся, и Олешек увидал, что он вовсе не старый, а просто седой. И глаза у него молодые, и брови у него золотистые, как ржаные колоски.
Тут ветер легонько тронул верхушки берёз, и в снег беззвучно опустилось множество крохотных двукрылых семян.
— Да ты своей зениткой целую вражескую эскадрилью сбил! — Седой человек откинул полу куртки — на груди его ярко заалели полоски орденов, — достал папиросу и прикурил от блестящей зажигалки. Потом он осторожно вытянул ногу в снег, и Олешек увидел, что нога не сгибается.
— Вы на войне раненый? — спросил Олешек.
— На войне, — кивнул человек.
— А мой папа тоже на войне был раненый, когда я ещё не родился. Только у него нога совсем зажила. А у вас не совсем?
— Не совсем.
— А вы кто, танкист были?
— Лётчик я. Был и есть. Всю войну летал. И после войны летал. — Он сильно втянул дым из папиросы. — Что на ногу смотришь? Нога, паренёк, ерунда. Ерунда! — повторил он громко, будто спорил с кем-то. — Человек может летать и без ноги, если крепко захочет. А вот когда сдал мотор — крышка!
Он наклонился и большой ладонью погладил ствол дерева.
— Экую силищу сломило. Что, старик, отслужился?
Олешку стало жаль старика тополя.
— Ничего не отслужился! — сказал он так звонко и сердито, что ворона на берёзе каркнула и боком запрыгала на ветке. — У него корни знаете какие? Во! Из них во сколько новых топольков поднялось! Наверное, сто! Они все тут под снегом сидят. Весной сами увидите.
— Весной? — задумчиво проговорил лётчик. Он отбросил папиросу, искры далеко разлетелись по снегу. — Ладно, давай-ка помолчим вместе и послушаем лес.
— А зачем его слушать? — удивился Олешек, но человек не ответил: он уже слушал лес. И Олешек тоже — задрал кверху уши на шапке и стал слушать.
Над обрывом ровно шумели сосны. Скреблись друг о друга ветками голые тополя. Ветер шёл верхом, сюда в овраг почти не долетал, и неподвижно стояли здесь, внизу, хмурые ели, чуть поводя заснеженными лапами. Едва слышно всё звучало вокруг. Это шелестела нежная, прозрачная кожица берёз — ветер потихоньку шелушил её с белых стволов, да шуршали старые хвойные иглы, падая в снег.
Вдруг наверху, над обрывом, ветер зашумел сильнее, тополя замахали грачиными гнёздами, заметались сосны, сбрасывая снег с высоких веток, и пошла там весёлая снежная заваруха. А ветер как взялся расталкивать тучи под бока — тучи посторонились и вылезло солнце. И в ясных его лучах снежная пыль, медленно оседая, ослепительно вспыхнула меж стволов.
— Взрыв света! — сам себе сказал лётчик.
— Бух-трах-та-ра-рах! — крикнул изо всех сил Олешек.
— Ты чего шумишь? — повернулся к нему лётчик.
— Потому что взрыв!
— С тобой не помолчишь, — засмеялся лётчик.
Тут неподалёку, в лесной чаще, раздался резкий дробный стук.
— А это что у вас тут за автоматчик очереди даёт, лес простреливает? — спросил лётчик.
— Он не автоматчик, а дятел, — ответил Олешек. — Я его сколько раз видал, у него пузо красное. Он на дереве сидит и головой стучит, как молотком. Быстро-быстро. Постучит и оглянется, не подкрался ли кто. Только он не просто так стучит, он личинки в коре ищет, птенцов кормить.
— Ты, брат, что-то путаешь, — сказал лётчик. — Какие сейчас птенцы, когда зима?
Но Олешка не так-то легко было переспорить.
— А после зимы всегда бывает весна! И даже лето! — громко сказал он.
— Да неужели? — Лётчик живо притянул к себе Олешка за плечи. Повеселевшими глазами он с интересом разглядывал розовую от мороза, круглую Олешкину физиономию.
— Да! — ещё громче сказал Олешек. — И тогда вылупливаются птенцы. А в Вертушинке из головастиков делаются лягушки. А из всех семечек проклюнутся ростки, зелёные!
— Ты, может, думаешь, что я глухой? — спросил лётчик.
— Нет, я не думаю, — ответил Олешек тихо. Ему стало неудобно, что он так громко кричит: вот даже ворона, каркнув, перелетела на далёкую ёлку.
Но тут Олешек вспомнил что-то важное и озабоченно посмотрел на берёзу.
— Знаете, сказал он, — не надо, чтоб берёзовые семечки были фашистскими самолётами. Пускай они лучше будут нашими семечками. Тогда из них берёзовая роща вырастет.
— Идёт, — согласился лётчик. — Пусть вырастет роща!
— И ещё, знаете, колодцу тоже нельзя всегда быть зениткой. Из него летом воду берут для телят. Им из Вертушинки не позволяют пить, они ещё маленькие.
— Согласен! Договорились! — Лётчик весело, как мальчишка, тряхнул своими серебряными волосами. — Пусть малые телята воду пьют! Да ты, я вижу, тут самый главный хозяин!
Он взял в ладони холодные, покрасневшие Олешкины пальцы, потёр их крепко и, наклонившись, подышал на них.
— Где же твои рукавицы? Дома забыл? Эх ты, хозяин! — И он натянул на маленькие Олешкины руки свои кожаные перчатки.
— Не надо, не надо! — замотал головой Олешек, но пальцам внутри понравилось, и Олешку тоже понравилось: в кожаных перчатках он был похож на настоящего лётчика.
— А меня на лётчика примут учиться? — Олешек растопырил блестящие кожаные пальцы.
— Примут, если не трус.
— А я не трус, — сказал Олешек и уже собрался рассказать про бычка и майского жука.
Но тут лётчик прибавил:
— И если глаз у тебя точный. — Он взял ледышку, прищурился и запустил ею в макушку длинной ёлки.
А на этой макушке сидел маленький снежный комок. Олешек и глазом моргнуть не успел, как комок уже разлетелся белой пылью.
— Ух ты! — только и смог вымолвить Олешек. — Я теперь тоже тренироваться буду.
— Правильно, — поддержал лётчик и, опять откинув полу куртки, потянулся за папиросой, и перед Олешком снова сверкнули яркие орденские полоски.
— А вам за что Красную Звезду дали? — спросил Олешек.
— Вот эту? На фронте получил. Фашистскому самолёту на лету хвост срезал. Из бортового пулемёта. Он и сбросил свои бомбы прямо в море.
— А сам он чего? — спросил Олешек.
— И сам туда же нырнул.
— Ух ты, здо́рово! — сказал Олешек. — А вот эту Красную Звезду вам за что дали?
— Эту уж после войны. На Северном море. Льдину от берега оторвало и унесло. А на ней восемнадцать рыбаков. Я их разыскал в открытом море. Шесть раз сажал самолёт на льдину, пока всех не перевез на Большую землю к их ребятишкам.
— А третью Звезду? — поскорей спросил Олешек.
— Ну, брат, — засмеялся лётчик, — если про всё рассказывать, получится слишком длинно. Пойдём-ка лучше меня провожать, а то в доме отдыха порядок строгий, ещё к обеду опоздаю.
И они пошли вместе к дому отдыха. Олешек шёл первым, нёс на плече лыжи. Он держал пальцы растопыренными, чтобы каждый встречный увидал, какие на нём кожаные перчатки. И вдвоём пели песни. Сперва по Олешкиному выбору:
А потом по выбору лётчика: